Эстеллины родственники, на сей раз проявив единодушие к её скорой свадьбе с Маурисио Рейесом, занялись приготовлениями. Урсула, Либертад, Лупита и бабушка Берта изобретали экзотическое меню. Арсиеро и Эстебан выбирали официантов, мажордомов, кучеров и прочую обслугу; думали, где разместить гостей и какой лучше заказать оркестр для бала: из Буэнос-Айреса или из самого Парижа. Роксана с Хорхелиной подписывали бесконечные приглашения и наносили визиты всем почтенным семействам города. Лишь Мисолина ходила с кислым лицом и бездельничала. Эстелла же фактически не покидала своей комнаты, умудрившись со всеми разругаться. Когда Арсиеро, Эстебан и бабушка с Урсулой наперебой стали расхваливать Маурисио Рейеса и поздравлять её со свадьбой, она в грубой форме послала их вон.
За два дня до венчания в особняк явилась модистка сеньорита Глэдис и принесла свадебное платье. Потрясающе красивое, расшитое жемчугом и алласонским кружевом, оно сидело на невесте восхитительно, подчёркивая тонкость её талии и округлость груди. Либертад, Урсула и бабушка Берта (да и сама сеньорита Глэдис) бегали вокруг Эстеллы, радуясь как дети. Эстелла же испытывала боль и чувство вины. Выходя замуж за Маурисио, она предаёт Данте, разрывает последнюю ниточку, их связывавшую. Как только она станет маркизой Рейес, ляжет с Маурисио в одну постель, почувствует запах чужого мужчины, эта связь будет прервана навсегда.
Обручальное колечко, сплетённое из волос Данте, ещё хранилось в медальоне. Эстелла не решалась глядеть на него. Чтобы избежать искушения, она спрятала медальон в ящик туалетного столика, завернув в паньюэло — кусочек алого шёлка, что Данте ранее носил на шее. Эту вещицу он обронил, когда лазил к ней в окно, и она была единственным, не считая кольца, что осталось у девушки на память о нём. Прочие вещи Данте хранились в «Маске». У Эстеллы возникала идея навестить их с Данте любовное гнёздышко, но она боялась сойти с ума от воспоминаний.
Вина перед Данте медленно убивала девушку. Она предаёт их нежную, страстную, горячую любовь, выходя замуж за другого. Да не просто за другого, а за Маурисио Рейеса — того мужчину, к которому Данте ревновал её до безумия. И хотя сам Данте в тот день, когда она навещала его в тюрьме, сказал, что хочет, чтобы она встретила другого и была счастлива, чтобы она не вздумала до конца жизни оплакивать его смерть, легче от этого Эстелле не становилось.
Когда пришёл сеньор Гутьеррес — мастер по изготовлению шляп, венков и букетов — Эстелла, разглядывая образцы, остановилась на чёрных розах. Так она отдаст дань памяти Данте, ведь она не знает даже, где его могила и существует ли она. Эстелла вдова и должна носить траур, но вместо этого она наденет белое платье и фату, символы невинности, и совершит обман, грех перед богом, перед людьми, перед Данте и даже перед Маурисио.
— Хочу чёрный букет, — сообщила Эстелла шляпнику.
— Сеньорита шутит? — оторопел шляпных дел мастер.
— Нет, я не шучу. Я хочу чёрный букет. Делайте, что я велю! — разозлилась Эстелла. — Или я вас прогоню! Я хочу букет из чёрных роз.
— Это редкий вид роз, их ещё отыскать надо.
— Не важно. Составьте мне такой букет. Это приказ.
Сеньор Гутьеррес не осмелился перечить, дабы не потерять таких важных и богатых клиентов, как эстеллино семейство, но решил: у невесты не все дома.
Во второй половине дня пришёл ювелирных дел мастер, сеньор Альдо Адорарти. Тот самый, которому Эстелла продала украшения. Девушка прикинулась дурочкой и молча выбрала алмазную булавку для прикалывания фаты, ткнув в неё пальцем. Она думала, что ювелир узнает её, но тот либо не узнал, либо сделал вид.
Сеньор Адорарти принёс целый чемодан драгоценностей, чтобы дамы подобрали их к своим нарядам. И бабушка как всегда отличилась. Будучи падка до всего блестящего и яркого, она, увидев чемодан, забитый украшениями, испытала приступ неконтролируемого желания скупить всё. И сеньор Адорарти был вынужден два часа просидеть в гостиной и выпить по меньшей мере десять чашек кофе, пока Берта, обвешавшись с ног до головы бусами, браслетами, ожерельями и диадемами, выбрала-таки, что ей надо. Накупила целую шкатулку. Даже приобрела рубиновую заколку для ночного чепчика и гранатовый зажим для панталон. Ювелирных дел мастер ушёл из особняка довольный — мало того, что продал уйму драгоценностей, так ещё и развлёкся на славу, ибо бабушка повеселила его своей болтовнёй и даже подарила ему кактус — большой, с огромными иголками и круглыми, как шарики, листьями.
