Аптекарь жестом велел Эстелле придвинуться ближе.

— Тут слухи ходят, что алькальд под видом спасения города делает всё наоборот. Он запретил к продаже средства, из которых якобы можно изготовить лекарство от чумы.

— Что за бред? — не поверила Эстелла. — Лекарства от чумы нет!

— А я ничего и не утверждаю, — набычился аптекарь. — Но говорят, у алькальда есть рецепт сыворотки, которая могла бы спасти всех. Но он по каким-то причинам желает, чтобы город вымер, поэтому запретил торговать ингредиентами и продуктами, которые входят в состав этой сыворотки.

— Чушь! — отмахнулась Эстелла. — Я слышала, новый алькальд хороший и он наводит порядок в городе, вот его и пытаются очернить. Наверное, он кому-то встал поперёк горла. Но вы, сеньор Сантос, лучше скажите, что нам с сестрой делать? Неужели нет способа достать то, что нам нужно?

— Я сказал, что не смешиваю снадобья сам, — аптекарь ещё понизил голос. — Теперь я продаю ингредиенты в бордель «Фламинго». Донье Нэле, хозяйке этого заведения, я предоставил и все рецепты, и она сама теперь всё смешивает. Она раньше работала санитаркой и разбирается что к чему. Только тсс... Если срочно надо, идите туда, скажите, что от меня. Она поможет.

— Спасибо, сеньор Сантос!

Тут аптекарь отпрянул от окошка — на углу улицы появились жандармы.

— Значит, вам нужно средство от кашля, сеньора? — спросил он нарочно громко. — К сожалению, оно закончилось. Приходите завтра.

— Какая жалость! — наигранно вздохнула Эстелла и, схватив Мисолину за руку, увела её подальше от аптеки.

— О чём вы так долго шушукались? — поинтересовалась Мисолина, когда они миновали два квартала.

— Он сказал, где нам достать нужные снадобья. Мы туда сейчас и идём.

— Куда?

— В бордель «Фламинго», — ответила Эстелла будничным тоном.

— Что-о-о? И ты так спокойно об этом говоришь, будто идёшь в кофейню? — возмутилась Мисолина. — Ты что рехнулась? Нам, благородным дамам, идти в бордель. Да я туда ни ногой! Это неприличное место!

Эстелла прыснула со смеху. Ну и лицемерка эта Мисолина! Она неисправима.

— Тебе ли говорить о приличиях? Разве не ты мечтаешь об участи содержанки? Разве не тебя вытащили из того самого борделя? Да тебя там все наверняка знают! — Эстеллу забавляла реакция Мисолины — сестрица аж красно-сине-зелёными пятнами пошла.

— Никто меня знает. Я приличная дама, а не какая-нибудь там. Я не виновата, что этот старый козёл меня туда поволок. Никто не видел моего лица, я была в маске, — сжимая губы в ниточку, бурчала Мисолина. — Так что я не могу ходить в такие места в открытую. Если тебе всё равно, что о нас подумают, то мне нет.

Эстелла насмешливо фыркнула.

— Не бойся, дорогая сестрёнка, — сказала она саркастически. — Я не скомпрометирую такую непорочную деву, как ты. Я скажу, что мы пришли навестить Лус. Правда, где она сейчас, я не знаю. Пару лет назад была в «Лас Бестиас», хотя на её месте я бы давно оттуда дёрнула.

Примерно через час Мисолина и Эстелла добрались до Баррьо де Грана. Эстелла хотела поймать экипаж (тогда бы они доехали минут за двадцать), но Мисолина была против: а что если кучер у них спросит, зачем они едут в такой район?

— Да кучеру без разницы куда ты едешь, — уверила её Эстелла.

— Не скажи. До такой, как я, и бродягам дело есть, ведь меня нельзя не заметить. Я сияю как луна! — чванливо заявила Мисолина.

— Скорее как начищенный поднос. От счастья, что его почистили, — съехидничала Эстелла.

Мисолина вздёрнула нос.

— Я даже не сомневаюсь, что грязный кучер растрезвонит всем, что вдовствующая графиня де Пас Ардани ездила в Баррьо де Грана, — заключила она.

— Ты ведёшь себя так, будто ты королева и тебя каждая собака знает в лицо. Но на тебе свет клином явно не сошёлся. У людей, если ты не в курсе, сестрёнка, есть дела и поважнее.

— Важнее меня нет ничего! — выдала Мисолина. — Может, я сейчас и не королева, но чуть ли не королева. Такая перспектива не за горами, поэтому моя репутация должна быть безупречной.

Эстелла так и не могла понять: Мисолина всерьёз это говорит или шутит. Как, ну как она собирается стать благочестивой «чуть ли не королевой» и содержанкой одновременно? Вот дура!

