Арсений хватанул сумку, придавил к себе, расстегнул, запустив руки внутрь – фотоаппарат, оба объектива, все съёмные причиндалы, фильтры, салфетки, чистящая атрибутика…

– Кукловод, я тебя обожаю! – взревел Арсений.

Хвостатый раздражённо выдохнул сквозь зубы.

– Арсень, – донеслось из динамиков тихо и холодно, – если ты будешь обожать меня ещё громче, я повторю твой отдых в своих апартаментах, пока никто не узнал, что ты вернулся.

Райан на секунду поднял голову к камере.

– Спасибо за заботу о моих нервах, – поблагодарил едко, снова возвращаясь к мониторам. – Перо, слышал? Вали отсюда. Желательно тихо.

– Какой вопрос, сейчас я тоже позабочусь о твоих нервах, – Арсений быстро собрал с пола все свои шмотки, вытащил из сумки фонарик – навернуться не особо хотелось, – и выскользнул за дверь. Сбежал с лестницы, промчался по коридору, держа сумку с фотоаппаратом в руках – просто вешать её на плечо после такой долгой разлуки казалось предательством.

Стоп это я о фотоаппарате

Я же вернулся! К своим вернулся!

В голове тут же нарисовался перечень вариантов действий. Идти к себе – завтра утром неизвестно на кого наткнуться. К тому же, если вспоминать рассказы Кукловода, в его комнате могли обнаружиться или дрыхнущие «кладоискатели», или Джек, который от переизбытка эмоций по поводу возвращения любимого зама поставит на уши весь особняк. Вариант разбудить Дженни отпадал однозначно. Значит…

Он перекинул ремень фотографической сумки через плечо, добавив к ремню от проходильной, и прямым ходом направился в комнату Джима.

Арсений, открыв дверь, осторожно посветил фонариком, потом со вздохом включил верхний свет. Дока на месте не было. В комнате идеальный порядок – книжки сложены стопками, кровать заправлена, только на краешке валяется старая исписанная тетрадка. Сумки нет, из чего следует вывод – Джим «на вызове», осматривает кого-то.

– А ведь как домой возвращаюсь. Совсем обнаглел, – Арсений, хмыкнув, поставил сумку с фотоаппаратом на тумбочку, слегка подвинув книжки, проходильную скинул к ножке кровати и с надеждой и фонариком отправился в гостиную. Но там тоже было темно, тихо и пусто. Только на камине тикали часы. Подпольщик пару секунд колебался – проходить или нет испытание, потом всё-таки решил не искушать судьбу.

Джима не оказалось и на кухне, где Арсений влез в холодильник и изрядно сократил популяцию оставшихся с ужина оладушков. Хотел ещё сходить помыться, но очень уж хотелось спать. За время его отсутствия Джим в комнате не нарисовался.

Подпольщик выключил свет и завалился на кровать – в конце концов, где бы док ни был, он точно придёт сюда.

Арсений заложил руки за голову, закрывая глаза.

По крайней мере надеюсь

– Ничего страшного, – Джим опустил стетоскоп и кивнул, что можно опускать кофту. – Приступ бронхиальной астмы. У тебя хроническое?

– Лет с сорока, – важно прогнусавил Энди и потянулся за очками. Он оставил их рядом, на тумбочке, и сейчас, без вечных окуляров на глазах, смотрелся странно. Как будто и не он вовсе. – Но я лечился, молодой человек, и приступов уже лет пять как не было.

– А что же сегодня?

Джим присел на аскетичного вида кровать последователя. Небольшая комнатка, ничего лишнего, зато удивительно неплохое освещение. Прямо то, что нужно для их математического книжного червя.

– Кот, – прогнусавил Энди. – Животное, конечно, не виновато, что линяет, но оставлять столько шерсти на моём покрывале…

Джим не дослушал. Кот, всё ясно. Аллергия на шерсть спровоцировала приступ.

В голове шумело с недосыпу. Его притащил сюда Ланс, который, как оказалось, зачастую засиживался здесь, беседуя с профессором. Сказал, что Энди задыхается, и потащил за рукав к двери – даже сумку не дал взять, пришлось возвращаться с полпути.

Хорошо, что лёгкие приступы можно остановить в таких кустарных условиях. Сейчас старый последователь сидел, грел ноги в тазике с горячей водой и глазел на Джима через вновь надетые очки.

