Я поняла, что покинув тот город, я, возможно, обрела покой. С тех пор, когда я бросила последний взгляд на тот город, мне больше не снились кошмары. Кажется, что этот кошмар прошёл.
Прошёл же?
Но иногда казалось, что та тема все ещё была рядом со мной. Словно на ней был плащ-невидимка. Словно я чертова сумасшедшая, искала везде подвох или какой-то признак сверхъестественного. Но ничего не было. И я не могла понять, я была рада этому или нет. Сложно было впервые месяцы после переезда. Я никак не могла устроить себе «перезагрузку». Но потом я как-то неожиданно отпустила это, и мне сразу стало так легко, будто и не было тех странных месяцев. Будто кто-то стянул эту ужасную ношу. Наверно, это был мой ангел-хранитель, который постоянно ходил за мной тенью. Я научилась замечать то, что другие люди не заметили бы. И… Неужели он думал, что после всего, что было, я не смогу рассмотреть до боли знакомые глаза?
Первый раз, когда я заметила эти родные глаза, я испугалась. Испугалась, что всё снова сможет повториться. Я не думала о своих чувствах, не хотела растормошить старую рану, которую я долго пыталась залечить. Я думала о том кошмаре, что произошел со мной. Каждый раз, смотря на него, я заставляла себя думать вовсе не о тех касаниях, которые словно током расходились по венам. Он причинил так много боли, но почему-то глупое сердце так сильно стучало. Я думала, что это прошло.
Но нет.
Те чувства, что я скрывала под десятью замками, казалось, вот-вот вырвутся наружу, словно забитая птица из клетки.
Я не хотела этого. Просто хотела забыть. Хотела начать жить, ничего не боясь. Хотелось идти по улице и не озираться, в надежде не найти глаза, которые будут пылать ко мне ненавистью. Но ничего такого не было. Все они испарилась.
Иногда мне казалось, что все прошедшее было видение. Или глупым и страшным сном.
Я больше не плакала, даже когда было так хреново, когда жить не хотелось, когда сердце было в оковах невероятной и невообразимой грусти. Я почему-то искала причины, чтобы просыпаться по утрам, словно было кому-то до этого дело.
Я ждала каких-то знаков или подсказок. Сначала подсознательно. И старалась не обращать на это сумасшествие внимание. Списывала на то, что ещё прошло не так много времени. А затем сознательно всматривалась в незнакомые лица, пытаясь отыскать знакомые очертания. Шла на глупые и сумасшедшие поступки.
Заметили, как много в моей жизни слова «сумасшествие»? Я вся словно состояла из него.
Учеба была приоритетом… Несколько недель. А потом я просто не могла нормально думать. Иногда даже не отличала реальность от сна. Так не хотелось открывать глаза. Сон казался милее реальной жизни. Я спала постоянно, чтобы хоть как-то ухватиться за те частицы воспоминаний, которые почему-то со временем становились такими тусклыми и неважными. Я же хотела начать новую жизнь, так почему мне так горько, плеваться от этой жизни хочется?
Не было никаких признаков того, что было в том городе. Нью-Йорк словно поглотил меня, мои воспоминания, мою силу. Затушил этот огонь. И меня не окружала ни тьма, ни свет. Я балансировала где-то посередине. Тоскливой середине, которая почему-то ржавыми цепями сжимала моё и без того постоянно кровоточащее сердце. Оно бьется, так сильно ударяется о, кажется такие хрупкие, ребра. Тук-тук и все сломается.
Глупое и бессмысленное существование. Мама говорила, что из-за сильного стресса мои силы могут притупиться и я должна сама «вернуть» их. Но как?
Когда он ушёл, я больше ни разу не могла превратиться или сделать что-то невероятное своей силой. Словно ничего и не было. Словно всё стерли. Не только из памяти, из меня всё стерли. И это было пугающе странно. Я даже первое время радовалась, думая, что это означает конец. Возможно, я приняла это. Просто забыть всё.
Забить на глупое сердце, что постоянно стучало как сумасшедшее.
И я сделала это. В тот вечер, когда такая маленькая я бродила по такому большому Нью-Йорку. Казалось, что все тени будто исчезли. Какая-то легкость и непонятное спокойствие почему-то настигли меня. Я вздохнула, кажется, впервые, так беспечно и свободно набрала кислород в легкие.
