Шахбану, казалось, читала их мысли, исподволь наблюдая за ними с насмешливым презрением.
-Я предлагаю: упредить неприятеля. Ударить ночью, немедля, восхода, как только покажется звезда карван-гыран... Все будет зависеть от скрытности передвижения и внезапности удара.
По рядам пронесся невнятный гул.
-Дельно...
-Мерхаба1, Мехти-Улия!..
-Лучше не придумаешь...
Шахбану недосуг было выслушивать слова хвалы. Определили направление передвижения.
-Итак, решено. Успех зависит всецело от вашей бдительности и быстроты.
Эмиры покинули шатер.
Шахбану и сын остались с глазу на глаз.
Он подошел к матери, поцеловал ей руку.
-Мать... прости... но отец говорил, что нападать ночью - грех...
-Беру на себя этот грех! Иного не дано. Вражьи силы велики... Борьба предстоит долгая... Я не могу позволить, чтобы вы, молодые, шли попросту на убой. Сражаться надо с умом... Ступай, готовься к битве, не отставай от соратников. Помни о чести! Об имени отца и матери!
Эти слова произносили уста воительницы. А сердце матери исходило болью...
Окрест шатра перешептывались воины, готовившиеся к ночной вылазке.
-Ну и женщина...
-Ты о ком?
-О божьем наказании...
-Ты о шахбану? Она, знаешь, сотню игитов за пояс заткнет... И не таких, как ты.
-Да ну! Мне не по нутру, чтоб бабуня меня воевать учила... Приказы отдавала... Сам знаю, как бить врага. И сил не занимать, и меч в порядке.
-Она не бабуня, а шахбану...
-Да меня соплеменники на смех поднимут. Скажут, для чего ты носишь папаху - чтоб тобой юбка командовала?.. - Ретивый вояка, зыркнув по сторонам, понизил голос. - Будь воля моя - шкуру бы содрал...
-А после шахинхах - с тебя...
-Кишка тонка! Ему и самому, видать, обрыдло самоуправство этой фурии.
Собеседников насторожил какой-то шорох.
-Тсс... здесь и земля с ушами... Тебе это может дорого обойтись... Найдется стукач - пойдешь на плаху...
-Черта с два! Столько племен на нее зуб имеют. - И, снова шепотом: Ты не слышал, что говорят о ней?
-Что именно?
-Она, говорят, ни женщина, ни мужчина. Хи-хи... Двуполая... Мужлатка...
Сотоварищ хмыкнул:
-Тьфу на тебя! А как же тогда она четверых нарожала?..
Неприятель был начеку - ведь сам готовился к атаке. Так что внезапный ночной бросок - на опережение - не был бы столь уж большой неожиданностью для готового к бою врага.
Была поздняя осень. Молодая луна взошла кстати - для обеих сторон, в непроглядной ночи, как это не раз случалось, сражавшиеся били по ошибке и своих.
Гызылбаши ринулись вперед. Разгорелся бой. Рубка была немилосердная.
Горизонт наливался багровой полосой зари. Взошедшее солнце высветило поле брани, усеянное телами павших, покрытое алыми пятнами еще не остывшей крови... Кровавый цветник...
Шахбану, стоя на холме, давала распоряжения; конные порученцы передавали ее приказы эмирам.
Понеся тяжкие потери, противостоящие стороны отошли на прежние позиции со звуками азана, призывающего на вечернюю молитву.
После намаза принялись собирать и хоронить тела павших до наступления темноты, как велит обычай.
На другой день снова грянул бой. Трудно было предвидеть чья сторона возьмет верх, сколько еще павших в бою предадут земле вот так, без савана и отпевания, сколько еще матерей останутся в слезах, сколько жен овдовеет, сколько невест не дождутся любимых-суженых.
Скрежет, звон мечей и ятаганов, хруст ломающихся пик, крики, стоны, проклятья, грохот выстрелов из мушкетов - нового изобретения смертоубийства; обагренные кровью, израненные, изувеченные тела, загубленные молодые жизни...
Все встали на защиту ширванской земли; ополченцы, не раздобывшие подобающего оружия, взялись за вилы, дреколье...
Двадцать восьмой день ноября 1578 года... По хиджре - год 986, двадцать восьмой день месяца рамазан...
У поймы реки Ахсу, в широком поле за селом Молла-Гасанли кипела кровавая сеча.
В благодатных садах пламенели спелые плоды гранатовых деревьев. В мирные дни - была бы отрада очам... Но теперь багровые гранаты выглядели знаменьем роковой битвы; не соки гранатовых зерен окропили землю, а живая, жаркая человеческая кровь...
Хейраниса-бейим, с обнаженным мечом в руке, с возвышения наблюдала за полем брани, управляла своими боевыми порядками; всматриваясь в дымную бурую пелену, искала взглядом среди бьющихся сына...
Воинство Адиля Гирея понесло изрядные потери. Поредели и ряды гызылбашей.
Шахбану, заглушая материнскую тревогу, всецело была поглощена перипетиями сражения.
Нужно было влить в измотанные войска свежие силы.
Помощь! Подкрепление!
И тут, как дар судьбы, как милость божья, на серпантине дороги, карабкавшейся на перевал, показался отряд гызылбашей во главе с эмиром.
Они, не дожидаясь приказа, рискнули покинуть позиции у стен Шемахи, чтобы поспешить на выручку войскам, выдерживающим тяжесть основного удара.
Подкрепление заметил и хан Гирей с противоположного холма. Во избежание смятения в своих войсках, он крикнул денщику:
-Надо воодушевить наших! Следуй за мной!
И с поднятым ятаганом, поскакал в гущу боя.
-Гирей с нами!
-Слава нашему хану!
-Аллаху-акбар!
Но тут свежие силы гызылбашей под началом Баба-Халифы Гараманлы с фланга окружила крымчаков.
Гараманлы, прорубая себе путь, добрался до их предводителя и ударом пики выбил Адиля Гирея из седла. Гызылбаши окружили неприятеля. Хотели было добить упавшего и раненного Гирея, когда кто-то вскричал:
-Эмир, это же сам Адиль Гирей!
-Как?
-Да. Я знаю его в лицо.
-Оставьте!
По приказу эмира Гирея подняли в седло и повезли к холму, где находилась шахбану.
Увидев пленение Гирея с соратниками, татары дрогнули и стали отступать.
Гызылбаши одержали победу.
Баба-Халифа предстал перед шахбану.
-Хвала тебе, эмир. Ты оказал великую услугу и помог достичь победоносного перелома! За пленение Гирея - благодарю. Но теперь... может ослабнуть кольцо осады у стен Шемахи. Немедленно туда!
-Слушаюсь и повинуюсь! Имею честь служить шахиншаху! Сердцем и мечом!
И вскоре отряд эмира запылил на ахсуинском перевале.
Войска занялись трофеями...
