— Но... боже, Клариса, не пугай меня!

— Выпей зелье, — спокойно велела Клариса.

Эстелла выпила содержимое склянки. Когда дрожь, бившая её, немного ослабла, Клариса, нажала ногтем на дату в Книге Прошлого: 10 января 1797 год.

Книга увеличилась в размерах, страницы начали сами перелистываться, и женщин окутал густой туман...

====== Глава 22. Тайна, покрытая мраком ======

Книга Прошлого вспыхнула, и Эстелла увидела знакомое до боли место — жандармерию, где она провела три жутких дня.

А вот и Данте. Бледный как смерть, он шарахался по округе, сидел на траве, обхватив голову руками. Так продолжалось, пока из жандармерии не вышел дядя Ламберто. Данте кинулся к нему. Они стояли друг напротив друга, отец и сын, такие разные и такие одинаковые.

Ламберто ушёл, оставив Данте одного. Тот снова плюхнулся на землю и горько заплакал. У Эстеллы в груди всё переворачивалось от любви, от жалости, от желания обнять Данте и не расставаться с ним. Когда рассвело и сменился конвой, жандармы заметили сидящего у ограды юношу.

— Вам чего тута надо? — рявкнул один из них. — Ну-ка топайте вон, пока мы вас не арестовали за бродяжничество!

Данте отступил. Некоторое время он блуждал по улицам, не зная куда податься. Вернулся в «Маску». Помотался по комнате и вдруг начал складывать вещи в мешки. Когда всё было готово, Данте, сев за столик, написал письмо. Спустился вниз, отдал вещи сеньору Нестору, сказав, что вернётся за ними позже, и вывел из конюшни Алмаза и Жемчужину.

— Боже, что он задумал? — шепнула Эстелла, пытаясь унять сердцебиение, а душу её сжигала тоска вкупе с чувством вины. Это она довела Данте до безумия.

Данте привязал животных к калитке у дома Эстеллы, оставив на шее у Жемчужины перстень и записку. Окинув ошалевшим взглядом окна особняка, он погладил лошадей по гривам и вдруг прижался к Алмазу. Будто попрощался. И, наконец, ушёл не оборачиваясь.

Книга зашелестела страницами, и вот уже Данте опять стоял у жандармерии.

— Чего вам тут надо? — рыкнул стражник, оглядев его потерянный вид.

— Кто тут у вас главный? Главный жандарм, он мне нужен, — робко сказал Данте.

— Зачем он вам?

— Хочу сообщить о преступлении.

Стражник, выкатывая рыбьи глаза, позвал напарника и велел ему проводить Данте к комиссару Ласерда. Последний крайне изумился, когда пред ним предстал юноша, своим видом напоминающий приведение.

— Что-о вам уго-одно? — промяукал комиссар. Эстелла за пять лет уже и забыла его дурацкую манеру тянуть слова.

— Я хочу рассказать правду, — ответил Данте.

— Каку-ую пра-авду? — зевнул комиссар.

— Сеньорита, то есть сеньора Эстелла... маркиза Рейес... девушка, которую вы арестовали, дочка алькальда, — сбивчиво пробормотал Данте.

— Ну да, зна-аю таку-ую.

— Она никого не убивала!

— Да мне всё-ё равно, убивала али не-ет, — уныло скривился комиссар. — Она сама призна-алась и всё-ё тут. Хотя есть у меня подозре-ения, что действовала эта да-амочка не одна. Гря-язную работу кто-то сделал по её прика-азу. Всё про-осто, благородная да-ама решила развле-ечься экстравагантным о-образом. Гуляла по Баррьо де Гра-ана, подцепила Фелиппе Кассе-ераса, уединилась с ним в туале-ете, порезала его зе-еркалом да и дёрнула отту-уда. А нанятый ею челове-ек жертву добил. У убитого две ра-аны, из которых смертельна то-олько одна. На этом настаивают и адвока-аты милой марки-изы. Кто-о её подельник, она не признаё-ётся. Но вы-то чего от меня-я хоти-ите?

— Этого человека убил я, — сказал Данте.

Холёная физиономия комиссара Ласерды загорелась интересом.

— Я сделал это, потому что... потому что он задолжал мне деньги, — сочинял Данте. — Я его убил, потому что он не отдавал мне долг. Я за ним следил и нашёл подходящий случай.

— Гм... любопы-ытно, — комиссар погладил свои роскошные, как у моржа, усы. — Вы утвержда-аете, что это вы убили Фелиппе Кассе-ераса, та-ак?

— Да.

— Стало бы-ыть, вы выслеживали его, ви-идели, как он повёл сеньо-ору маркизу Ре-ейес в туалет? Она уверяет, будто он пыта-ался её изнасиловать, и она уда-арила его осколком зе-еркала.

