Три недели Вацлава лечили и кормили, следили, что бы он не сорвал повязки, когда метался в бреду. А потом …… Потом, а можно сказать, что это не потом и вообще не в будущем и не в прошедшем и в не настоящем. Это было одна страшная, полная боли, или нечеловеческих болей, жизнь, и жизнью это не назовешь. «Добрый» доктор Энтрес Пауль выбрал его и еще несколько молодых заключенных для своих опытов. Как выжил Вацлав, для него был это вопрос; после вливания в кровь, какой – то жидкости, несколько суток его словно кто – то выкручивал, всевозможные операции, и манипуляции доктора превратили его тело в крючок – разогнуться не было сил.
- Ну, как мой великолепный экземпляр! – Первые слова были у доктора, входившего в барак, и все заключенные как по команде съеживались и пытались сделаться меньше, а Вацлав после трех недель « каникул» как выражался сам доктор, вздрагивал и поднимался с нар. А что он должен был делать? Покончить с собой? Но он не мог позволить себе этого – Лика, он должен ее увидеть и все ей рассказать, всю правду, это его поддерживало, но….
Но неожиданно все прекратилось, доктор больше не появлялся, а потом пошли слухи, что доктора задушил один из заключенных. А появилось другое, в виде душа душегубка и печь по соседству, куда скидывали трупы. Да и появился новый начальник лагеря, высокий, худощавый, с черными, словно пропасть, глазами, небольшие усы под носом, придавали его лицу хищный вид. Карл Бухнер, он ходил перед строем людей и внимательно смотрел на лица людей, словно кого – то искал. Его речь состояла из речей Фюрера, пафосная и холодная Вацлаву было все равно, что он говорит, он стоял только поддерживаемый соседями в полуобморочном состоянии. Его больше не брали на опыты, а давали работу в поле или в лагере и его ум, застывший в течении этих лет стал оживать и Вацлав стал готовить побег. Пока однажды ночью….
«- Прошу Вас отдайте ребенка, я больше не появлюсь.- Вацлав чуть ли не на коленях умолял холодного и мрачного Дженефарфа.
- Ребенок мертв!- Отрезал Дженефарф и ушел не оглядываясь.
Время летело как на крыльях, пока однажды он не оказался опять в том городке на севере
Германии, он даже не думал о встрече с Магдой. Как перед ним взвился на дыбы конь и перед перепуганным, упавшим Вацлавым не появился Дженефарф.- Опять ты? Просила меня Магда посадить тебя в тюрьму, зря не послушал. Полиция! – И уже передавая в руки полицейского опешившего и ничего непонимающего Вацлава, Дженефарф прошипел злорадным шепотом – А сын то твой жив и он живет у Бухнеров, теперь он Курт!»
Вацлав задыхаясь от сна, резко сел, это совпадение, он прислушался, кто – то стонал, тяжелое дыхание и скрип досок. Вацлав осторожно встал и подошел к ведру с водой, глотнул несколько кружек и вытер лицо. Этого не может быть!!!
А совсем в другом конце лагеря, за колючей проволокой в небольшом доме сидел начальник лагеря майор Курт Бухнер. В одной рубахе и брюках сидя за столом, он читал дела заключенных, но его интересовал один из них – Вацлав Гашек, а перед ним на столе кроме дел, лежала небольшая фотография молодого, смеющегося человека. Вот уже год Курт добивался попасть в этот лагерь, но зачем?
Полтора года назад
Дом Бухнеров
Ева обняла сына – Курт он ждет тебя. – Она не выдержала и заплакала
- Успокойтесь мама! – Курт обнял мать и осторожно вошел в комнату, освещенную только небольшой лампой, на камине и подошел к большой постели, на которой лежал одутловатый, тяжело дышащий человек. Медсестра осторожно убрала книгу, встала со стула и вышла.
- Отец!- Курт осторожно сел рядом.
Петер с трудом открыл глаза, он удивленно посмотрел на военного, сидевшего на его постели, он не узнавал сына, но потом в затуманенных глазах появилась искра жизни – Курт!
- Да, отец!
- Отец!- Хриплый смех, умирающего, прорвался наружу. – Я …не твой…отец! Посмотри….там- Петер с трудом поднял руку и взял медальон на груди, – открой
Опешивший Курт открыл его и там лежал небольшой ключ. – Там! – Петер показал на небольшой стол.
Этот стол с детства знал, там был небольшой секрет, и ключ открывал эту тайну. Курт нашел под столом панель и отодвинул ее и вставил ключ, раздался щелчок, и крышка стола отъехала в сторону; внутри лежали письма, бумаги – Справа ….лежит … трубка в ней.- Прохрипел Петер, как он долго ждал.
