Наконец он подтягивает штаны, подходит ко мне и притягивает меня для влажного, страстного поцелуя, его губы крепко прижимаются к моим, язык пробует меня, как соль, как пот.

Одной рукой он удерживает мое лицо, проводя большим пальцем по губам, серьёзно глядя на меня.

— Прости, если это было немного дико.

Я ухмыляюсь.

— Чем больше дикости, тем лучше. — И это правда, потому что нет ничего скучнее сладкого и чувственного, эмоционально-нагружённого секса, который так часто называют «заниматься любовью», что ж, не думаю, что я могу маневрировать в таких определениях. В конце концов, каким бы диким не был этот секс, он развязал потоки эмоций, с которыми я не способна справиться. У меня всю жизнь было чёрное сердце, и оно не знает что делать с тем, что может превратить его в целое и розовое.

Неожиданно за закрытой дверью слышатся звуки, и мы обмениваемся робким взглядом, прежде чем помчаться по коридору, Лаклан выбрасывает презерватив в мусорку, когда мы уходим.

Оказавшись в фойе, мы останавливаемся, замечая, что наша компания все ещё сидит в винном баре, посмеиваясь над чем-то.

Я смотрю на Лаклана.

— Мы не обязаны присоединяться к ним.

— Ага, — говорит он кивая. — Но нам следует. Пойдём.

— Я похожа на девушку, которую толь что как следует оттрахали? — шепчу я ему.

Он смотрит на меня снизу вверх и ехидно улыбается.

— О да.

— А ребята, вот вы где, — говорит Стеф, когда мы приближаемся к столику, и уже слишком поздно хотя бы успеть пригладить волосы. Знаю, мое лицо и грудь, должно быть, покраснели. — Я бы спросила, где вы были, но не хочу этого знать.

Я надменно улыбаюсь ей и занимаю своё место как порядочная леди.

— Просто подышали свежим воздухом.

Никола рядом со мной фыркает.

— Думаю, мне возможно надо узнать, где вы дышали своим воздухом.

— Сладенькая, с твоим воздухом все отлично, — говори ей Брэм через стол.

С вином, выпитым ранее, все разделили где-то пару бутылок. Я смущаюсь от наличия у меня бокала, чувствуя себя одурманенный от того, что выпила раньше, но на удивление у Лаклана тоже есть бокал, так что я присоединяюсь к нему.

В конце концов, наши желудки начинают ворчать, и мы отправляемся на ужин в один из ресторанов. Лаклан быстро останавливается у номера, чтобы забрать Эмили, так как мы узнали, что питомцев можно выводить за пределы патио. И мы проводим несколько часов, выпивая больше вина и наслаждаясь едой, пока солнце садится на расстоянии, проливая зарево на виноградники.

Я глубоко вдыхаю, наслаждаясь теплотой ночного воздуха и рокотом сверчков, заполняющих тишину. Брэм и Никола извиняются, Никола говорит, что ей необходимо позвонить маме и поговорить с Авой до того, как будет поздно. В конце концов, Линден и Стеф тоже уходят, повиснув друг на друге как два пьяных дурака.

— Наконец-то одни, — говорю я Лаклану, сидящему рядом со мной с широко расставленными ногами и попыхивающему сигарой, на которую официант ничего не сказал. На самом деле, думаю, они нарочно забыли, что мы все здесь.

Лаклан крякает, хмурит лоб и глубоко задумывается. Думаю, он пьян, но точно сказать трудно. Во всяком случае, пока вечер продолжается, он становится спокойнее.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Его глаза порхают ко мне. Взгляд тяжёлый, жёсткий.

— Я просто отлично, — говорит он, натянуто улыбаясь.

Я сглатываю.

— Такой девчачий ответ.

Он моргает, напряжение надвигается словно шторм.

— Прости?

Даже Эмили поднимает голову.

Я немного отклоняюсь назад, оценивая его. Хоть я и спровоцировала его только сейчас, изменение его настроения удивляет.

Тем не менее, я отказываюсь бояться. Для подобного мы обменялись друг с другом слишком многим.

— Я сказала, что это девчачий ответ. Ты сказал отлично так, будто все не отлично, и если так и есть, я просто хочу знать, что случилось.

Его тёмные брови опускаются, и он смотрит на меня практически исподлобья. Но все ещё ничего не говорит. Засовывает сигару в рот и смотрит в сторону.

