Прощаясь у моего подъезда, Андрей, придерживал мне подъездную дверь, которая была слишком тяжелая.
- Мы же...- прошептала я, согреваясь его дыханием. – Мы не будем торопиться.
Проведя носом по моей щеке, он ответил:
- Как тебе хочется. Мне все равно. Сейчас или завтра.
- Иди в задницу!!!- ударила я его по плечу.
- Ха-ха-ха! Ладно-ладно!
- Не смей давить на меня,- пригрозила я ему.
- Нааасть,- улыбнулся он. – Это же шутки. Не собираюсь я ничего делать. Ха-ха-ха! Когда ты сама будешь этого хотеть, так все и получится. Для меня это не самое главное, чтобы ты не считала. Я просто рад, что со мной та, которую я выбрал и которая останется со мной навсегда.
Подмигнув мне на прощание, он направился к машине.
Все-таки он был хорошим, хорошим мастером фраз, вспоминая которые никак не удавалось заснуть.
====== Девяносто шестая. Анастасия. ======
- Но ты же согласна, что это пиздец!
- Андрей! – воскликнула я.
- Прости-прости! – тотчас забубнил Кастильский.
Мои пальцы переплелись среди его слегка вьющихся волос. Отодвинув переднее кресло на самое дальнее положение, я с удовольствием вытянула ноги.
Андрей же развалился не только на своем месте, перевернувшись на спину, он разлегся на обоих передних сидениях, устроив на мне свою голову. Ноги, места для которых естественно не хватило, были согнуты у него в коленях и упирались в боковую дверь с его стороны.
Несмотря на то, что в его машине было тесновато, мы чувствовали себя комфортно и уютно. Почему я имею право говорить это от лица Андрея? Да потому что он сам об этом заявил, стоило ему, захватив мои руки своими, весьма прямыми намеками продемонстрировать, что он будет совсем не против, если я окончательно перепутаю его волосы.
За эти дни, которые мы довольно много времени проводили вместе, я все больше находила сходство между Кастильским и пятилетним-шестилетним карапузом, который постоянно требовал внимания довольно смешными путями.
Мне нравилось, когда он позволял мне руководить собой и делал вид, что с радостью выполняет все мои указания, хотя я прекрасно понимала, что стоит мне отвернуться и на его лице возникнет стандартная для этого случая гримаса.
Мне так же нравилось, когда он становился Андреем, которого знали все в компании, потому что в этом случае, он был непреклонен и, кажется, искренне верил, что на каждом углу меня поджидала смертельная опасность, от которой он обязан был огородить меня.
Больше всего я ценила в нем эту непонятно откуда взявшуюся заинтересованность в моем мире. По началу я даже напряглась, подумав, что он занял позицию Цепи, решившего когда-то по глупости подыграть мне. Я не поделилась с Андреем своими подозрениями, зато со временем, с каждым днем общаясь с ним все больше и больше, постепенно приходила к выводу, что ошиблась, что, возможно, я могу довериться ему, потому что он не обманывает, говоря, что ему интересно узнать у меня все, что я знаю.
Поразительно, не правда ли?
Как-то перед сном думая о нем, я пришла к шокирующему выводу: несмотря на немного «гаденький» характер, на буйный, агрессивный нрав, Андрей был, пожалуй, самым честным человеком, которого я встречала в своей жизни. Нет, я не могла говорить за всех, но лично для меня и лично со мной он всегда был откровенен, пускай в самых глупых, жестоких, нелепых ситуациях, но он всегда старался сказать мне правду, прямо, не боясь, что это заденет, обидит, расстроит или окончательно смутит меня. За это я действительно уважала его с каждым днем все больше и больше.
Я чувствовала в нем мужчину, запутавшегося, брошенного на произвол судьбы, и мне так хотелось сделать из него счастливого человека. Я чувствовала, что он нуждается во мне, однако, его безграничная сила, особенно тогда, когда Кастильский начинал приставать ко мне, переставая слушаться, порой пугала и нагоняла страха, однако, в большинстве случаев, понимая, что стою рядом с самым сильным, во мне возникало это приятное ощущение теплоты. Стоило его руке прикоснуться к моей коже, все во мне начинало гореть, и руководствуясь лишь разумом, я с ужасом отгоняла его от себя. Отгоняла потому, что боялась. Как ни крути боялась. Я просто не знала, не могла представить, что будет с нами после этого. Это был не Цепь, которого я знала, понимала, могла предугадать и проанализировать его поведение. Мне нужно было еще подумать.
