Я почти падаю в обморок. Хватка Стеф на моей руке становится сильнее, удерживаясь меня в вертикальном положении.
— Могу я ее увидеть? — шепчу я.
Врач кивает.
— Конечно, идите за мной.
Мы входим в ближайшую комнату, и она открывает шторы.
Там лежит моя мама.
Но это не моя мама.
Моя мама всегда была маленькой, но никогда такой крошечной. И не такой старой.
Это маленькая умирающая женщина, с серой, почти прозрачной кожей, болезненно худая, к ней присоединена куча приборов. Они издают звуковые сигналы, контролируя ее, единственный признак того, что она не умерла. Минуту я смотрю, как на мониторе бьется ее сердце, затем смотрю снова на неё, пытаясь сопоставить две картинки, доказательство того, что она жива.
— Это не она, — шепчу я, поднося руки ко рту, ожидая, что кто-нибудь согласится со мной, скажет мне, что все это большая шутка. Но никто ничего не говорит. Количество боли между нами ошеломляете. Я даже не в силах осознать все это, и мой мозг снова отключается. Словно нажали выключатель.
Но я все же поднимаю ее руку, кожа такая вялая и тонкая, и я держу ее, пытаясь придать ей сил, крича про себя, чтоб она возвращалась, чтобы, пожалуйста, прошла через это.
Ответа нет. Не знаю, почему я думала, что он будет. Так или иначе, они должны подождать, перед тем как вывести ее из комы. Но даже так, я думаю, может быть, возможно, просто мое присутствие здесь, нахождение всех ее детей рядом, даст ей знать, что у неё есть многое, за что стоит бороться.
Мне страшно, я в ужасе от того, что там, где она находится сейчас, она может увидеть папу, он может протянуть ей руку и она собирается взять его за руку. Она собирается позволить ему забрать ее, потому что это все, чего она хотела со дня его смерти.
Я не в силах остановить слезы, стекающие по лицу. Я даже не могу полностью отключиться.
Стеф держит меня и я так рада, что она здесь, и рада, что здесь мои братья, но я знаю, кто мне действительно нужен, в чьих руках я хочу оказаться сегодня вечером.
Учитывая все, что случилось, всех, кого я теряю, я поражена, что все ещё могу чувствовать в груди своё сердце. Я уже думала что там лишь пустота и ничего не осталось.
***
Следующие несколько дней проходят как в тумане. Мне как-то удаётся вернуться на работу, хотя после того, как я двигаюсь словно робот, Люси говорит мне взять ещё отгулы. Я знаю это ещё и потому, что Кэндис очень эффективно выполняет мою работу, но я об этом не беспокоюсь. Мне вообще ни до чего нет дела.
Так что большую часть времени я провожу в больнице. Сижу рядом с мамой, держу ее за руку и разговариваю. Просто разговариваю. Обо всем. Счастливые моменты. Старые воспоминания, которые есть у нас, хорошие дни, случавшиеся в прошлом. Все, что было до этого, кажется светлым. Ничто и никогда уже не будет прежним. Я это знаю.
Когда может, приходит Стеф. Иногда с Линденом. Иногда это Никола и Брэм. Обычно здесь один из моих братьев. Они все извиняются, что им никогда не следовало позволять мне взваливать все это на себя, что мне нужна была их поддержка, что им надо быть менее эгоистичными, потому что они были воспитаны совсем не так.
Но на самом деле не имеет значения, что они говорят. Я никого из них не виню. Я виню лишь себя за то, что меня не было здесь. Если бы я никогда не поехала в Шотландию, возможно, этого бы никогда и не случилось. Я не знаю, к чему бы это привело, но уверена, если бы я отвезла ее в больницу, все могло бы быть по-другому.
Самое смешное, что я все больше и больше начинаю понимать Лаклана. Это горе и чувство вины другого рода, но, в конце концов, меня так же съедают эмоции. Когда я дома, я ловлю себя на том, что выпиваю пару бокалов вина просто что бы захмелеть, очутиться там, где мне не надо думать, а просто дожить день и уснуть.