Время было одиннадцать утра. Солнце пока не жарило, а лишь согревало землю, скользя лучиками по кронам деревьев и крышам домиков. В этот час Баррьо де Грана ещё пребывал в полудрёме. Эстелла и Мисолина торопливо шли по улице, прикрываясь веерами. Окна домов, что в ночное время сверкали пурпурными огнями и служили витринами для местных девиц, были наглухо закрыты, некоторые занавешены плотной тканью. Потрёпанные и ненакрашенные девицы с корзинками, по одной или парочками, шли в булочную и бакалею, что расположились на углу, примыкая стенами друг к другу. Розовый фламинго на крыше борделя был заметен издали. Отливая золотом в лучах предполуденного солнца, он приковывал внимание всей улицы. Но на двери висела табличка: «Закрыто на карантин» — чума добралась и сюда.

На лестнице перед борделем сидел светловолосый мужчина в кое-как застёгнутой одежде. Он любовался на свои ботинки, утопая в кустах лайма. Эстелла и Мисолина остановились, наблюдая. Когда мужчина поднял голову, они обе вскрикнули: это был Клементе. На их одновременный возглас он обернулся.

— Клем? Ты что тут делаешь? — Эстелла подошла к нему, а Мисолина так и стояла статуей.

Клементе растерянно поглядел на Эстеллу, потом отвернулся, изучая перила лестницы.

— Ты, наверное, к Лус пришёл, да? — сообразила Эстелла. — А разве она тут?

Клем отрицательно мотнул головой.

— Нет, бордель закрыли на карантин, потому что несколько девочек заболели. И Лус тоже, — глухо отозвался он.

Эстелла вздрогнула.

— Но... но... как же так? Вы же были в «Лас Бестиас»! Почему она вернулась сюда?

— Она от меня ушла. Сказала, что я ей надоел. Она не захотела жить нормальной жизнью и воспитывать мою дочь, собрала вещи и вернулась сюда, — пояснил Клем грустно.

— И правильно сделала! — добила Эстелла. — И как у неё ещё терпения хватило тебя выносить так долго? Я бы и дня выдержала. От таких, как ты и твои родители, надо бежать без оглядки, — речь Эстеллы звучала жёстко.

— Зачем ты так говоришь? — с недоумением покосился на неё Клементе. — Что мы тебе сделали?

— Что вы сделали? Ты ещё спрашиваешь? — Эстелла взмахнула головой так, что черепаховая пейнета свалилась с её волос, хоть она и крепила её целый час у зеркала. — Во-первых, ты убил Пию.

— Я её не убивал! — вскинулся Клем, делая зверское лицо. — Она сама померла.

— По твоей инициативе, хотя ты мог сохранить ей жизнь, — Эстелла подняла гребень, втайне мечтая запустить им в Клема. — Во-вторых, ты и твоя семейка погубили Данте.

— Чего-чего?

— Чего слышал! Кто засунул его в Жёлтый дом, может быть, я? — уперев руки в бока прошипела Эстелла. Сейчас она напоминала разъярённую кобру. Стояло ей только вспомнить увиденное в Книге Прошлого, так и хотелось ей разорвать и Клементе, и его семейство голыми руками.

— Так решили мама и папа, — спокойно ответил Клементе. — Я-то тут причём?

— А, ты не причём? Ты всегда не причём! Вечно прикрываешься другими. Ты ведь святой, никогда ни в чём не виноват, виноваты все остальные! А ты, так называемый брат и лучший друг Данте, не должен был разве им помешать, когда они усадили его в дом умалишённых? Да все вы одинаковые, яблочко от яблоньки, все вы твари! — Эстелла не сдержалась и запустила-таки в Клема гребнем.

Он нагнулся, и гребень, перелетев через перила, упал в кусты.

— Ты что так себя ведёшь, спятила? — возмутился Клем. — Я не виноват, что Данте сумасшедший!

— Он не сумасшедший! Это вы довели его до безумия! — в отчаянии воскликнула Эстелла. Начинавшаяся в мирном ключе беседа уже переходила в базарную ругань.

— Данте всегда был безумен, — сказал Клементе. Эстелле его слова виделись издёвкой и попыткой оправдаться. — А к тому, что было дальше, ты тоже приложила ручку. И не отпирайся! Ты, это ты довела Данте. Это из-за тебя у него крыша поехала. Ему даже мерещилось, будто стены шевелятся. А потом он совсем свихнулся. Сначала натворил дел и угодил в башню, а когда вернулся оттуда, мы даже стали его бояться. Потому что он был агрессивный и нёс всякую чушь. Даже дочь мою ненавидел.