- Я не понимаю, к чему ты клонишь, - перебил ее Кирилл.
- Я клоню к тому, что готовится передел собственности, возможно, грядет реставрация государства. Повышенная производственная активность оружейных заводов приведет к необходимости внедрения таких средств контроля за населением, как блюстители. Вполне возможно, что их применение станет повсеместным. Но для оправдания такого шага на демократичном Западе нужен серьезный повод. И этим поводом может стать вспыхнувшая у нас война!
Кирилл засмеялся.
- Хочешь сказать, у нас здесь развяжут войну, чтобы внедрить блюстители на Западе?
- Вполне возможно. Отец от этого выиграет, а я нет. Поэтому и предупреждаю вас - будьте осторожны. Вы в любой момент можете стать не нужны. Назревает серьезная заварушка и ужесточение контроля. Сами понимаете, торговать наркотиками в таких условиях крайне опасно. Поэтому советую вам уехать из города при первой же возможности. Это я говорю не по поручению отца. Дружеский совет племянницы своей тетке, - сказав это, Тамара встала, попрощалась с Агнией и Кириллом и ушла.
- Что думаешь? - спросил Кирилл. - Она говорит о тоже, что и я - пора уезжать.
- Не знаю, - нерешительно ответила Агния.
8
Утром, когда Кирилл оставил ее одну, Агния отправилась на прогулку. На выселках не было парков или аллей, улицы грязные, вокруг шастают сомнительные личности. Поэтому она направилась на автобусную остановку и поехала к озеру, именуемому на выселках Гулящим. Такое прозвище дали ему за то, что жители окраины часто туда ездили расслабляться, устраивали настоящие сабантуи, пьянки, иногда и мордобои с последующим приездом охранников. Но за уборкой и вывозом мусора следили: озеро находилось вблизи престижных районов, и хотя состоятельные люди редко там гуляли по причине большого количества высельчан в округе, убирать дворникам приходилось - нельзя было запускать прилежащую к районам территорию. Конечно же местные богачи старались как-то прижать высельчан, чуть ли не запрет на посещение озера в нетрезвом виде ввести, но собственник земли не пошел у них на поводу, дав понять - он не намерен нарушать право на свободу перемещения в городских границах, если человек не нарушает правила, установленные самим собственником. Поэтому если арендовавших квартиры в том районе что-то не устраивало, им оставалось только переехать или смириться. Большинство предпочло второе.
На жителях же выселок спор между собственником земли и богачами не оказал никакого влияния. Молодые высельчане любили приводить сюда своих подружек, те, что постарше и уже обзавелись семьями, справляли здесь знаменательные даты, любимейшими из которых были дни рождения. Утеху на Гулящем мог найти и холостяк, и гулящий муж - множество привлекательных девушек подрабатывали здесь своим телом. Впрочем, проституция давно уже не считалась чем-то унизительным, потому к этим особам относились спокойно. Более того, именно продажные женщины были одной из немногих причин, заставлявших жителей приличных районов сюда заглядывать. Неизвестно почему, но многие состоятельных людей влекло к женщинам ниже их по статусу. Агния объясняла себе это желанием мужчины превосходить женщину во всем. К тому же высельчанки редко когда оказывались сильно эмансипированы, они с удовольствием принимали помощь от своих ухажеров, мечтали жить на содержании, в отличие от дамочек, арендующих жилье в престижных районах. Размышляя об этом, Агния часто приходила к выводу, что сколько бы не превозносили важность женской красоты и обаятельности, но ни то, ни другое не сравниться с покладистостью.
Не смотря на риск быть принятой за проститутку, Агния любила в одиночку гулять здесь. Аккуратные пешеходные дорожки, полукольцом опоясывающие озерце, змейкой вились вдоль горы, ведя на вершину. Вдоль дорожек были установлены лавочки, по обеим сторонам от которых стояли урны, вокруг росли стройные красивые клены, газоны были ухожены, а на полянах росли удивительные цветы.
Но даже красоты Гулящего не помогли Агнии отвлечься от тяжелых мыслей. Она думала о сыне и об Артеме, которые в ее сознании фактически слились в одного человека. Ну почему Курков так сильно напоминал ей сына? Отчего она не могла позабывать о своем ребенке, как это сделали другие родители, иной раз безумно радуясь,когда дети переезжали на съемное жилье?
