Странные для проклятия.

Райан перебрался к Джеку и Уолкману.

– На троих раздавай, Файрвуд.

Исами давно рядом. Она перебирает призрачные ленты в пальцах. Ленты кажутся бесконечными.

– Каждый призрак может лечить, как Леонард, – зашелестел её голос. – Но Старший был мудр, собирая разлитые в Сиде чужие чувства. Потому что иначе ему бы пришлось отдавать себя за спасение Джека. Дева молчала об этом. Собирать чувства тяжело, долго, а ты с твоим даром медиума мог бы принудить любого из призраков отдать себя, чтобы вылечить кого-то из живых. Потому Дева велела нам молчать, особенно не говорить тебе и Сэму. Он мог отдать своё бытиё за Джона и раствориться, оставить дом без поддержки. А ты…

– Что – я?

Она опустила голову и продолжила перебирать ленты. Прозрачная на прозрачную, а вместе они таяли в никуда.

– Ты решила…

Он искал в лице Исами ответ. Она была спокойна. Ленты вились, вытягивались и ложились тончайшей ледяной паутиной на заиндевевшую траву. Такая же, только ещё тоньше, причудливой сетью оседала на покрывале её чёрных волос.

Исами вдруг бросила плести, разрушая инистое кружево, придвинулась ближе, обхватила Перо за шею. Хватка её рук была почему-то тёплой. Она улыбнулась.

– Я решила. У нас одна кровь, что смешалась на шипах этого дома. Ничто ни в мире мёртвых, ни в подлунном не сможет разорвать связь.

Перо мотнул головой. Нет, не показалось. Она медленно таяла, становилась прозрачнее, и вместе с тем сквозь неё прорастал ярко-алый… побег? Корень? Сосуд? От пола и выше, пронзая собой становящийся всё прозрачнее туман.

– Не надо, – Арсений даже не пытался отстраниться, завороженно наблюдая, как прорастает из небытия чудное алое растение. – Не перекладывай на меня свою ответственность, слышишь…

Она продолжала улыбаться. Алый побег миновал грудь, вторгся в горло, пророс сквозь него. Он становился всё ярче, в то время как контур призрака таял. Исами приоткрыла губы, и на нижнюю вытекла ярко-алая капля крови. Бывшая Перо потянула Арсения руками за шею, вынуждая наклониться, и припала к его губам. Совсем не по-сестрински, нарушая их общее хрупкое равновесие на лезвии дружбы. Странно, но солёная, медная кровь была ощутима так явственно, будто они оба были живыми. И пить её хотелось жадно, захлёбываясь в поцелуе, запретном и невозможном для них двоих.

У сердца, не фантомного, не в Сиде, теплело.

Исами слегка отстранилась.

– Живи, брат. Я прощаю тебя за всё.

Шелест еле-еле коснулся сознания.

Арсений обхватил её крепче, призрак призрака, но руки прошли через туман.

– Не смей… Не… не надо…мне таких подарков… Что, чёрт возьми… м-мать твою, ИСАМИ!!!

Джим вздрагивает – задремал, прижимает к себе кричащего по-русски Арсения.

Сознание ещё спит, но даже оно понимает – умирающий от истощения человек не может кричать.

Впрочем, в любом примере не без исключений и модификаций. Иначе медицина не была бы настолько сложной наукой.

Арсению осталось совсем недолго. Немного.

Чуть поёрзать, чтобы размять затёкшую спину. Вплести в волосы Арсения свои практически не израненные пальцы.

– Слышь… – голос младшего, – с ним чего?

Джим пожимает плечами, слегка елозит по стене спиной. Устраивается удобнее.

– Могу только предполагать.

– А, ну…

– Молодой человек, – гнусавое предисловие от Энди, – так не годится. Вы не должны отвлекаться от игры, потому что…

– Твою мать, Файрвуд, ходи уже, – раздражённо шипит Форс, обрывая профессора. – Очередную лекцию хочешь?

Джим закрывает глаза.

Тёмная дрянь пытается продавить собой стены дома. На полу вздрагивает Лайза. Она корчится у коленей Кукловода. А ведь Художнику не обязательно оставаться в теле рыжей, он вполне может быть на адском слое. Хочет умереть рядом со своим… Лордом?

Перо уверен, что дело в чём-то ином. Он секунду-другую смотрит на них, прежде чем провалиться в сон.