В городе кипела жизнь, и было так странно внезапно осознать, что я есть часть этой безумной жизни. Я поняла, что теряю свою юность, зациклившись на том, что произошло когда-то. Все смерти и потери больше не преследовали меня. Я улыбнулась. Так искренне и просто. Эта улыбка ничего не значила. А, возможно, это было моим символом отпущения и покоя. Девочка, что шла навстречу мне, увидела мою улыбку и улыбнулась мне в ответ. Мне почему-то показалось это таким настоящим, таким живым. Вот она, самая настоящая жизнь. То, что я хотела. Радоваться незначительным мелочам. Слушать музыку, от которой трепещет сердце, и чувствовать себя живой.
Ж-и-в-о-й.
Я живая.
Это казалось таким странным.
Даже когда пошёл дождь, когда люди прятались за прилавки магазинов, я просто шла, чувствуя себя как никогда живой. Каждая капля пропитывала мою кожу. Такое спокойствие окутало меня.
Вода…
Это всегда спокойствие.
И я поняла, что это было то, что нужно для меня.
Я теперь не нуждалась в этой силе и в тех людях из того города.
Это просто этап в моей жизни, испытание, которое я прошла. Жизнь идет своим чередом, и я должна жить.
Я не называла тех имен и тот город, будто боясь, что если произнесу или подумаю об этом, то они каким-то образом откажутся возле меня.
— Это Найл. Он был моей первой любовью.
И что-то внутри меня взорвалось.
Я так давно не произносила это имя вслух, даже в мыслях.
— Он был для меня самым важным человеком, кислородом, но теперь я научилась жить без него.
— Ты не связывалась ни с кем из того города?
— Я… Нет, они остались в Бэкон Хиллс… В моём прошлом.
Это было легче сказать, чем я думала.
Отпускать так сложно? Возможно, но после этого, вы почувствуете то, что вам давно было нужно. Спокойствие, покой.
Теперь, может, я, наконец, смогу сказать, что я в порядке.
Мне понадобилось почти три года, чтобы все понять. Это было частью моей жизни, определенный этап, который я прошла. Это всегда будет частью меня, занимать особое место в моём сердце. Я никуда от этого не денусь, ведь не всегда все было так плохо. Было много хороших и прекрасных моментов. Почему я раньше не думала об этом, как об определенном опыте? Даже если было больно, было и весело.
А моё глупое сердце, наконец, спокойно качало кровь по организму. Наконец оно выполняло свою задачу.
Когда я сказала, что не хочу этой силы, не хочу её возвращать, мама почему-то улыбнулась. Она сказала, что я стала такой взрослой.
Ну, уж нет, в этом я сомневаюсь.
Я до сих пор с белым плюшевым медведем сплю, который едва ли не больше меня самой. Хорошо, хоть кровать двуспальная и места хватает нам обоим.
Внезапно на мои плечи опускаются чьи-то руки, и я вскрикиваю от испуга. Разворачиваюсь и готовлюсь послать человека в трёх буквенное турне, но замираю. И воздух весь словно из легких выкачали. Вас когда-нибудь прерывали на полуслове? Вот и у меня сейчас так.
Эти глаза, такие светлые и чистые. Улыбка такая широкая и искренняя. Волосы как всегда в беспорядке и редкие веснушки покрывают лицо.
Он стоит здесь, совсем рядом, улыбается, а мне сразу так трудно дышать и глупое сердце сильно-сильно бьется. Эти крылатые существа в животе табуном летают так, словно готовы вырваться наружу от… Счастья? Любви?
— Трудно было найти тебя, — и я задыхаюсь, падаю в этот омут самых красивых глаз. Его голос такой нежный, с ноткой хрипотцы и я замечаю сигарету за его ухом.
Засранец! Курить удумал? Я этого так не оставлю! Не оставлю ведь?
Нет, он нужен мне. Для полного счастья мне не хватало его. Того, кто покорил моё сердце. Оно словно снова оживает, и не было той боли. Словно его улыбка — самое сильное обезболивающее.
И мне кажется, слова не нужны. Всё и так понятно.