Я вздыхаю и кладу руку ему на плечо.

— Эй. Ты можешь сказать мне.

Он закрывает глаза, ненадолго откидывает голову назад.

— Лапочка, — говорит он, его голос на пределе. — Я в порядке. Я просто...перевариваю то, что происходит.

— И что происходит?

Он качает головой и наклоняется над столом, наливая себе ещё один бокал вина. Я смотрю, как он выпивает его. Закончив, вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Ничего не происходит? — говорит он. Но в его голосе столько горечи и отчаяния, что я чувствую двусмысленность.

Я поднимаюсь с места и беру его за руку, дергая к себе.

— Ладно, вино закончилось. Время идти.

Он вырывается из моих рук.

— Тогда иди одна. Я ещё курю сигару.

Он говорит немного невнятно, так что очевидно он слегка пьян. Прямо на глазах он превращается в мистера Хайда.

Я скрещиваю руки.

— Нет. Я не пойду без тебя.

— Твоя потеря, — говорит он, затем смеётся сам с собой, будто сказал что-то смешное.

Я проглатываю комок в горле.

— Это не моя потеря. — Сажусь обратно на место и умоляюще смотрю на него. Проходит вечность. Наконец он кладёт свою сигару.

— Отлично, — говорит он, не слишком радуясь этому. — Теперь мы можем идти.

Он встаёт, немного пошатываясь, и наклоняется за Эмили, но собака все понимает и, уклоняясь, рычит на него.

Мгновение он смотрит на неё, хмурится, будто не может в это поверить. Затем потирает губы, его глаза, словно бусинки, взгляд тяжёлый, и кивает головой на какой-то воображаемый вопрос.

— Хорошо, — тихо говорит он. — Хорошо. — Он смотрит на меня и, кажется, понимает.— Хочешь взять ее? Не думаю, что это следует делать мне.

— Да, конечно, — быстро говорю я и беру поводок Эмили. Она все еще в замешательстве смотрит на Лаклана, и он отвечает ей тем же. Она знает, что в нем что-то изменилось, и теперь он это тоже знает.

Собаки с поведенческими проблемами не должны учиться у людей с поведенческими проблемами. Теперь я это понимаю. Ещё одна часть головоломки под названием Лаклан осторожно встаёт на место. Довольно забавно, что это собака вразумила его, а не я.

Я беру Лаклана за руку, и он не вырывается. Его походка немного неловкая, но мне удаётся провести его вокруг отеля и довести до нашей комнаты.

Он идёт прямо к кровати, падая ничком.

Я закрываю дверь, выключаю свет и спускаю Эмили с поводка, прежде чем иду к нему и стучу по плечу.

— Ты не можешь спать в одежде, — говорю я ему.

Он ворчит.

— Тогда раздень меня.

— Ты весишь буквально тонну, — говорю ему, пытаясь подобраться под него, чтобы расстегнуться рубашку.

— Преувеличение, — бормочет он.

Я шлепаю его по заднице.

— Просто, пожалуйста, сядь.

С тяжелым вздохом ему удаётся сесть. Я быстро стягиваю с него рубашку, его подбородок достаёт до его груди, прежде чем он падает на кровать, создавая незначительное землетрясение на матрасе. Я поворачиваю его на бок и стягиваю с него штаны, на этот раз совсем не сексуально.

— Как ты умудрился так напиться? — спрашиваю я, даже не уверенная, что он меня слышит.

Он глотает несколько раз, глаза все ещё закрыты, и говорит.

— Я не пью много.

— Точно, Регби, — говорю я.

— Нет, — говорит он, немного качая головой. — Я просто не должен. Мне слишком это нравится. Мне это слишком необходимо. Как и много других вещей. Плохих вещей. И тогда я становлюсь бесполезным. Знаешь, раньше это уже уничтожило меня.

Я замираю от этой информации, случайно вылетающей из его рта, затем стягиваю с него штаны, прежде чем развязать ботинки.

— Я вижу, — в конце концов, говорю я.

— Ты хотела правду, вот она правда. У меня много истин. Это одна из них.

Я бросаю его ботинки на пол и кладу руку ему на плечо.

— Что ж, спасибо, что сказал мне правду, — серьёзно говорю я.

Но он не отвечает, вместо этого из его рта вырывается громкий храп. Странно, что после всего, что он только что сказал и сделал, я все ещё нахожу его и его губы чертовски аппетитными.