- Ну, блин! Но я же прав! Они киданули его, те две, хоть он сам виноват, сам же послал свою третью.
- Кас! – поправив его тяжелую голову на своих ногах, я улыбнулась. – Ну у тебя и речь! Это ты так сочинения в школе писал?
- Ха-ха-ха! – рассмеялся он, продолжая вертеть в своей руке уже немного потрепанную за то время, пока она была у него, книгу.
К своему ужасу, открыв на первой же странице, я увидела на драгоценном произведении небольшое жирное пятно. Заметив, как сильно я переменилась в лице, Кастильский сразу же забрал, подаренную мной книгу, и больше не позволял мне к ней прикасаться.
- А что? Да нет! Я в принципе нормально их писал. Ну тройка точно у меня была твердая.
Пользуясь тем, что он не смотрит на меня, я позволила себе в ужасе приподнять брови и покачать головой.
- Но эта. Корнелия, она, конечно, толковая…
- Корделия! – поправила я его.
- Да-да-да! Я это и хотел сказать. – поднял он голову, встретившись со мной взглядом.
- Ха-ха-ха! – рассмеялась я.- Конечно! Я так и подумала!
- Ты во мне сомневаешься? Ха-ха-ха! Ну окей, раз ты у нас такая крутая, давай, скажи, что сама-то думаешь обо всем этом,- приподнял он книгу.
- Я что думаю? – переспросила я. Отвернувшись к окну, произнесла, продолжая гладить его по голове. – Это лишь мое мнение, но «Король Лир» – одна из самых разрывающих на куски сердце трагедия среди всей мировой литературы. Предательство родных, детей, что может быть хуже? – поинтересовалась я у него. – Это больно, это немыслимо. Хотя сам Лир, на мой взгляд, весьма специфичен. У него двойственная натура, он горд, тщеславен, однако, в глубине души добр и его сердце умеет любить. Именно эту волшебную способность переняла у него третья дочь тогда, как две первых впитали в себя отрицательные черты отца.
- То есть все, что произошло, наказание за его тщеславие? – поинтересовался Кас.
- Нууу...- покачала я головой. – Скорее всего в строчках произведения действительно есть нечто, что заставляет воспринимать это таким образом. Все-таки, его погубили близкие, те, кто, по сути, был воспитан так же. Это слишком мелко, мне все-таки кажется, что главная трагедия этой пьесы — это предательство в любви. Понимаешь? – повернулась я к Андрею. – Как не крути, это был их отец. Это родственные узы. Это ужасно. Отвратительно. И это по-настоящему трагично.
Кас все это время не отрываясь рассматривал меня, смотря снизу-вверх.
- Я бы так не смог сказать,- улыбнулся он.
Накрутив на палец прядь из его волос, я ответила:
- Не правда, в этом нет ничего такого. Просто обычное мнение, расплывчатое и весьма краткое.
- О, да-да-да!
Мы некоторое время молчали.
- Слушай...- произнес Кастильский через минут десять.
- М-м-м?
- Я же могу тебе рассказать...
- Да, конечно! Все что угодно,- перебила его, почувствовав перемену в настроении.
- Все дело в том же Шекспире. – протянул Андрей. – Когда я читал про эти предательства, я непроизвольно проводил аналогию между собой и...
- Что? Нет! – перебила я его. – Ты что?
- Но ведь я, как ты сказала, сделал самое ужасное, я предал близкого, члена семьи, да и всю семью...- пробормотал Кас.
- Нет-нет-нет! – вцепилась я в его волосы. – Андрей? Ты что? Прекрати! Ты не можешь проводить аналогию в данной ситуации, потому что то, что произошло с вами, совершено иное и то, что ты не смог выдержать и случайно оступился... Кас,- провела я рукой по его голове. – Это все не так. И те девушки, готовы были убить отца, предали его из-за какой-то земли и власти. Это ничтожно, а то, что ты запутался и остался один на один, и тебя подтолкнули к этому, и самое главное то, что даже сейчас ты не перестаешь убивать себя за это... Андрей,- закончила я, вздохнув. – Это важно. Это действительно научило тебя многому, это сделало тебя сильней и, как мне кажется, возымело обратное действие, в итоге, как бы смешно не казалось, лишь сильнее привязало к тебе Диму, лишь сделало его необходимей для тебя.