Билл неспешно кивнул.
– Да, два дня только и разговоров об этом было. А теперь, можно сказать, уже не ждут. Смысл тебе переходить к Алисе, если твой любовник больше не ворона.
В ответ на разъярённый взгляд Арсения Билл спокойно пожал плечами.
– Я называю вещи своими именами, мальчик. Ваши отношения – ваше дело, но доктор в особняке один, и нас его благополучие должно волновать в первую очередь.
Арсению пришлось несколько раз глубоко вдохнуть-выдохнуть, чтобы успокоиться.
– И что, – он поднял голову, встречая непоколебимо спокойный взгляд следователя, – Подполье берётся защищать и его в случае, если Алиса взбрыкнёт?
– Берёмся, – Билл неспешно кивнул. – И его, и тебя, и Джека. От него последователям теперь толку мало, но как рычаг давления на вас обоих…
Чёртова политика
Никогда не любил.
Вот как в старшей школе меня какого-то хрена выбрали президентом класса, так и не любил
Арсений уставился на стенку позади Билла. Тот не прерывал молчания, думал, наверное, что милостиво даёт ему время на размышление.
Чокнутая фанатичка на всё способна. А Джим ничего не сказал. Промолчал, как будто так и надо.
– Так значит, – он вернулся взглядом к следователю, – мне надо пойти и объявить о своём возвращении, так, что ли? Блудное Перо на пороге родного подвала?
– А вот мы и подошли к самому главному, – Билл кивком подтвердил, что его предположение верно, и скрестил руки на груди. – Большая часть подпольщиков после вашего с Джеком тайного сбора бомбы считает тебя… говоря мягко, ненадёжным товарищем.
Алиса говорила
Большая часть считает меня предателем
– Про Джека пока речи нет, – продолжал Билл так же спокойно, – ему бы с того света на этот выползти. Про тебя же говорят, например, что ты, будучи подпольщиком, передавал информацию Алисе через Джима, но тот одумался, испугавшись за брата, и сейчас по-тихому ушёл из фракции. Это самая живучая версия, как я понял, остальные…
– Я, если ты не заметил, не особо хочу выслушивать пересказ всей чуши, которая взбредает в голову здешним идиотам, – огрызнулся Арсений, выпрямляясь на стуле.
– Не кипятись. Я-то понимаю, что это чушь. А люди – нет. И одного заявления, что ты вернулся, будет мало. Нужны доказательства верности.
– Это что же, мне второй раз кровью на стене расписаться?
Под спокойным тяжёлым взглядом Билла – Арсений впервые понял, что взгляд этот почти физически ощутим по тяжести, – поначалу огрызучая фраза сползла в вопрос.
– Всё проще. Про новую закрытую комнату слышал? Кукловод кинул фракциям кость и теперь смотрит, как мы за неё грызёмся…
– Так перестаньте быть собаками, – почти что выплюнул Арсений. Бешенство, снова проснувшееся внутри, требовало выхода, но даже об стену кулаком не зарядишь – после Джим с потрохами съест.
– Я хочу того же, чего и ты, – Билл сверкнул на него глазами. Арсений мрачно ухмыльнулся, ощутив странное удовлетворение от того, что сумел вывести его из себя. – Выбраться из этого дома. Новая комната может быть слабым звеном, если Кукловод так долго не спешил её открывать. Но до сих пор никаких ключей найдено не было. Ни подсказки, ни самой вшивой зацепки. На двери этой комнаты даже замочной скважины нет.
Арсений молча сверлил его взглядом.
Давай. Теперь Перо ещё и открывает новые запечатанные комнаты, которые не смогли открыть три с гаком десятка человек. Что ещё попросишь, может, выпросить у Кукловода всеобщую амнистию?
– Кукловод тебе по одному ему известной причине благоволит, – следователь как будто прочитал его мысли. – И если вспомнить о двадцать четвёртых паззлах, тайниках и ключах от замков на входной двери, а потом элементарно прикинуть факты, становится ясно, что ключ к комнате – ты. Война не за новую комнату, война за тебя, Перо. И лучше, если её выиграет Подполье.
– Ага, вот мы и подобрались к сути, – Арсений, уперев локти в колени, наклонился вперёд. – Только я не хочу быть костью, за которую вы цапаетесь. Мне это всё осточертело.