— Она говорит правду, — еле шевеля губами врал Данте. — Я прятался неподалёку. Эстелла ни в чём не виновата. Она только защищалась. Когда она убежала, он был жив. Она чуть-чуть его ранила. А я подошёл и его убил.

— А почему же вы реши-или сознаться именно сейча-ас? — съехидничал комиссар. — Да, у деви-ицы хорошие адвока-аты, но засадить её по полной програ-амме ничего не сто-оит. А вы ведё-ёте себя нелоги-ично. Я бы на вашем ме-есте ни за что бы не созна-ался.

— Просто меня замучила совесть. Ну что вам ещё надо, я не понимаю? — раздражённо прибавил Данте. — Я вам говорю, что это я его убил, арестуйте меня, а Эстеллу отпустите, она невиновна.

Из уст Эстеллы вырвался гневный возглас:

— Что за бред он несёт?! Да как ему вообще в голову это пришло? — она топнула ногой. — Данте там и близко не было! Это было в тот день, в тот день, на площади... он в это время был в отключке из-за ран и действия эликсира. Он совсем рехнулся что ли?

— Я же сказала — придурок, голову бы ему оторвать, — откомментировала Клариса.

Жандармы в эту секунду увели Данте в темницу, а через пару часов комиссар отпустил Эстеллу домой.

— Получается, когда комиссар мне сказал, что они нашли другого подозреваемого, это был Данте что ли? — Эстелла закрыла рот ладошкой.

Страницы Книги перелистывались и сверкали. Всё заволокло дымкой, но потом очертания обрели фокус. Картинка то приближалась, то отдалялась. Так же как и звуки голосов — иногда они затихали, иногда напоминали шум или гудение, а иногда были столь резкими и громкими, что Эстелла пугалась, что у неё лопнут барабанные перепонки. Наконец, картинка прояснилась.

Данте сидел в кабинете у комиссара Ласерды. Рядом находилась сеньорита Кассерас — дочка убитого мужчины, а также падре Антонио и два толстяка — один молодой, другой старый.

— Значит, сеньо-ор Бильосо, вы утверждаете, что этот челове-ек едва не убил вас и вашего сы-ына? — комиссар невозмутимо курил трубку, выпуская столько дыма, что в кабинете стоял туман.

— Ето так и есть, — проскрипел Сильвио (а это был именно он). — Ентот, — он ткнул пальцем в Данте, который сидел на стуле и напоминал дикое и очень пушистое животное из-за разлохмаченных волос, — запер моего сыночку в подвале. А сначала он отколотил его да на цепь усадил аки собаку, — лицемерно причитал Сильвио.

— Не сравнивай этот мешок жира с собаками! — выплюнул Данте — сапфиры в его глазах недобро сверкнули. — Животные намного лучше людей, а вас и людьми-то не назовёшь. Насекомые.

— Видали, комиссар, как ентот нас оскорблят? Так всегда ж было. Житья он нам не давал, ещё коды пешком под стол ходил. А в последний раз он и сыночку моего чуть не покалечил, и мя тож. Он нас пытал, да ещё и грабанул вдобавок. У-у-у, выродок! — Сильвио погрозил Данте кулаком.

— Но, сеньо-ор Бильосо, служанка ва-аша говорит друго-ое. Она уверя-яет, что сеньор Ньетто разда-ал все ваши де-еньги вашим же батракам, — уныло прогундосил комиссар.

— Герой тож мне, защитник бедных да несчастных. Ещё и вздумал их отпустить, чобы у нас слуг ваще не осталось, — пробурчал Рене. — Он хотит нас голодом уморить, вот чего. Или он думат, мы ся сами чоли должны обслуживать, обойдётся! Не для того я уродился, чоб спину гнуть.

— Кому-то не помешало бы поднять жирный зад и растрясти его, — не остался в долгу Данте.

— Те надо, ты и подымай! Я Ренато Бильосо, а не кто-нить тама. Я не должон тростник рубить! Сам руби, урод!

Данте только нервно рассмеялся, крутя лохматой головой.

— Да мне до фонаря, куды он те деньги засунул, хоть се в штаны, а хоть и в яму скинул. Он мя ограбил и точка! — рычал Сильвио, надувая лоснящиеся от жира щёки. — Вот, я специально и падре Антонио приволок сюды. Он могёт подтвердить, кто такой ентот гусь.

Падре кивнул.

— Год назад этого юношу обвинили в преступлениях против церкви и даже в убийстве и приговорили к казни. Но Господь добр к раскаявшимся и невинным, — падре перебирал чётки. — Юноша этот, как видите, жив. Всевышний сам вступился за него. Невинно обвинён, значит, человек или так покаялся, что Господь простил его.