"От прихлебателя избавились", - хвалились такие родичи.
Но Агния любила сына, по-настоящему любила. Возможно такое чувство, как материнская любовь и правда отмирало. Вспомнить хотя бы Тамару, уверенно провозглашавшую необходимость искусственного выращивания детей. Сложно поверить, что племянница любила бы сына, если б он у нее был. А Агния отбросить свои чувства не могла.
Она поднялась до самой вершины пригорка, немного полюбовалась солнцем, важно плывущим среди пушистых облаков, а потом стала спускаться обратно. Утомившись, она села на первую попавшуюся лавочку и заметила книжку в красном переплете, завалившуюся между досками лавочки. Агния взяла ее: совсем тоненькая, потертая, пахнущая плесенью, книжка походила на блокноты, которые сегодня изготавливались только по эксклюзивным заказам. Писать на бумаге было дорого, считалось непродуктивным, использовалась только электроника, в том числе и для ведения записей.
Заинтригованная Агния, раскрыла книжку. На заглавной страницы красивым девичьим почерком с использованием паст разного цвета было выведено "Ежедневник". О том, для чего предназначалась эта книжка, Агния догадалась, только когда начала читать. Подобные записи личного характера в прошлом называли дневниками.
На первых страницах паста высохла и стерлась до такой степени, что текст невозможно было разобрать. Но где-то в середине буквы еще сохранились. Больше того, они несколько раз обводились повторно, дабы записи не повторили участь предшественниц в начале.
"12 марта. Сегодня я встретила его. Раньше считала рассказы про любовь с первого взгляда глупостями, хотя то и дело читала старенькие, доставшиеся мне от деда, который хранил их со времен государственного периода, книжки об этом. Но правду говорят: лучше один раз получить выплаты по процентам, чем семь раз услышать обещания об их уплате. Ну что за ерунда, что за глупости! Наверное, когда стану перечитывать это, буду дико хохотать. Как можно писать подобные глупости, когда случилось ТАКОЕ!
Мама обещала поговорит со своим начальником о работе для меня, сказала подойти часам к четырем к ней в офис. А я замоталась дома, затеяла зачем-то уборку. Опаздываю, тороплюсь, в голове крутится - упустишь свой шанс, и сидеть тебе до конца жизни безработной. Но мне не верилось, что сегодня я получу работу. Если уж папа не сумел меня устроить, то у мамы и подавно ничего не получится. Она такая мягкая, податливая, никогда не может настоять на своем, предпочитает уступить, а не спорить. Как ей убедить начальника взять совсем молодую девчонку, которая школу-то еще не закончила, на ответственное место секретаря?
Я волновалась, чтобы успокоиться и начала возиться: сначала собрала вещи, разложила их по полкам, потом стала пылесосить, мыть полы, наводить порядок. Начала бы и готовить, но случайно взглянула на часы и поняла, что непременно опоздаю. Оглядываясь назад, понимаешь: все это - уборка, готовка - делалось специально. Я опоздаю и отказ, который непременно последует, можно будет объяснить этим опозданием. Да, мама отчитает меня за рассеянность, отец пожурит, но не придется признаваться самой себе в том, что ты никчемная и никому не нужная работница.
Итак, я засуетилась, наспех надела первое попавшееся платье и мой счастливый аквамариновый топик, натянула на ноги сандалии, побежала на остановку. Казалось, транспорт прекратил свое движение. В конец отчаявшись, я бросилась бежать вдоль дороги, ежесекундно поглядывая на наручные часы. Стрелки безжалостно отсчитывали дорогие для меня минуты. Поглядев на часы в очередной раз и прокляв свою нерасторопность, я зазевалась, споткнулась о вывернутый бордюр и полетела на землю. Непременно разодрала бы себе коленки и выпачкала платье, если бы не появился Он. Не представляю, каким чудом он умудрился подхватить меня и удержать. Робко посмотрев в его сторону, я забыла о том, что нужно дышать. Пронзительные карие глаза, густые брови и отчего-то показавшиеся мне тогда мужицкими усы. Волосы слишком короткие, пожалуй, его можно было назвать почти лысым. Но каким-то образом все эти черты, каждая по отдельности казавшиеся мне неприятными, соединившись в нем, очаровали, вскружили голову.