Лоб первого прорезали глубокие морщины, придававшие ему вид библейского старца.

  - Что буркала на меня выкатили?

  - А ты с кем? - выдавил из себя Степан, буравя того тяжелым взглядом.

  - Креста на мне уж, почитай, годов с десяток как нет, - усмехнулся тот. - Что панове делать-то будем?

  Все трое уже давно знали друг друга. Родственные связи настолько густо переплелись между ними, что не всегда можно было определить, кто и кому приходится шурином, дядькой или еще кем. В таком кругу были не принято скрывать что-либо друг от друга.

  - Стёпка, - начал самый старый, поглаживая густую бороду. - Кажись, германец надолго пришел. Вона с такой силищей прет, что аж жуть берет... Козьма рассказывал, на станции кажный день горынычи дымят. Вагоны полны... Чего только там нет — и людишки, и танки, и пушки.

  Остальные угрюмо слушали, но в их глазах читалось полное согласие с говорившим.

  - Чую, москали не осилят. Раздавят их германец, а заодно и нас, - продолжил он неторопливо рассуждать. - Думать что-то надо.

  - Можа пронесет? - подняв голову, с надеждой спросил тот что помоложе. - Сколько таких было? И эти пройдут! Ну пограбят, девок потискают и уйдут к себе...

  Старик, недовольный тем, что его прервали, зло рассмеялся.

  - Смотрю Гриня, волос то седой, а ума тебе это не прибавило. Посмотри-ка, что кругом твориться. Глазенки, разуй! Москали, вон, за цельный год столько не сделали, сколько германец начудил!

  - Как же уйдут... - прохрипел Степан, до боли сжимая ладони в огромные как колотушки кулаки. - Сначала тех, кто поздоровей забирали... Теперича вон до робятишек добрались. Говорят, школу с усиленным питанием хотят открыть... Нет! Эти не уйдут! Вот куда они метят, - разжавшись, его ладонь с силой ударила по шее. - Вот куда яро повесить метят, курвы! Дядько Апанас верно сказал, думать крепко надо иначе все...

  Хозяйка, уже отошедшая от того зрелища, свидетелем которого недавно была, неслышной тенью скользнула за их спинам. На столе появились небольшая бутыль с мутным содержимым и несколько мисок с закуской.

  - Я вот что панове сказать хочу, - вновь заговорил старик, как-то странно глядя на хозяина. - Разговоры тут Степка разные ходют про деревеньку вашу, да про Таньку..., - едва слова были произнесены, как рука Степана, державшая граненный стакан, дрогнула и его содержимое чуть не пролилось на стол. - Ты бы нам все рассказал, а то непонятно мне это.

  Второй тоже не выдержал:

  - Брешут люди?

  Тяжелый табурет, сколоченный из крупных брусков, неприятно скрипнул под заерзавшей тушей.

  - Расскажу я вам, панове, все как было, - стакан самогонки, наконец-то, был употреблен по назначению. - А уж вам потом решать, как и да что... Случилось это в аккурат на начало июля. Германец как раз пер тут, - он шумно вздохнул; видно было как рассказ тяжело дается ему. - Сельцо наше близ тракта лежало. Там постоянно шумно было — то везут что-то, то солдаты пылят...

  Танька, внучка моя, кажное воскресенье бабку свою проведать ходит... Знаете чай ее — Мидениха это, - услышав имя старухи, известной всей округе своей непростой репутацией, гости переглянулись. - Бабкой она ее кличет, хотя на самом деле прабабка это ее... Прибежала он в тот день в синяках вся, а сама ни слова единого сказать не может. Икает только, как оглашенная! Когда отпоили мы ее, то начала говорить, - Степан сделал паузу и кивнул на пустые стаканы, про которые общество совсем забыло, с головой окунувшись в таинственный рассказ. - Ну, панове, чтобы семьи наши по человечески жили, - когда посуда опустела, он продолжил. - Сказало она, что германцы ссильничать ее хотели, да лес оборонил ее. Думали мы, девка умом тронулась, раз всякий бред несет, - гости его слушали завороженно. - Панове, не все здесь знают... Село ведь наше пожег германец, людей вон осталось по пальцам пересчитать можно... Ходили мы ведь тогда в лес, дубу поклониться, за внучка единственную спасибо сказать.

