Наконец он подтягивает штаны, подходит ко мне и притягивает меня для влажного, страстного поцелуя, его губы крепко прижимаются к моим, язык пробует меня, как соль, как пот.
Одной рукой он удерживает мое лицо, проводя большим пальцем по губам, серьёзно глядя на меня.
— Прости, если это было немного дико.
Я ухмыляюсь.
— Чем больше дикости, тем лучше. — И это правда, потому что нет ничего скучнее сладкого и чувственного, эмоционально-нагружённого секса, который так часто называют «заниматься любовью», что ж, не думаю, что я могу маневрировать в таких определениях. В конце концов, каким бы диким не был этот секс, он развязал потоки эмоций, с которыми я не способна справиться. У меня всю жизнь было чёрное сердце, и оно не знает что делать с тем, что может превратить его в целое и розовое.
Неожиданно за закрытой дверью слышатся звуки, и мы обмениваемся робким взглядом, прежде чем помчаться по коридору, Лаклан выбрасывает презерватив в мусорку, когда мы уходим.
Оказавшись в фойе, мы останавливаемся, замечая, что наша компания все ещё сидит в винном баре, посмеиваясь над чем-то.
Я смотрю на Лаклана.
— Мы не обязаны присоединяться к ним.
— Ага, — говорит он кивая. — Но нам следует. Пойдём.
— Я похожа на девушку, которую толь что как следует оттрахали? — шепчу я ему.
Он смотрит на меня снизу вверх и ехидно улыбается.
— О да.
— А ребята, вот вы где, — говорит Стеф, когда мы приближаемся к столику, и уже слишком поздно хотя бы успеть пригладить волосы. Знаю, мое лицо и грудь, должно быть, покраснели. — Я бы спросила, где вы были, но не хочу этого знать.
Я надменно улыбаюсь ей и занимаю своё место как порядочная леди.
— Просто подышали свежим воздухом.
Никола рядом со мной фыркает.
— Думаю, мне возможно надо узнать, где вы дышали своим воздухом.
— Сладенькая, с твоим воздухом все отлично, — говори ей Брэм через стол.
С вином, выпитым ранее, все разделили где-то пару бутылок. Я смущаюсь от наличия у меня бокала, чувствуя себя одурманенный от того, что выпила раньше, но на удивление у Лаклана тоже есть бокал, так что я присоединяюсь к нему.
В конце концов, наши желудки начинают ворчать, и мы отправляемся на ужин в один из ресторанов. Лаклан быстро останавливается у номера, чтобы забрать Эмили, так как мы узнали, что питомцев можно выводить за пределы патио. И мы проводим несколько часов, выпивая больше вина и наслаждаясь едой, пока солнце садится на расстоянии, проливая зарево на виноградники.
Я глубоко вдыхаю, наслаждаясь теплотой ночного воздуха и рокотом сверчков, заполняющих тишину. Брэм и Никола извиняются, Никола говорит, что ей необходимо позвонить маме и поговорить с Авой до того, как будет поздно. В конце концов, Линден и Стеф тоже уходят, повиснув друг на друге как два пьяных дурака.
— Наконец-то одни, — говорю я Лаклану, сидящему рядом со мной с широко расставленными ногами и попыхивающему сигарой, на которую официант ничего не сказал. На самом деле, думаю, они нарочно забыли, что мы все здесь.
Лаклан крякает, хмурит лоб и глубоко задумывается. Думаю, он пьян, но точно сказать трудно. Во всяком случае, пока вечер продолжается, он становится спокойнее.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
Его глаза порхают ко мне. Взгляд тяжёлый, жёсткий.
— Я просто отлично, — говорит он, натянуто улыбаясь.
Я сглатываю.
— Такой девчачий ответ.
Он моргает, напряжение надвигается словно шторм.
— Прости?
Даже Эмили поднимает голову.
Я немного отклоняюсь назад, оценивая его. Хоть я и спровоцировала его только сейчас, изменение его настроения удивляет.
Тем не менее, я отказываюсь бояться. Для подобного мы обменялись друг с другом слишком многим.
