– А я вообще сплю, так что не переживай. – Джим прикрывает глаза.

– Ну и отлично, – ещё тише. Устроиться, поправить плед так, чтобы хватало на двоих. – Спи.

Джим проснулся от ощущения чьего-то пристального взгляда. Шею ломило, задница затекла, слегка замёрзла ступня – высунулась из-под пледа.

Зато рядом, под боком, был Арсень. И так не хотелось просыпаться – пусть неудобно, пусть нога мёрзнет. Зато – Арсень, а пошевелишься, и кто знает, может, придётся вставать. Предыдущий день закончится, и нельзя будет так обнять, самому прижаться. Они снова будут порознь.

Но взгляд не исчезал, плюс возвращающимся спросонья слухом Джим уловил бешеный скрежет грифеля о плотную бумагу.

Файрвуд пошевелился. Арсень – чутко же спит – тоже вздрогнул.

Джим открыл глаза.

Напротив них сидела Эрика. Чёрные кудряшки встрёпаны, глазищи сверкают как у сумасшедшей, рисует, рисует, только карандаш мелькает верхушкой. Бросила на них один взгляд, буркнула что-то непонятное, и снова уткнулась.

Бог мой…

Это что за новости?

Джим слегка ткнул Арсеня локтем в бок.

Тот зашевелился.

– А-а?.. Чего…

Видимо, разлепил глаза и увидел-таки «художницу». Копошение стало сильнее. Джим покосился на него – Арсень спросонья запутался в пледе. Кое-как сел прямее, поморщился. Видать, тоже шея затекла.

– Э, кудрявая… – позвал хрипло, – тебе чего?

Эрика прекратила рисовать. Секунды две смотрела на них, склонив голову чуть набок, затем стремительно поднялась с пуфика и выскользнула за дверь.

– Странная… – Арсень съехал по спинке дивана обратно. – Джим, а Джим, это она нас рисовала же, получается…

– Она постоянно рисует, только я ни одного рисунка не видел.

Вставать не хотелось. Как будто на этом диване сейчас сосредоточена зона покоя и уюта. Покинь его – и снова один, снова холодно, одиноко.

И камин погас. Это значит, в комнате холодно до ужаса – да и кончик носа замёрз, тоже показатель.

Не хотелось вставать.

– Прячет? – В голосе Арсеня появился интерес. – Надо бы с ней поговорить. В конце-то концов, второй художник в доме после Кукловода…

Он явно задумался.

– Или третий? Джона и Кукловода считать за двух разных художников?.. А, ладно. – Он нехотя выбрался из-под пледа, потянулся. Бросил взгляд на часы. – В четвёртом часу утра просыпаться просто неприлично…

Джим, решив, что он уходит, уже начал вылезать из-под пледа. Арсень на шуршание обернулся.

– У тебя планы на полчетвёртого утра есть? – спросил, прищурившись.

Файрвуд отрицательно качнул головой, не понимая, к чему он клонит.

– Отлично, у меня почти нет. Я щас до туалета, могу потом завернуть на кухню, сделать нам чего-нибудь на перекусить – обещаю без кетчупа… Потом вернусь и разожгу камин. Ну и предлагаю после еды продолжить спать. А то как малохольные поэты какие-то, ей-богу, подскакивать среди ночи без повода.

– Я разожгу, пока ты ходишь. – Джим намотал на себя освободившийся – ещё тёплый – плед.

На сердце стало удивительно хорошо. И вариант, что мир и уют заканчиваются не за границами дивана, а продляются ещё на несколько часов, ему нравился. Куда больше, чем предыдущий.

Арсень быстро сунул ноги в кроссовки – Джим про себя отметил, что наклоняться и завязывать шнурки подпольщику уже не надо. Разношенность обуви позволяет обходиться без лишних операций. Попрыгав на месте, Арсень энергично вынесся из комнаты.

Камин разжигался долго. Стоило холодной деревяшке слегка заняться, самым уголком, как пламя сходило на нет и обращалось в тонкую струйку дыма.

Бумагу на розжиг тут редко использовали. Бумага – вещь ценная, за неё на испытаниях кровь проливаешь. Но стоило Джиму задуматься о том, что спирт горит, и с пары капель его не убудет, как Арсень вернулся. Громыхнул подносом о столик, подшуршал ботинками ближе.