Две недели назад
- Простите фрау Магда, что я Вас беспокою!
Магда недоуменно посмотрела на лысого, полненького мужчину, он остановил ее на рынке.- Что вы хотите?
- Я, Петер Бухнер!- Петер эти годы смотрел на свою любимую и дорогую Еву и готов был исполнить любой ее каприз. Но одного он не мог ей простить измену. Зачем он согласился забрать ребенка, для чего, пусть у них не было детей, но измена жены выбила его из колеи, два инфаркта за последние два года, да еще он узнал, кто помог поступить в университет его бездарному младшему сыну, который уже успел обзавестись семьей и сидел у них на шеи. А оказывает он еще и … Петер с жадностью проглотил таблетку.
- Простите, я Вас не понимаю?
- Швейцария, 1913 год – Петер увидел, как побледнела Магда.- Простите, я не хотел Вас пугать. Там у меня машина, давайте поговорим – Он следил за ней от самого дома.
Уже в машине Петер рассказал Магде все, что знал сам, но кроме одного, он вдруг пожалел эту женщину, сидевшую рядом с ним, у нее были сухие глаза, только губы дрожали, неожиданно Магда открыла сумочку и достала из ридикюля сложенный вчетверо лист. – Это его отец, вы можете ему отдать его фото, и я хочу увидеть своего сына.
- Его нет в Германии, но передам и скажу, что вы хотите встретиться!- Ну, зачем он все это затеял, если не смог сказать самое главное, но зачем? Кому он сделает хуже, этой женщине потерявшей ребенка или ее мужу? – Я рад с Вами познакомится!
– А за чем вы мне об этом говорите?- Вдруг опомнилась Магда
Петер жалобно улыбнулся – Лучше сказать правду, чем потом думать, почему это не сделал. Простите меня!- Он поцеловал ей руку.
Магда вышла, Петер схватился за грудь, преодолевая боль, он доехал до дома, как сказал врач это последний инфаркт и больше ему не подняться.
Полтора года назад
Дом Бухнеров
– Это…твой…отец..Вацлав.. Гашек, твоя мать Магда фон Герц, она хотела…. встретиться с… тобой. Ее муж .. отдал …тебя нам..
Курт стоял перед кроватью с фото в руках, оглушенный и разбитый, он немецкий офицер, элита арийской нации оказывается незаконнорожденным и еще и от того кого он ненавидит всей душой.
-Курт!
Курт очнулся, когда хрип умирающего затих, он как пьяный вышел из комнаты и обошел мать и брата и бросился в свою комнату, что – то в нем сломалось, никто и никогда больше не узнает кто он. С этой женщиной он не встретиться! Ему надо узнать одну вещь, но вначале самое главное похоронить приемного отца.
Уже на кладбище Курт увидел женщину, она стояла в стороне в черной шляпке и платье. А когда они проходили мимо, Ева остановилась перед ней и они, молча, смотрели друг на друга. – Он ему ничего не рассказал!- Неожиданно сказала Ева, и Курт догадался кто перед ними, женщина сжала сумочку и ушла ровной, спокойной походкой.
Через два дня Курт был у своего друга, который пообещал найти, Вацлава Гашека, через три месяца он узнал, где находиться его настоящий отец, но попасть туда без помощи он не сможет.
- Здравствуйте, папа!- Курт усмехнулся, когда полковник подскочил на своем кресле. Он сел на стул – Я все знаю и я хочу, что бы ВЫ утроили меня в один лагерь.
- Зачем! – Прохрипел ошалевший Дженефарф
- Это мое дело! А беспокоить я Вас больше не буду! Да, если со мной что – то произойдет, кое кто получить интересные сведенья …
И вот он в лагере..
Утро. Солнце равнодушно пробежало по лицам узников и скрылось за облаком. Вацлав отправили на кухню чистить картошку, раздался шум и в кухню бежал мальчик лет шести. Он удивленно смотрел на него.
- Пауль, где ты? – В кухню вошла миловидная, белокурая женщина. Увидев Вацлава и сына, вместе, она побледнела и схватила сына за руку и утащила его из кухни. Несколько раз Вацлав видел мальчика, но его отца он видел чаще, Бухнер был похож на сорвавшегося с цепи пса, готового разорвать каждого. Врач или Бухнер? Можно ставить знак равенство! Кроме медицинских опытов. Вот и вся разница. Вацлав ужаснулся от собственного сына, он поверил своему сну? Нет, он поверил словам Курта, он был один у печи, выгребая пепел из топки. Хотелось выть от боли, но надо, надо, ради Лики, он не услышал шагов.