За день до венчания Либертад упаковала все эстеллины вещи — после свадьбы девушка должна была переехать в дом мужа. Планировалось, что брачную ночь супруги проведут здесь, в знакомой Эстелле обстановке, а потом отправятся в свадебное путешествие в Лондон.
Вечером у Эстеллы началась паника. За что ей всё это? Она потеряла свою любовь и теперь вынуждена будет жить с нелюбимым. Но она сама виновата. Она неправильно сварила зелье, которое должно было Данте спасти. Не говоря уже о том, что это именно она потащила Данте на свадьбу Сантаны. Она кругом виновата, это она загубила Данте.
Вспомнив про эликсир, Эстелла вспомнила и про волшебное зеркало. Выудив его из баула, она открыла крышку и вгляделась в своё похудевшее, измученное лицо.
— Послушай, — обратилась Эстелла к зеркалу, — поговори со мной, пожалуйста. Я хочу кое-что спросить. Почему не подействовало зелье? Я ведь старалась, я была очень внимательна, когда его варила. Как же я могла ошибиться? Ответь мне, умоляю!
Но зеркало молчало: не искрилось, не дымилось, не нагревалось. На нём не было никаких надписей, и по-прежнему на Эстеллу взирало её испуганное отражение.
Эстелла ещё долго звала зеркало, но оно так и не отвечало, став бесполезным куском стекла.
Ужин накануне свадьбы прошёл в нервном возбуждении. Мисолина закрылась в комнате. Роксана, оглядывая всех победным взором, нагло ухмылялась Эстелле в лицо. Взволнованная Берта обсуждала с Эстебаном и Арсиеро последние приготовления, списки гостей и количество белых ленточек и розочек, которые нужно повесить на входной двери. Хорхелина молча набивала рот тушёной с овощами курицей. Либертад незаметно ото всех погладила Эстеллу по руке, когда накладывала ей еду.
В конце трапезы Роксана объявила: завтра рано утром приедут её отец и брат. Эстелла любила дедушку Лусиано и дядю Ламберто, но сейчас она и этой новости не обрадовалась. Завтра она станет женой Маурисио Рейеса. А Данте больше нет. А волшебное зеркало не хочет с ней разговаривать.
Ночью пьяный в дуплет Маурисио затеял серенаду прямо у Эстеллы под окнами. Музыканты, разодетые как певцы марьячи — в пончо белого цвета и с сомбреро на головах, играли на гитарах и дудели в рожки, исполняя лирические баллады о любви к прекрасной сеньорите:
О, сеньорита, выйди на балкон,
Погляди, у тебя под окнами праздник.
Твой верный рыцарь у твоих ног,
Сражён твоей он красотой.
Ответь, сеньорита, на любовь,
Что бьется в сердце молодого господина,
Подари улыбку и поцелуй
И выбрось из окна цветок.
Завтра, сеньорита, зазвенят колокола,
Когда ты пойдёшь под венец с тем, кто любит тебя,
С тем, кто видит тебя во сне.
Он подарит тебе счастье и сердце своё,
Когда луну сменит солнца свет.
Ты станешь ему дороже всех монет,
О, сеньорита, выйди на балкон!
Эстелла растерянно слушала серенаду. Глубокие, звучные голоса певцов, однако, вызвали у девушки досаду. Для чего Маурисио затеял этот балаган? Ведь он знает, что она его не любит и всё равно на ней женится, не хочет отпустить её с миром. Какой навязчивый человек! И Эстелла прямо посреди серенады ушла с балкона в комнату.
Концерт продолжался. На соседнем балконе стояла бабушка и активно хлопала в ладоши, подпевала певцам, то и дело бросая им цветы. Эстелле хотелось закрыть уши и завыть.
Через полтора часа пение закончилось. Музыканты ушли, а Эстелла плакала, свернувшись клубочком на своей девичьей кроватке. Завтра она покинет эту спальню, что была свидетельницей её слёз и радостей, её любви и её горя. Покинет, чтобы выйти замуж за человека, который её дико раздражает. Человека, который никогда не станет любимым, никогда не заменит ей Данте. А Данте лежит в земле мёртвый и никогда, никогда он больше не вернётся к ней. Сколько бы ещё лет не продлилась её жизнь, впереди не ждёт её ничего хорошего и светлого — только страдания. Теперь она обречена мучиться после того, как вкусила глоточек счастья. Её счастье, оно было таким недолгим, но оно было настоящим, огромным, как мир.
