– А оно и должно быть таким сладким? – уточнил Морик, вновь подъезжая к нам.

Задумалась. Это же печенье…

– Ну да, – кивнула я, надкусывая очередной кругляшек. – Его с чаем едят.

У нас печенье распространилось давно, но вот популярность оно обрело не сразу. Всем казалось, что им просто втюхивают засохшее сладкое тесто. А потом распробовали и пошло-поехало.

– У тебя ещё много? – прямо задал он вопрос.

Меня просто убивает эта растительность. Щетина ещё ладно. Но усы и борода… Да, всё коротко и аккуратно подстрижено, но… не могу себя переступить и всё.

– Я не знаю, – пожала плечами и приподняла в руке бумагу со сладостью. – Вот это и всё.

Много это для них или мало? Ну, тут штук тридцать ещё лежит. Для меня этого много. А для них не знаю.

– Что это вы тут пробуете? – раздалось уже с другой стороны.

Это был русый парень, с которым я ночью «беседовала». Они нас обступили со всех сторон. Моя растерянность зашкалила. Я сидела и не знала, что сделать.

– Угощайтесь, – выдохнула я, протягивая конверт уже в другую сторону.

Парень подарил мне широкую улыбку и взял несколько штук. Другой мужчина шатен почти сразу же забрал у парня одну. Причём они не сопротивлялись. Забрал и забрал, словно так и должно быть. Я не жадная, но я бы хотя бы возмутилась. А эти… Может, братья? Хотя, это хуже. Я бы Авдея убила, если бы он у меня сладости отбирал. Обиды на неделю было бы.

– Надо было у вас в городе его купить, – усмехнулся Морик, вновь «угощаясь» и передавая своему брюнетистому другу долю. – Оно мешками продаётся?

Печенье-то?! Мешками?! Это же… успокойся. Просто не принимай всё всерьёз!

– Нет, пачками или штучно, – чуть подёрнула я уголки губ в неком подобии улыбки, – но много есть нельзя, живот может заболеть.

Не жадничаю, просто по себе знаю. Объелась его так по началу, пару дней рвало.

– У нас не заболит, – раздалось с другой стороны, и несколько печенюшек исчезли из общей кучи. – Ладно, ты убери его на потом, а то мы сейчас всё сожрём.

Дважды просить не пришлось. Завернула жёсткую бумагу в несколько слоёв и спрятала на дно сумки. Надо было втихаря есть. И что значит «на потом»? То есть они захотят его съесть потом?! Или он так обо мне заботится? Разумеется, первое, тут и думать нечего.

– Лорин, на, попробуй, – русый паренёк сунул последнюю чёрную сладкую «монетку» впередисидящему рабовладельцу.

А кто он? Купил человека, значит, владеет рабом. Раб. Фу, как-звучит-то. А рабыня, как отдельный подвид куртизанок. Дёрнула головой, прогоняя страшные мысли.

Лорин колебался, но подаяние принял. Мне стало как-то неловко. Уверена, что из моих бы рук он не взял ничего. И так смотрит на меня, как на кусок грязи. Касаться его так и не хотелось.

Сделав из фляжки несколько глотков, подняла голову вверх. Небо. Для всех голубое. Вот бы оказаться далеко-далеко отсюда… и нежиться в кроватке, кушать пищу вилкой и ножом, пользоваться салфетками и ходить в нормальный туалет… Мечты.

Часа через три я устала. Боролась с желанием завалиться на здоровую спину Лорина и заснуть мёртвым сном. Я даже хотела не столько спать, сколько просто полежать. Верховая езда – это пытка! Кто же придумал-то эту пытку?!

Неожиданно для самой себя, заметила, что окружающая природа начинает меняться. Из леса мы выезжали к… горам! У меня чуть дух не захватило. Позабыв про Лорина, вытянула шею и слегка съехала в сторону, дабы поглазеть. Огромные, словно вырванные из земли куски камня каким-то великаном, эта красота простиралась впереди. Редко где росла зелень. Одно-два деревца и всё. Но горы… такие большие, величественные и непокорные приковывали мой восторженный взгляд. Никогда не видела ничего подобного! Читала множество раз, но воочию… ни разу. Серые, кое-где были бурые прожилки…, словно огромные замки неизвестных существ! Они росли на глазах по мере нашего приближения. Позабыв обо всех правилах, приоткрыла рот и подняла брови, пытаясь охватить картину целиком. О, я ошиблась! На вершинах и кое-каких уступах росли кривые, тонкие кустики. О, Богини, как же красиво! Необычно, слегка мрачно, но от этого ещё более восхитительно!

