Дядя Степа, милиционер
Пора поведать про столь важную и неотъемлемую часть нашей жизни как сотрудники милиции. Точнее речь пойдет об участковых уполномоченных, сиречь участковых. Да, были и в нашей деревне участковые. Куда без них в стране свирепствующей прописки? Сначала был старый участковый Степаныч, в звании капитана милиции. Хотя, когда я попал на учет в детскую комнату милиции, он еще старшим лейтенантом был. Можно сказать, рос у нас на глазах. Понятно, что жить у нас в деревне участковый, по определению не мог. Поэтому был приходящим, точнее приезжающим. А что тут такого? Бывают даже папы приходящими – чего уж с участкового взять? Так что в случае кражи тогда еще социалистического имущества седлал он свой «Урал» с коляской и приезжал вести следствие и дознание. Иногда и на драки приезжал, если приезжих сильно мордовали и они после писали жалобы. Но в основном, конечно, кражи – вопросы мордобоя и поножовщины, как правило, решались без привлечения милиции.
Так что приезжал он, находил вора путем опроса и, иногда, допроса местного криминального контингента. Вообще воров найти было не трудно – допустим, пропал теленок с фермы. Дальше как в римском праве - «cul prodest?». «Кому выгодно?» - так сказать. А выгодно тому, кто лежит с утра пьяный и орет дурные песни. Путем несложных процедур память к похитителю возвращается, и он пишет «явку с повинной». Вуаля, дело раскрыто! Но при этом надо заметить что Степаныч, в отличие от нынешних полицейских, никогда не выбивал признание из невиновных. И уж, тем более, никогда не насиловал подозреваемых как нынешняя полиция.
Раскрытое дело надо было в строгом соответствии со старой русской традицией отметить. Тут вспомнилась хорошая цитата про традиции: «Только вряд ли допустимо так резко отрицательно относиться к традициям. Они являются, пожалуй, духовными стабилизаторами общества, его скрепами. Хотя в определенный период они становятся путами, сдерживающими его развитие. Итак, введем…». Понятное дело, тогда еще таких «духовных скреп» не было как ныне, именно поэтому милиционеры подозреваемых и не насиловали. Отмечать раскрытие дела Степаныч, как правило, приходил в наш сад, ибо питал слабость к вину моего изготовления. Там как раз стол был дощатый, оставшийся со свадьбы моего папаши и мачехи Наташи.
– Ну что преступник малолетний, - приветствовал он меня. – Вино имеется?
– Да.
– Тогда тащи! Дело раскрыто, отметить надо.
За этим столом и потреблял доблестный работник правоохранительных органов продукт моего таланта. Причем вкушал талант по полной, так сказать. Иногда так увлекался, что ложился спать прямо на скамье. Поспит пару часиков, проснется. Выпьет чаю с медом и в путь! Или затеет меня приемам самбо обучать. А то еще часто предлагал пострелять из табельного «ПМ». Но я отказывался, так как опасался, что кто-то будет идти по асфальту и станет жертвой шальной пули. Мало ли? Всякое бывает. Еще у нас была своеобразная интеллектуальная игра с ним: «Как бы я убил своего папеньку Плейшнера так, чтобы избежать подозрений в убийстве».
Однажды наш доблестный Степаныч уж слишком увлекся вином. Молодое вино вообще очень коварно. Вроде, как и не хмелит поначалу, а ноги то уже не держат. Остался по темноте на лавке ночевать. Благо время летнее, не холодно. Да и комары по какой-то причине его не кусали. Мирно проспал он там всеми забытый полночи. А потом, выйдя в сад и обойдя дом, подошел к гаражу. По летнему времени машину Плейшнер в гараж ленился загонять (в лом ему было многочисленные запоры на воротах отпирать) и стояла она возле гаража, под фонарем. УАЗ-3003, в народе прозываемый «головастиком». Скабрезный Плейшнер его «сперматозоидом» пошло называл…
Не знаю, с чего Степанычу пришла идея угнать машину. Пошутить хотел, или Плейшнера проучить, чтобы в гараж загонял. Проснулись мы среди ночи от диких криков. Гараж, надо заметить, стоял на насыпной горке со значительным уклоном. Не знаю, как так у Степаныча получилось, в общем, УАЗ наехал ему на ногу и остановился на ней. А тот орал, так как самостоятельно не мог избавиться от колеса. Наверное, залез в кабину, снял с ручника и по какой-то причине решил вылезти – а машина под горку покатилась. Не знаю, в общем. Но мата от разбуженного лежня Плейшнера он наслушался не мало. Плейшнер вообще дюже не любил когда его будили.
