– Систему не улавливаешь? – подпольщик хмыкнул, закрывая свою шкатулку, наполненную «трупами» игрушечных мышей и ворон. – Оставляешь в шкатулке предмет в подарок, идёшь спать, на утро твой подарок исчезает, а взамен остаётся…
– Кукловод – добрая фея?.. – изумлённо переспросил Арсений. Взглянул на довольную физиономию Джека и покатился со смеху.
– Только не говори, что ты его представил в юбочке и с крылышками от стрекозы, – усмехнулся подпольщик.
– Почти угадал.
– А я такое уже рисовал, – недовольно высунулся Зак, ставя на пол рядом с их шкатулками свою. – Вот, у меня ни одного промаха.
Все трое оглядели результаты своих трудов.
– Тогда ждём, пока наша добрая фея… – Джек с ухмылкой посмотрел на камеру, – подкинет нам билет к свободе.
Шкатулки решили оставить в его комнате – всё равно Джек там не ночевал. Кое-как удалось отправить Зака спать – он всё норовил спрятаться под кровать и выследить Кукловода, когда тот придёт забирать шкатулки.
Арсений заявил, что его и отправлять никуда не надо – он может заснуть прямо тут, в коридоре.
– Ты слышал, кстати? – как бы невзначай сказал ему Джек у лестницы – он собирался в подвал, – маньяк называет тебя пером.
– Перо? – до сонного сознания плохо доходили слова. – Это ещё?..
– Вроде как символ свободы. Сам не слышал, врать не буду. Тэн сказала. Да я тебя теперь так называть буду… Пёрышко, а?
– Приткнись лучше.
– Да ладно, – подпольщику явно было весело. – Хоть жареной индейкой будь, лишь бы тебе везло так же.
– Да, насчёт Тэн… – Арсений потёр лоб костяшками пальцев. – Она сказала, что не будет примыкать к фракциям. Сегодня. Просила тебе передать.
– Одиночка, значит, – подпольщик шмыгнул носом. – Кроме Дженни таких больше нет… Уважаю. Ну ладно, если что, скажи ей, что мы всегда поможем. Интересная девушка, а, Перо?
Арсений вяло отмахнулся. Джек заухмылялся во всю ширь.
– Ладно, до завтра…
Недосказанное «перо» явно обозначилось за этой фразой. Подпольщик ушёл.
Арсений остался на верхней площадке. Сначала бездумно смотрел вслед Джеку, потом вообще закрыл глаза.
Перо? Перо… Птица, символ свободы... И почему Тэн не выбрала фракцию… и ей простили… Последователи вон тоже ажиотажа не поднимают…
Он слегка покачнулся и торопливо схватился за перила. Порезы под неумело намотанными бинтами разом заныли.
Лучше сходить к Джиму. Дженни вроде говорила, он сегодня отдыхает… Но я завтра тоже буду отдыхать, если не…
Зевая, он поплёлся к комнате дока, очень надеясь, что тот не спит.
Дверь была приоткрыта, в коридор падала полоска тусклого света.
Дома. Не спит… Или спит при свете.
Арсений постучал, не дождался ответа и расценил это как отсутствие возражения. Сейчас ему позарез нужна была помощь в перевязке.
Толкнул дверь, вошёл.
– Извини, что так поздно…
В комнате царил хаос. Жарко, отчётливый запах алкоголя и в целом тяжёлый воздух целый день не проветриваемого помещения; одежда, ручки, книги, брошюры и листы с записями валялись на полу, на тумбочке в перевёрнутом состоянии, высыпав наружу сухие скрученные листья, лежала картонная упаковка мяты перечной. Ниже, у ножки кровати, поблёскивала тёмной зеленью пустая бутылка из-под вина.
Никого нет.
– Комнату что ли перепутал…
Арсений развернулся, собираясь уйти, и только тут обнаружил Джима. Док сидел у стенки рядом с дверью. Если бы Арсению вздумалось открыть дверь резко, Файрвуда нехило бы приложило.
Джим, к слову, его не замечал. Он тоскливо и отрешённо смотрел прямо перед собой из-под полуприкрытых век. В правой руке зажатая за горлышко бутылка, точная копия первой, прикроватной. Одежда смята, волосы растрёпаны. Ещё док был босиком; носки дохлыми червяками валялись рядом, поверх «справочника по инфекционным заболеваниям». Чуть ближе – перевёрнутый стакан в тёмной луже вина; жидкость казалась неподвижной и застывшей.
Арсений аккуратно откатил стакан носком кроссовки, присел рядом с Джимом, попытался поймать его взгляд.