– Никак? – присел рядом на корточки. Обозрел печальный результат, кивнул. Подтянул полешко из кучкой лежащих в углу, вытащил из кармана нож. Отколупал немного коры и подоткнул под лежащие в камине дрова. Приглашающе махнул рукой: – Если так не разгорится, схожу за старыми рисунками.

– Нет, должно.

Огонь со спички лизнул кору как-то неохотно, будто одолжение делая. После, заинтересованно, облизал кусочек побольше, и вгрызся в сухую субстанцию, как оголодавший крыс. Пока Джим завороженно наблюдал за танцем язычков пламени, Арсень деловито подоткнул туда ещё несколько отковырянных кусочков коры.

– А в лесу обычно пихаешь бересту, сухую траву и шишки… – протянул мечтательно. Правда, тут же стянул с принесённого подноса бутерброд и захрустел чуть подсохшим хлебом.

– Я не ходил в лес. Хотя… было раз. Ещё в студенчестве.

Родители иногда устраивали барбекю, но исключительно на заднем дворе. Там дерево росло. Возможно, им казалось, что подобного природного оснащения достаточно.

Джим потянулся за вторым бутербродом. Не самая полезная еда, но это полезней, чем голодать.

На Арсеня – он был готов поспорить, довольного – он старался не смотреть. А то и так… на мысли всякие тянуло.

– Это ты зря, – авторитетно заявил тот сквозь бутерброд. – Из особняка выйдем – обязательно вытащу тебя в лес. Нигде больше так душой не отдыхаешь, как на природе… Так что, морально готовься. И вообще, камин вон разгорелся, пошли обратно на диван.

– Тебе не кажется, что нужно попросить у Джона двуспальные пледы?

Джим, шурша сползшим предметом обсуждения, подобрался к дивану и скинул обувь. Пока он раздумывал, как лучше прилечь, Арсень уже пристроился с угла, удобно уперевшись головой в стык подлокотника и спинки, и теперь полулежал, прищуренный и хитрый, как жмурящийся кот.

– Я у него пытался пледы для ванны выпросить. Так сказал – нет, только на полотенца удалось уломать… А вообще-то, говоря строго, любой односпальный плед можно превратить в двуспальный. И это я к тому, что двигайся ближе.

Плюнув на всё, Джим устроился с максимальным комфортом: спиной опирается на грудь Арсеня, голова на его плече, плед укрывает обоих.

– Ну и костлявый же ты…

– Да-да, – судя по колебанию пледа, Арсень высунул руку и теперь махал ладонью, – а ещё длинный и никуда не помещаюсь. Кошмар для любителя комфорта. Хочешь, подушечку подложу?

– Не хочу. – Слегка поёрзав, Джим нашёл то положение головы, в котором кости Арсеня не давят на череп. – Спим.

– Угу… – задумчиво сверху. – Спокойного… утра.

Проспать удалось не более двух или двух с половиной часов. Арсень встал очень рано – не встал, подскочил. Оставил на хранение Файрвуду свой ненаглядный фотоагрегат, настрого наказал следить и никому не отдавать. И желать на ночь приятных снов.

Джим в свою очередь пообещал иногда приходить в его комнату и присматривать. На вопрос, за кем присматривать, дескать, сам Арсень будет не в том состоянии, чтоб куролесить, только плечами пожал да напомнил о необходимости разминать мышцы. Массаж, все дела.

– Э, э, па-апрашу, – подпольщик выставил вперёд ладони. Глаза его при этом смеялись. – Это что за непотребства?

– Спортивный массаж. Чтоб кровь не застаивалась.

Джим смотрел на Арсеня. Старался впечатать в сетчатку, в мозг вплавить.

Два дня в Сиде. Два, или сколько бы ни было. А здесь, в мире живых, остаётся труп – как ещё тело без души называть? Дыхания почти нет, температура кожи не выше температуры окружающей среды. И как поверить в то, что он вернётся?

– Ладно, ладно, мне-то что. Я всё равно чуять не буду. – Подпольщика же перспективы, казалось, не пугали вовсе. Весёлый, болтливый, как обычно всё. – Хоть раздень и трахни, я не против.

– Арсень…

В черепной коробке как будто горячим паром обдало.

Хотя, с другой стороны, ситуацию всё равно нужно было решать. Уже хоть как-то решать. Безотлагательно, потому что после сегодняшней подпледовой ночи даже думать о том, чтобы и дальше изображать из себя то ли пару, то ли чужих людей, было невозможно.

Арсень же как будто взгляда его не замечал, шарился по многочисленным карманам своих джинсов.