– Арсень, ты, кажется, не понял…
Это стало последней каплей. От бешенства на секунду даже в глазах потемнело, только усилием воли он заставил себя усидеть на стуле.
– Да мне посрать, – выдал хрипло, с ненавистью глядя на невозмутимого подпольщика. – Решили играть в крутых заговорщиков – вперёд, но без меня. Грызитесь, плюйтесь друг в друга, что угодно, но меня – не впутывать! С меня хватило взрыва, того, что Джек едва не умер, а Джим чуть не свихнулся! С меня хватило слёз Дженни, когда сам думал, что сдохну!.. А вы даже тогда… не поняли что надо не цапаться… а выбираться из дома… Хоть один из вас пытался найти выход, пока я бегал по испытаниям за инструментами, а? Хоть один?! Нет! Вы грызлись друг с другом и так, изредка, делали вид, что вам не похер на то, что Джек умирает! Хватит с меня этого, хватит, понял?! За своих я теперь кого угодно урою, клянусь, а вы…
Он осёкся. Понял вдруг, что давно уже не сидит, а вскочил со стула и орёт так, что голос вот-вот сорвётся.
Кажется, Билла всё-таки проняло. Он нахмурился, медленно поднялся на ноги, не отводя взгляда от тяжело дышащего Арсения. А ему, не до конца пришедшему в себя, этот взгляд напомнил взгляд древнего Воина, бродящего меж камней в прихожей.
– Если одумаешься, условия остаются в силе, – сказал уже у дверей, прежде чем выйти. – И ты ошибаешься. Мне было не плевать на то, что случилось с тобой и Файрвудами.
Он плотно прикрыл за собой дверь.
Арсений, слегка дрожа, медленно опустился обратно на стул и обхватил голову забинтованными ладонями.
Когда вечером Джим вернулся в комнату, Арсений лежал на стульях и свистел через соломинку. На его появление только глаза перевёл с потолка – убедиться, что пришёл не кто-нибудь левый. Убедившись, вытащил трубочку из зубов и сел.
– Джим, у меня к тебе вопросец будет, – сказал в спину доку – тот, скинув халат на спинку кровати и поставив сумку на тумбочку, уже проверял состояние брата. Всегда с этого начинал свой приход в комнату. – Ко мне тут днём заходил Билл…
– Ко мне он тоже подходил. – Джим вытащил стетоскоп. – Спрашивал, можно ли навещать Джека. Про тебя спросил.
– Угу, угу… вот после этого, видимо, припёрся сюда, – Арсений умостил щиколотку левой ноги на колене правой, ухватившись пальцами за ступню, и уставился на спину Джима, – конечно же, чтобы навестить нас, и попутно давай читать мне лекцию на тему, почему в его картине мира я подпольщик. И упомянул, в числе прочего, так, сущая фигня, что ты ушёл из фракции, чтобы защитить меня и Джека, а теперь тебе угрожает разъярённая Алиса. Всего-то дел, сущие пустяки.
– Да, примерно так и обстоит ситуация. – Джим спокойно кивнул, даже не оборачиваясь. – Я так и думал, что он по этому поводу решил тебя навестить, но и соврать, что нельзя, не мог.
– Нормально, – Арсений, обалдев от услышанного, с кривой усмешкой поднялся со стула, слегка развёл руками. – То есть, сказать мне это сам ты никак не мог, а вместо этого заслал агитационного дедана перфорировать мне мозг?
– Интересно, каким образом я мог бы заслать Билла тебя… перфорировать? – Джим, наконец, удостоил его взглядом. Очень ироничным, надо сказать: бровь поднята, губы чуть улыбаются. Хоть иллюстрацию в учебник ироничности делай.
– А ты не уводи тему, – Арсений на секунду скривился. – Джим, правда, почему не сказал сразу? Мы ж всё-таки… не чужие уже.
– Я объясню. – Док кивнул, отвернулся и продолжил обследование. – Во-первых, эта ситуация не имеет значения. Всего лишь логический исход происходящего. Любой, кто пользуется мозгом хотя бы через раз… или воспринимает хоть что-то кроме своего фанатизма, уже давно понял, что я в последователях не останусь. Более того, я уже давно не там, оставалось только это проговорить. Я и проговорил. Я достаточно ясно объяснил?
– Блин, ты объяснил всё, кроме того, что я спрашивал, – Арсений, устав с ним перепираться, упал обратно на стул.
Джим кивнул ещё раз.