  Старик что-то знал про это, и это ясно читалось на его лице. А вот его сосед был просто ошарашен...

  - Люди бают, лес сам девку обнял ветками, - не выдержал он, выдавая свою частичную осведомленность. - Верно ли?

  - Обнял нашу кровиночку, - первый раз за весь вечер улыбка тронула губы Степана. - Ветки откуда-то снизу вытянул махонькие-махонькие, словно тростинки и обнял ее. Она рада была. Прижалась... Он по волосам ее гладит, дитю радуется, - его голос немного оттаял, когда он стал рассказывать про внучку. - Танька сказала, что говорил он с ней. Сам не слышал, врать не буду! Вот такие дела, панове.

  - Вот, сродственнички, и ответ на наши мольбы, - с кряхтением пробормотал Апанас. - Мыслю я так, одним нам меж двух силищ не жить. Время сейчас такое, или германец нас задавит или москаль учить жить начнет... Нам, конечно, все едино помирать скоро, но о семьях подумать треба... Надо на поклон идти. Вот.

  Второй мужик, судя по глазам еще не отошедший от рассказа, недоуменно спросил:

  - На поклон? К кому, к немцу или к москалям, дядька Апанас?

  Тот отмахнулся от него, как навязчивого насекомого, и посмотрел на Степана.

  - За кровинушек своих, я хоть с жидом или самим чертом поручкаюсь, - негромко проговорил тот, выдерживая взгляд старика.

  - Тогда, Степка, решено. Только треба Милениху позвать... Разное про нее говорят. Пусть лучше с нами будет, рядом. Глядишь и сподобиться, что помочь или подсказать. Это Степан, больше твоя родня, значит тебе и гутарить с ней... Вечор идти надо, если хотим в лесу прятаться.

  63

  Город... Ресторан «Валькирия». Только для офицеров. Столик возле самого входа.

  Лейтенант Шеер немного волновался, что сразу же было отмечено его товарищем.

  - Старина, что ты какой-то неживой, - с некоторой тревогой спросил Курт своего закадычного друга. - Смотрю, к последнему бокалу совсем не притронулся. Я конечно тебя понимаю, пиво здесь просто дрянь. Но, Отто, это же пиво! И, в конце концов, жизнь прекрасна и она достойна того, чтобы ее проживать радостно, а не с такой унылой рожей как у тебя...

  - Помолчал бы, - пробормотал Шеер. - Тошно уже от твоих речей! Пойду лучше в часть...

  Не дожидаясь ответа, он бросил на стол несколько монет и вышел. Лишь около входа лейтенант понял, что выпитое до этого пиво проситься наружу.

  - Господин офицер, господин офицер, вы обронили платок, - он повернулся и встретился глазами с миловидной девушкой, которая протягивала ему небольшой кусок ткани. - Вот. Он выпал из вашего кармана.

  Она улыбалась, глядя на него, словно и не было никакой войны. Шеер не удержался и его губы растянулись в ответной улыбке.

  - Что разинул рот, господин лейтенант? - вдруг недовольно прошептала, приобнявшая его девушка. - Обо мне что не предупреждали? Бог мой, где они только нашли такого недоумка, - прошептала она последнюю фразу сквозь зубы, тыча в лицо офицеру небольшим серебряным значком с характерной раскинувшей над земным шаром крылья птицей. - Теперь понял?! И, о черт, сделай рожу по приветливей! Мы влюбленная пара! Что скривился?! Давай, пошли...

  Гримаса, в которую в мгновение ока превратилось лицо Шеера, была не только от самого обыкновенного страха (внимание службы СД к обычному армейскому лейтенантику это тебе не фунт изюма, а вполне даже нехороший намек на какое-то плохое продолжение), но и непреодолимого желания облегчиться. Рвавшееся наружу пиво помноженное на неожиданный испуг буквально скрутили его внутренности...

  - Отто, - на крыльце красовался слегка набравшийся Курт. - Вот ты куда спешил! Ай да, тихоня Отто! Эй, фройлян, у вас нет случайно точно такой же очаровательной подруги? Если да, то я готов! - Он попытался щелкнуть пятками сапог, но у него ничего не получилось.

  - Шевели ногами скорее, - шипела в самое ухо, продолжавшая улыбаться девушка. - Железная задница не станет долго ждать! - она буквально тащила его на прицепе, с силой вцепившись в руку лейтенанта.