Торопить его было бессмысленно. Лайза и Арсений ждали, пока старик вытащит и набьёт трубку – курить наверху ему не позволяла Дженни, и после ужина, как выражалась Лайза, Билл «отрывался» в подвале.

– Кто-нибудь всё-таки объяснит, – заговорил он после первых клубов дыма, – что там вообще в гостиной происходило, а?

Внимательный взгляд бледно-голубых глаз прошёлся по всем троим.

– Ну так… призраков обсуждали, – кое-как нашёлся Арсений. – Клуб любителей фантастики.

Лайза легонько толкнула его локотком в бок, но в голову других версий не приходило.

– Ладно. – Ещё порция пыхтения трубкой, и подвал начало заволакивать дымом. – Зачем звали?

– Я никого не звал, случайно тут, – тут же отозвался Рой. Арсения, впрочем, это не обмануло: хитрый подпольщик выуживал главные новости из первых рук.

– Угу… – судя по внимательному взгляду, каким крыса наградил Билл, он тоже в «случайно» не верил. – Ладно, вы двое.

– Мы тайник вскрыли, – Перо подтянул к себе сумку и под слоем завёрнутых в газету печенек и большим, пахнущим резиной свёртком нашёл вытащенную из тайника пачку.

Кукловод недоволен будет

Ну да ладно. Я не для него стараюсь.

– За картиной, на которой море. Там ещё золотые были для автомата, но мы с Лайзой их между собой разделили, так что…

Билл только отмахнулся, принимая конверт. Он был аккуратно завёрнут в коричневую бумагу и перевязан тонкой бечевой.

– Ключ был? – осведомился сквозь трубку.

– Да, собираемся вечером замок открыть.

Арсений на этих словах ощутил рядом плечо Лайзы – девушка подсела чуть ближе. Кажется, готовилась, если что, отстаивать его права.

Как же непривычно-то

Чертовски непривычно без Джека

– Хорошо. Можете идти. Арсень, – Билл, не поднимая головы, глянул на него сквозь клубы дыма, – завтра к девяти. Форс, если что, подвинется.

– Не уверен я, что он подвинется, – Арсений со вздохом встал с ящика, закинул на плечо сумку.

– Подвинется, – возразил следователь спокойно. – Лайза, тебя тоже жду. Сама пока ничего не рассказывай.

– Так точно, – фыркнула рыжая, тоже поднимаясь. – На сегодня точно свободны?..

– Идите давайте.

Рыжая пошла первой, Арсений застопорился у лестницы. Обернулся.

– Я ещё об одной вещи попросить хотел.

Он услышал, как поднимающаяся по лестнице Лайза остановилась.

Билл развернулся на табурете, Рой, пристроившийся у печки, навострил уши.

– Насчёт Джека, – Перо вдавил пальцы в дверной косяк, слегка постучал ими по старому дереву. – Пока я сегодня мотался, он умудрился сам доползти до первого этажа. А это значит – ещё немного, и пойдёт покорять просторы особняка, никого не спрашивая. Короче, я прошу помозговать на тему, чем его можно качественно занять… не особо опасным.

Старик, помедлив, кивнул.

– Подумаем. Но это бы вместе со старшим Файрвудом обсудить, не только с тобой.

Арсений выпустил раму.

– Я Джиму передам. Ну, тогда доброй ночи.

Он поднялся по лестнице вслед за Лайзой. Девушка молчала, он тоже не спешил заговаривать. Вместе они, не сговариваясь, дошли до гостиной. Следы посиделок уже ликвидировали, в камине догорали поленья, пятеро человек сидели на диване. Тот, что в центре, играл в тетрис, остальные либо смотрели, либо зевали. У крайней справа девушки на коленях мурлыкал Табурет. На появление двоицы никто даже не среагировал, только Кот поднял на секунду голову.

– А ведь ты соврал своему начальству, Арсень, – насмешливо констатировала Лайза, когда они заняли кресла в дальнем углу гостиной.

– И ничего я не соврал, так, умолчал факты, – Арсений дотянулся до лампы на столике, включил. Мягкий свет из-под абажура залил пятачок пространства между двумя креслами.

– Софистика, – пожала плечами рыжая.

– Ну подумаешь, были в тайнике кроссовки, – возмутился Перо, – и только для меня одного, единственного и неповторимого. Ну так ты посмотри, на что мои похожи, – он указал вниз, на свои ноги. В последние дни его кроссовки и правда начали напоминать нечто на тему абстракционизма. – Так что всё честно.

– Ой ли, – рыжая прищурилась. – Ты же рисуешь?

– Да, – нехотя признал Арсений. Девушка, словно получив подтверждение, кивнула и уже собиралась заговорить, но он перебил, пока подпольщица не опомнилась:

– И насчёт фотографий – не думай, что отвертелась. Все наши будут, даже Дженни с Нэн. Она тоже под подпольщицу косить собирается. Так что либо соглашайся, либо так вытащим…

– Заходи, – Дженни отозвалась сразу же, стоило постучать.