Первый восторг прошёл где-то через полчаса. Потом я закрыла рот, поскольку начала замечать ржущих мужиков, которые поглядывали в мою сторону. Действительно, очень смешно. Хотелось по-детски показать им язык, но… быстро вспомнила, кто я и с кем.

Наблюдала за всем сдержанно. Делала отчуждённый вид, а сама чуть ли ногти не грызла. Почему я такой красотищи раньше не видела?! Что мне мешало так же собраться в поход и… вспомнила, что я далеко не любимый ребёнок в семье. Авдей, наверное, всё это видел сотню раз. Что ни месяц, то охота на неделю. Конечно, они могли просто пить в ближайшем лесочке, но всё же… жалко, что я родилась женщиной. Развлекалась бы с девчонками, занималась бы любимыми делами, дралась, выпуская пар, не брилась бы – стала бы лекарем, а в бороде прятала бы травки всякие. Дурные мысли, но от нереальности они становились ещё более желанными.

Мужчина и женщина. Люди. Но почему-то отношение разное. Нет, есть, конечно, мужчины, уважающие женские права, но их мало. Да и дамы далеко не дивные маленькие создания. Тоже масла в огонь подливают. Вот, куртизанки. Они же бросают тень на всех женщин! Теперь каждый мужик знает, что дело меняет только цена. Можешь дать много, значит, тебе отдадутся, а нет – обсмеют. Даже на меня посмотрите. Ситуация немного другая, но она схожа. Отдали за долг. Мелочь какая. Не Авдея, а меня. Хотя с мужика толку было бы больше: воды натаскает, дров наколет, дом построит, живность убьёт и накормит! А я?! Могу рубашку Лорина красивыми узорами расшить, нервы потрепать, сказки рассказывать, прочитанные мною из книг и всё! То есть от меня нет толка! Нет, я, конечно, преувеличила. Я умею готовить. Да-да, серьёзно. Крайне утомительно и скучное детство имеет последствия. Особенно после смерти матери. Одиночество и тоска сжирали меня изнутри, а успокаивал меня иногда Авдей, а в основном няньки, которым я до свечки была. Главное, живая. Вот и повадилась в кухню таскаться. Там всегда было оживлённо. Гогот полных тёток, иногда ругань и споры. Это здорово помогало забыть про все свои проблемы и окунуться в чужие. Повара поначалу настороженно ко мне относились и мягко пытались сплавить из кухни, но я крепко решила завести себе друзей. Начала помогать и знакомиться. Первую неделю все так неохотно поручали мне мелкие задания, а потом всё пошло-поехало. Видимо моё упрямство сделало своё дело. Через пару месяцев я научилась чистить овощи ножом (!), резать их и добавлять специи в блюда. Тётя Марфа полюбила меня больше всех. Я помогала исключительно ей. От неё узнала множество рецептов вкусной еды, вызубрила технологию готовки и запомнила название всех продуктов. Пару раз я даже самостоятельно сварила суп, и его даже можно было есть! Только я его чуток пересолила, но это не главное! Леди моего рода вообще к кухне подходить не нужно было. Просто родить и всё. А дальше хочешь – воспитывай, хочешь – на нянек сбрось. Наверное, поэтому повара и приняли меня. Я ведь относилась к ним с почтением: не тыкала, называла по имени, всегда обнимала на прощание. Они стали даже лучше нянек. «Если больно в груди, значит, должно быть тесно в животе!» – часто говорила Марфа, видя, как я иногда плачу в уголке. Сладости она мне не давала, только переспелые фрукты, к которым я прониклась искренней симпатией. Много сладкого вредно для всего тела. Бывают сахарные болезни, а также полнота. Любой другой женщине сладости трескать надо было, чтобы выдерживать каждодневные нагрузки и набирать массу, дабы родить здоровых детей. А мне нет. Я была и должна была стать тепличным цветочком, хрупким и ранимым. Меня такой растили. Но я всё равно упорно совала нос во все кастрюли. Так что, если меня заставят готовить, то в грязь лицом я не упаду. По началу, конечно, что-то сожгу и, возможно, это даже будет кастрюля, а не продукты, но я сумею. А с остальным…ну, в принципе, я знаю теорию. Стиркой тётки там такие жилистые занимались. Большая деревянная бадья и три-четыре прачки по кругу сидят с досками рифлёными и трут бельё о них. На вид просто, но боюсь себе представить, как это тяжело. С уборкой справлюсь. Метла и совок, тряпка и ведро. Убрать мусор, вымыть грязь, стереть пыль.