– Немедленно снимите с меня машину! – верещал доблестный милиционер.
– Ты какого х… туда полез? Тебе чего не спится, болвану в фуражке?
– Требую освободить представителя власти!
– Кого-кого? Какого представителя? Я тут власть!
– Это нападение на сотрудника милиции при исполнении!
– Совсем ополоумел уже? Какое нападение? Вот сейчас пойду спать…
– Вить, ты чего? Какое спать? Вдруг у меня гангрена разовьется и ногу отпилят? – мгновенно протрезвел Степаныч.
– Какой я тебя Витя, дурилка протокольная? Обращайся по форме! – куражился папаша.
– Виктор Владимирович освободите меня. Ну, пожалуйста!
– Ладно, - смилостивился Плейшнер, залезая в кабину. – Влад, принеси ключи от машины.
– Чего ты без ключей полез? – вновь заорал несчастный участковый. – Больно же!
– Терпи капитан, генералом станешь, - поерзал по сиденью отец, ощутимо раскачивая машину.
Я тем временем принес из дома отцовскую связку ключей и незадачливый Степаныч был наконец-то освобожден.
Через пару лет после неудачной попытки угона автомобиля Плейшнера Степаныч мирно ушел на пенсию. Нам назначили «на кормление» молодого еще совсем, младшего лейтенанта Володьку. Жил он в деревне Марьино, откуда к нам в школу на УПК ездили школьники. Через пару месяцев после его вступления в должность участкового случился забавный казус, едва не ставший трагедией. Тогда как раз из очередного заключения освободился некий «Чума» - человек крайне вспыльчивый и асоциальный. Жил он между домом Моргуна и домом старого ветврача Семеновича. Получается, если от нас по улице идти, то третий дом за Колькой Лобаном. Предыдущий срок Чума получил за то, что отрубил по какой-то причине соседке тяпкой стопу. Она босиком была и что-то не то сказала, а он с прополки, бухой, шел. Вот этой тяпкой и ампутировал половину стопы ей. На суде сказал, что порчу на него пыталась навести и вообще не человек, а черт – поэтому и отрубил копыто для разоблачения. А тут как раз по случаю отбытия срока неделю «гудел». И что-то ему привиделось, что жена не совсем жена…
– Убью, ведьма проклятая! - тяпки не нашлось под рукой, поэтому схватил косу и, дико завывая, погнался за ней по деревне.
Вечер как раз уже был. Крики эти. Стал народ собираться, посмотреть, что происходит. И участковый Володька что-то там терся. То ли от нас шел к Лобану, то ли наоборот - от Лобана к нам. Причем без оружия, но в форме. В общем, попался на пути этой милой семейной ссоры. Чума, забыв про жену, погнался, за Володькой. Тот нырнул в полупустой сеновал Лобанов, стоящий с открытой дверью. Чума с косой туда забежал и дверь за ним захлопнулась. Темнело уже. Толпа стоит, многие уже с ружьями, но никто не рискует следом бежать. Напороться на косу сумасшедшего желающих не было.
А я-то молодой был и горячий. Взял и следом в сеновал. Заскочил, дверь захлопнулась. Упал на пол, откатился от входа. Темно. Только коса где-то над головой «вжик-вжик». Страшно, надо признаться. Мне потом несколько лет это снилось: темно и это «вжик-вжик» над головой. Стал потихоньку переползать не видно ни черта. Только «вжик-вжик». В общем, с Божьей помощью мы тогда скрутили психа этого. Сам не знаю даже как получилось. Я, правда, видимо со страха, руку ему тогда сломал. А Володька ногу. Так что на зону Чума ушел с полным комплектом. Еще косьё[1] ему на спине сломали – но это так, для профилактики.
А с участковым мы после этого подружились. Он на учительнице с нашей школы женился потом. Она как раз только после института пришла что-то преподавать у нас. А через несколько лет, когда моя двоюродная сестра Лариска вышла в очередной раз замуж, то оказалось что Володька – родной брат ее мужа Игоря-сухостоя[2].