Она была в комнате одна. От беспорядка, когда девушка взялась проходить испытания до обескрова, и следа не осталось. На кровати стоял поднос с чайником, двумя чашками и оставшимися от четырнадцатого шоколадными конфетами.

Арсений было подтащил табуретку, но Джен похлопала по кровати рядом с собой. Подпольщик плюхнулся по другую сторону подноса, и девушка принялась разливать чай.

– Очень хорошо, что ты всё-таки пришёл, – она слегка улыбнулась. – Как тебе собрание?

– Оно… ну… в общем, мне сложно такое понять, – признался Арсений, глядя, как золотится тусклый свет в её волосах. – Я как-то не привык говорить о своих проблемах. Но если людям стало от таких рассказываний легче, то хорошо же.

– Да, – Дженни покивала, подавая ему чашку. – Мне кажется, всё не зря было. Многим и правда легче стало. Просто когда не говоришь о том, от чего тебе страшно и больно, потом ещё хуже становится.

Арсений отхлебнул чая. То ли спонсором их маленьких вечерних посиделок был Джим-подпольщик, то ли Дженни научилась заваривать чай не хуже их кулинарного гения.

– Говорю, Джен, не знаю, – он поверх чашки блуждал взглядом по комнате. Увидел свою картину, с хмелем. – Меня Леонард не пугает.

– Ну так ты же Перо, – сказала она задумчиво, поглаживая пальчиками бока своей чашки. – Никому ничего о себе не говоришь, зато тебе как-то просто всё рассказывать. Там, на вечере… Видел, как на тебя смотрели, когда ты говорил про Сид? Кажется, люди думают, что если ты не боишься, им тоже бояться нечего.

Арсений только пожал плечами. Сам он так не думал, но и расстраивать Дженни не хотелось. Он-то во время своего рассказа истолковал молчание и вытаращенные глаза обитателей как полное недоверие к своим словам.

– Зато Энди отжёг с этим своим «регламентом на явление призраков в доме»…

Дженни хихикнула, покивав, потом зажала нос и произнесла гнусаво, подражая профессору:

– «Это совершенное отсутствие какой бы то ни было культуры поведения…»

Арсений последовал её примеру:

– «…и полное безразличие к чужому личному пространству…»

– А как твои поиски предметов, кстати? – спросил, когда они отсмеялись. Отчасти, чтобы сбить девушку с «призрачной» темы.

– А, эти… – Дженни покачала головой. Забралась на кровать, поджав ноги. – Арсень, я пробовала. Собирала их, показывала камерам, рассказывала Джону о нашем с ним детстве, о самых лучших моментах. Как мы играли, я, он и Сэм, как переписывались на уроках в школе, как он… впервые подарил мне розу. Много чего. Правда, я могла попасть на этого страшного Кукловода… мне кажется, что Джон отозвался бы. Хоть раз… А потом Кукловоду, кажется, я очень надоела, и он подкинул мне записку.

Она отставила нетронутую чашку на поднос, подтянула к себе с тумбочки шкатулку. Вытащила из неё смятый листочек бумаги. Кое-где, как понял Арсений, на него попала вода, и бумага покоробилась.

– Вот, – Дженни протянула ему листочек. – Можешь прочитать.

– Угу… «Доченька, я верю, что ты жива. Не смотря ни на что, я буду верить в это. Ты всегда была умной девочкой, Дженни, солнышко. Ты давно уже взрослая, и, если ты решила уйти, значит, это было правильное решение. Прости меня. Мама». – Арсений дочитал, зажевав конфету, протянул записку обратно Дженни. Она взяла листочек, разорвала пополам, смяла и отложила маленький бумажный комок на тумбочку.

– Арсень, я… – Дженни ковыряла ногтем рисунок на покрывале, – понимаешь… оказалось, что мама могла поверить в то, что я выросла, только после моего исчезновения… Я никому не рассказывала, но… не вечно же молчать? Я это так хорошо поняла сегодня в гостиной… Помнишь, я говорила, что потеряла память после аварии? Так вот, Джон десять лет провёл в тюрьме, а я была заключена в собственном доме. Память никак не восстанавливалась, врачи говорили, что я должна как можно больше отдыхать… Мама не пускала меня в школу, даже на улицу лишний раз. Мне запрещалось смотреть телевизор, можно было только читать – изредка мама приносила книги… Я была послушной девочкой, и сидела дома месяц, год, два. Не знаю, в какой момент это перестало быть предписанием врача и стало маминым желанием. Мне рассказывали, что на улице страшные машины, злые люди, всё такое ужасное, что обязательно мне повредит. Конечно, мама боялась, что кто-нибудь расскажет мне о Фоллах, о том, что случилось… Все ведь считали и считают Джона виновным в смерти его семьи… Она думала, меня это убьёт. – Дженни перевела взгляд на хмель.