Я мало разговариваю с ним. Он постоянно пишет мне, спрашивая как я, как мама. Я всегда отвечаю лишь парой предложений. Кажется так легче, даже если я беспокоюсь о нем. Даже если я хочу знать в порядке ли он, что он получает помощь. Я хочу знать, как прошла его игра. Но вместо того, чтобы спросить его, я смотрю в интернете. Он не играл в этой первой игре против Глазго, но они выиграли, и это принесло малюсенькую, грустную улыбку на мое лицо.
Спустя примерно неделю после маминого инсульта, врачи говорят, что отек немного спал и они настроены оптимистично.
Мы все собрались в больнице, братья и я с тревогой стоим около палаты, пока что-то происходит за закрытыми дверями. Может, именно оно. Мы можем войти туда, и она может улыбнуться нам, пусть даже слабо, но она может снова нашей мамой. Возможно, она расскажет нам о снах, которые видела об отце и мы бы посмеялись, поплакали и сказали бы ей спасибо, что вернулась к нам, своим детям, которые нуждались в ней больше, чем мы когда-либо были в состоянии сказать.
Но, когда врач выходит из палаты, мы сразу же понимаем, что новости плохие.
Она выдыхает и смотрит нам всем в глаза.
— Ничего не вышло.
Пол уходит у меня из под ног.
— Она жива, но...мы не можем отключить ее от системы жизнеобеспечения. Она не смогла вернуться.
— Так она все ещё в коме? — спрашивает Пол, звуча раздражённым. Это всегда было работой моего старшего брата. Сердиться.
Доктор кивает.
— Как я говорила, введение ее в медицинскую кому всегда последнее средство, особенно для человека ее возраста. Это всегда своего рода прыжок веры.
— И что же нам теперь делать? — паникует Тошио. — Что...что мы можем для неё сделать?
— Для начала, мы откажемся от барбитуратов, которые фактически отключают ее мозг. Но иногда мозг не начинает реагировать снова. На данном этапе невозможно определить, насколько сильны повреждения после инсульта, и каковы последствия пребывания в коме. У неё был шанс очнуться. Но она пока не очнулась. Мы подождём ещё несколько дней. Но, к сожалению, я не думаю, что она выйдет из этого состояния. Единственное, что вы можете, это ждать. Молитесь, если необходимо,
— Молиться? — с насмешкой говорит Пол.
Никко толкает его локтем, чтобы он заткнулся, а потом говорит врачу:
— Послушайте, как долго она может оставаться в коме? Ее мозг ведь реагирует, правильно? Ну, ведь люди постоянно выходят из комы. Думаю нам даже не надо обсуждать какие-то альтернативные варианты, пока мы не дадим ей все время, которое ей нужно.
Тошио кивает, вытирая слезы.
— Ага. Иногда люди просыпаются спустя несколько лет и с ними все нормально.
Да, грустно думаю я. Но эти люди молоды. А наша мама нет.
Я смотрю на доктора и знаю, она думает об этом же. Такова правда и я потратила всю свою жизнь, пытаясь смириться с этим, зная, что я буду вынуждена смотреть, как мама умирает и, вероятно, в это время я все ещё буду молода.
Но доктор не говорит ничего такого, вместо этого она говорит:
— Мы продолжим поддерживать системы жизнеобеспечения пока вы, как ее семья, не скажете нам прекратить.
Я закрываю глаза и чувствую руку Никко вокруг себя.
Мне хочется верить, что нам никогда не придётся принимать такое ужасное решение.
Я хочу верить, что мама все ещё может выбраться.
Я хочу верить во многие вещи.
Но я не знаю, сколько веры у меня осталось.
Глава 27
ЛАКЛАН
В течение нескольких дней после того, как Кайла уехала, я вижусь лишь с товарищами по команде и Амарой. Мой мир уменьшился до крошечных размеров. Без Кайлы рядом, все просто сжалось. Когда она была здесь, мир был широким и бесконечным. Теперь это снова словно лунатизм, каким он и был до того, как она пришла в мою жизнь.
Так что пока я игнорировал звонки от своей семьи, даже от Брэма из Штатов, я не слишком удивлён, найдя Бригса, во второй половине дня звонящего в мою дверь и бросающего камни в мое окно.