– Эй, док, ты чего? Говорить можешь?
Шуми-ит
Гуди-ит
Скрип-скрип дверь
Топ топ
Хе
Мысли катались в голове пересушенными клубками перекати-поля. Весь мир сузился до них – примитивных, смутных и донельзя тоскливых, насквозь пропитанных душным запахом вина.
Весь узкий, душный и тесный мир.
Поэтому, когда сквозь хмельной туман к нему попытались пробиться посторонние звуки чужого голоса, он не сразу понял, что происходит. Сначала попытался отогнать мельтешащую перед глазами тень вялыми маханиями бутылкой.
Тень не отгонялась.
Какая упрямая тень.
В смутном раздражении Джим нахмурился – это ж надо быть такой доставучей – и попытался сосредоточиться.
– О… – он не помнил, что нужно говорить. Он и о самом факте говорения вспомнил с запозданием. Перед ним сидел кто-то знакомый, а значит, реагировать было надо.
Док отсалютовал ему бутылкой и, подумав, протянул её этому, знакомому.
А вдруг он тоже хочет?
– Ну, – тень хмыкнула, вроде как довольно, – кто ж от халявы отказывается-то.
Сильные пальцы почти что выдрали бутылку из его, ослабших.
– Вторая плохо идёт, – пожаловался собственный голос, глухо, как из тумана.
О говорю
Хе
Тень помельтешила перед глазами – Джим ещё порадовался, что назойливая-то назойливая, а дверью больше не хлопает. Звук неприятный, уши режет.
– Это с непривычки, – заверила тень. – Давай-ка мы тебя на кровать перетащим, а? На полу плохо. А там хорошо, мягко…
– С непривычки?! – звук собственного смеха оказался таким же неприятным, как хлопанье двери, и тут же оборвался. – Не, ну может…
Тело рывком поднялось вверх. Ноги, опасно расслабленные, потратили аж несколько длинных секунд на то, чтобы принять устойчивое положение.
Комната, до этого такая надёжная, тяжеловесная, предательски покачнулась.
– Не хочу, – его тащило вперёд, неприятно потягивая руку в локте, – чего мне… там? А?
– Там… тебе надо спать. Сам же знаешь, на полу сидеть вредно.
– А прлфрл… фрл…
Язык не слушался, болтался во рту как бельевая верёвка.
Мать на таких в детстве бельё сушила.
Резкий бряк на мягкую поверхность окончательно спутал все мысли.
– Не хочу спать, – героически преодолевая силу гравитации, Джим вернул верхнюю часть туловища в вертикальное положение. Свесил ноги с кровати. Оперся локтями о колени и опустил голову.
Если лежать, комната начинала вертеться. Будто на карусели кружишься. Неприятно, да и мутит в разы сильнее – всё-таки у него уже не молодой организм, чтобы алкоголь вообще без тошноты перерабатывать. Если закрыть глаза – та же история.
Вертолёты
Круть-верть
Надоели
– Я пьян. – Вырвалось непроизвольно, но после этого восприятие стало куда упорядоченнее. По крайней мере, самоидентификация перестала вызывать такие затруднения. Джим вздохнул и добавил: – В стельку.
– Да я как бы вижу. Может, воды притащить, а? Или там тазик. Ты не стесняйся, если надо, я принесу.
– Меня не тшрл… трлшл… – Пришлось сделать паузу и сосредоточиться. Слово не выговаривалось. – Тош-нит. – Он поднял голову, посмотрел в лицо собеседника, и снова её уронил.
Мир, до этого жужжащий и кружащийся, медленно покачиваясь, возвращался в статичное положение.
Кажется, он сделал последний глоток около получаса назад. Может, больше. Потом только сидел, смотрел в стенку и изредка покачивал бутылкой перед глазами – чтоб не заснуть.
А теперь рядом сидел Арсень – правда, понял это док только сейчас – и пристально смотрел на него.
До чего я опустился
– Мне бы… – попытка встать окончилась провалом. Ноги держать бренное туловище дока совершенно не хотели. – Мне бы… умыться. В…ванную мне.
– Пойдём, – мягко согласился Арсень, помогая встать. – Надо – значит, надо.
После нескольких выглотанных в ванной пригоршней воды, одной, плеснутой в лицо, и одной на макушку, стало намного легче. Ноги из ватных сделались как минимум пластилиновыми, голова перестала кружиться – не совсем, но всё-таки, сознание просветлело. Обратно Джим возвращался практически своим ходом, почти не повисая на костлявом плече Арсеня.