Арсений жуёт шоколадку. За окном пасмурно, даже в больничных коридорах неестественная тишина. Хотя не исключено, что он остался один в платном отделении, вот и тихо. Свет включать не хочется.

Джейк, вроде, тоже не против серого освещения. Вот и на вазу с цветами, что занимает солидную часть подоконника, смотрит с явным фотографическим интересом. Час посещения близится к концу, скоро вернётся Джим промывать мозги на тему «нельзя есть столько шоколада и запивать его лаймовым чаем, вообще любым чаем из банок». Но поговорить они успели. Обсудили контракты, сайт, рекламу, продажи фотографий, пока Арсений отсутствует. Джейк обещал на днях привезти юриста, чтобы действовать уже официально как представитель фотографа Арсения Самойлова… кажется, британского фотографа русского происхождения, потому что о вопросе оформления гражданства очень прозрачно намекнул Фоллу не только Джим.

– Ну, пока о тебе как о знаменитости говорить рано, – заметил Джейк, вдоволь налюбовавшись на «вазу в сером» и возвращаясь к прежней теме. – Для этого, шалава ты тощезадая, пахать надо как проклятому и совершенствовать техники. Щас с этим твоим проектом мы хорошо зашли, но надолго такой заманки не хватит. Вернёшься – будешь работать. Никаких блядок, хоть хер ты узлом завяжи. И чтобы за возможность подписать с тобой контракт жопу рвали и в очередь на год вперёд выстраивались, понял? Иначе я тебя не знаю, Самойлов, не знаю и не знал никогда.

Арсений кивнул. На всякий случай подумал и кивнул ещё раз. Перспектива выйти на мировой уровень не просто щекотала нервы, на миг она вообще вышибла все мысли об особняке, проклятиях, призраках и прочем в том же духе.

Пока он тут валялся, наобрабатывал фото – те самые, подборку особняков. Включая Вичбриджский. Джон сделал фотографию специально для завершения коллекции и привёз. И доставил сокровище сокровищ – все эти годы хранимую карту памяти с его фотоаппарата. Сказал только, что некоторые файлы с этой карты сохранены на другом носителе и отсюда удалены. Те фото, которых Арсений ещё не делал и потому не мог видеть.

На карте же и так содержалась почти тысяча фотографий «особняка изнутри». Ими-то Арсений и занялся. Пока что – абстрактно: деревья, стены, тени, контуры людей в полумраке. Перила лестницы. Кровь. Бинты.

Джейк и Софи с помощью прессы раздули эту историю, дескать, едва оклемавшийся фотограф получает разрешение поснимать в особняке, на территории которого был схвачен неизвестным маньяком, чтобы попытаться передать свои впечатления от пережитого ужаса. Джон и впрямь организовал ему «поездку в особняк», чтобы фактически всё было чисто. На деле же Перо покатали по городу в крутой тачке Фолла и даже позволили ночь провести в гостинице, где он, хитро косясь на подозрительно щурящегося Джима, заказал в номер здоровенную вазу с фруктовым мороженым.

На первую же объяву на сайте об «особнячной фотосессии» коллекционеры, ценители фотографии и «мрачноты», клюнули как миленькие. А Арсений, валяясь в больничке, спокойно работал над материалом, отснятым ещё десять лет назад. Дата выставки уже была назначена, Софи сейчас занималась организацией.

Арсений встряхнул головой, отогнав неприятную мысль о том, что больше хорошо фотографировать не сможет.

– Будем карабкаться.

Джейк, наблюдавший за ним, довольно усмехнулся. Он явно заметил интерес.

– Тебя, видать, кто-то чмокнул при рождении. Бог или не бог, но какая-то явно любвеобильная блядь, раздающая таланты. Хотя не, в твоём ёбаном случае не чмокнула, а присосалась.

– Угу, – Арсений с невинным видом уставился в потолок. – Чпокнула. Сразу на все мозги. Теперь я ебанутенький и страшный. Побочный эффект.

– Ты мне поговори ещё…

Он бросил взгляд на наручные часы.

– В общем, пошёл, работы много. Завтра ещё зайду.

Арсений слушал, как он шуршит бахилами к выходу. Зевнул.

В дверях Стивенсон остановился.

– А, забыл же… Художника своего помнишь? По которому ты убивался ещё тогда.

– Андреа? – Арсений даже приподнялся на подушках.