– Дышать как я сказал, вдох через нос – выдох через неплотно сжатые губы. Ноги как вынешь – тут же вытирай насухо и в носки. – Джим поднялся и подхватил сумку. – Будем тебе делать ингаляции с эвкалиптовым маслом, оно где-то оставалось. Два-три раза в неделю. Здесь желательно влажная уборка, удалить остатки шерсти. И не носить больше трёх книг за раз.

– Я прослежу! – выпалил молчащий до этого Ланс, и Энди величественно кивнул.

– Он проследит. Крайне ответственный молодой человек, такая редкость.

– В таком случае, я не буду контролировать выполнение предписаний.

Джим искренне попытался улыбнуться, но лицевые мышцы не слушались. Отвыкли.

Кивнув на прощанье снова принявшимся разговаривать последователям, он покинул их уютное гнёздышко.

А к себе идти не хотелось.

Боги, как не хотелось идти к себе…

Хоть возвращайся в гостиную, к лабораторному столу, да Джим себя в таком состоянии туда и на пять метров не подпустил бы. Опрокинет что-нибудь и смешает гремучую ртуть совершенно случайно, на своём же ботинке.

Поэтому выбора особенно не оставалось. На первый этаж – и к себе. Открыть скрипучую дверь, рефлекторно дёрнуть рычажок выключателя, зажмуриться от вспыхнувшего света…

Мозг не сразу идентифицировал человека, лежащего на кровати, как человека. Сначала Джим вообще решил, что показалось, но даже после того, как он зажмурился и с силой помотал головой, ничего не изменилось.

После секундного раздумья, последователь нерешительно ущипнул себя за запястье.

Не сон

Больно

Не может быть не верю сон не сон что же это голограмма Кукловода

– Арс… сень? – Голос отказывался слушаться. Джим сделал несколько шагов к кровати, ощущая, что вот-вот рухнет. Подпольщик спал, раскинувшись поверх покрывала, одна рука свешивалась с края кровати. Свет его не разбудил.

Галлюцинации

Проекция

Всё…

– Арс… Арсень…

Ещё два шага. Он не выдерживает, опускается на колени у кровати. Воздуха не хватает. Джим медленно тянет руку к запястью подпольщика.

Галлюцинации не сразу перерастают в настолько качественные, чтобы на первом же этапе подменять собой ещё и тактильные ощущения.

страшно

Горло перехватило. Джим закрыл глаза, перебарывая малодушное желание не трогать. Потому что если это галлюцинация и он в этом сейчас убедится…

Пальцы, дрогнув, нащупали под собой кожу. Тёплую. Рука задрожала, скользнув вниз, ощупала шершавую ладонь. Сжалась.

– Арсень… А…

Судорожно выдохнув, Джим прижался щекой к тёплой руке. Зажмурился.

– Живой… Арсень…

Его руку сжали в ответ. Сильно, почти до боли. Скрипнула кровать, слегка зашуршало покрывало.

– Тише, док, я это, я, – заверил хриплый спросонья голос. Вторая рука обхватила поперёк спины. – Всё хорошо, Джим, всё в порядке, слышишь? Я тут задрых без тебя, не дождался… Давай-ка поднимайся. На полу холодно, ты сам говорил, сидеть нельзя.

– Ар… Арсень…

Джима затрясло. Он покорился обхватившим его рукам, кое-как поднялся и сел на кровать. Открывать глаза всё ещё было страшно. Он только протянул руки, нашёл ладонями голову подпольщика и принялся осторожно ощупывать.

Уже почти смирился со смертью. Не ждал. Ничего не ждал.

Арсень

Резко прекратив обшаривать Арсеня руками, Джим прижал его к себе и уткнулся в шею.

Запах узнаю

Тёплый какой

Арсень

Пальцы сами собой вцепились в подпольщика – как будто отбирают, ткань под лицом намокла, а Джим всё сидел, покачиваясь и не в силах замолчать.

– Ар… Арсень… – голос не слушался, хрипел, срывался, – Арсень… это ты… ты тут, живой…

– Живой, почти здоровый и даже накормленный корнишонами, – успокаивающе, в полголоса, щекоткой над ухом. Крепко стиснувшие руки, одна ладонью поглаживает по спине. – Всё хорошо, док. Всё просто зашибись, это я тебе говорю. Всё замечательно...

– Живой… – Джим толкнулся лбом в его шею и наконец-то открыл глаза.

Где подпольщик был всё это время?