— Я сказала, что это девчачий ответ. Ты сказал отлично так, будто все не отлично, и если так и есть, я просто хочу знать, что случилось.
Его тёмные брови опускаются, и он смотрит на меня практически исподлобья. Но все ещё ничего не говорит. Засовывает сигару в рот и смотрит в сторону.
Я вздыхаю и кладу руку ему на плечо.
— Эй. Ты можешь сказать мне.
Он закрывает глаза, ненадолго откидывает голову назад.
— Лапочка, — говорит он, его голос на пределе. — Я в порядке. Я просто...перевариваю то, что происходит.
— И что происходит?
Он качает головой и наклоняется над столом, наливая себе ещё один бокал вина. Я смотрю, как он выпивает его. Закончив, вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Ничего не происходит? — говорит он. Но в его голосе столько горечи и отчаяния, что я чувствую двусмысленность.
Я поднимаюсь с места и беру его за руку, дергая к себе.
— Ладно, вино закончилось. Время идти.
Он вырывается из моих рук.
— Тогда иди одна. Я ещё курю сигару.
Он говорит немного невнятно, так что очевидно он слегка пьян. Прямо на глазах он превращается в мистера Хайда.
Я скрещиваю руки.
— Нет. Я не пойду без тебя.
— Твоя потеря, — говорит он, затем смеётся сам с собой, будто сказал что-то смешное.
Я проглатываю комок в горле.
— Это не моя потеря. — Сажусь обратно на место и умоляюще смотрю на него. Проходит вечность. Наконец он кладёт свою сигару.
— Отлично, — говорит он, не слишком радуясь этому. — Теперь мы можем идти.
Он встаёт, немного пошатываясь, и наклоняется за Эмили, но собака все понимает и, уклоняясь, рычит на него.
Мгновение он смотрит на неё, хмурится, будто не может в это поверить. Затем потирает губы, его глаза, словно бусинки, взгляд тяжёлый, и кивает головой на какой-то воображаемый вопрос.
— Хорошо, — тихо говорит он. — Хорошо. — Он смотрит на меня и, кажется, понимает.— Хочешь взять ее? Не думаю, что это следует делать мне.
— Да, конечно, — быстро говорю я и беру поводок Эмили. Она все еще в замешательстве смотрит на Лаклана, и он отвечает ей тем же. Она знает, что в нем что-то изменилось, и теперь он это тоже знает.
Собаки с поведенческими проблемами не должны учиться у людей с поведенческими проблемами. Теперь я это понимаю. Ещё одна часть головоломки под названием Лаклан осторожно встаёт на место. Довольно забавно, что это собака вразумила его, а не я.
Я беру Лаклана за руку, и он не вырывается. Его походка немного неловкая, но мне удаётся провести его вокруг отеля и довести до нашей комнаты.
Он идёт прямо к кровати, падая ничком.
Я закрываю дверь, выключаю свет и спускаю Эмили с поводка, прежде чем иду к нему и стучу по плечу.
— Ты не можешь спать в одежде, — говорю я ему.
Он ворчит.
— Тогда раздень меня.
— Ты весишь буквально тонну, — говорю ему, пытаясь подобраться под него, чтобы расстегнуться рубашку.
— Преувеличение, — бормочет он.
Я шлепаю его по заднице.
— Просто, пожалуйста, сядь.
С тяжелым вздохом ему удаётся сесть. Я быстро стягиваю с него рубашку, его подбородок достаёт до его груди, прежде чем он падает на кровать, создавая незначительное землетрясение на матрасе. Я поворачиваю его на бок и стягиваю с него штаны, на этот раз совсем не сексуально.
— Как ты умудрился так напиться? — спрашиваю я, даже не уверенная, что он меня слышит.
Он глотает несколько раз, глаза все ещё закрыты, и говорит.
— Я не пью много.
— Точно, Регби, — говорю я.
— Нет, — говорит он, немного качая головой. — Я просто не должен. Мне слишком это нравится. Мне это слишком необходимо. Как и много других вещей. Плохих вещей. И тогда я становлюсь бесполезным. Знаешь, раньше это уже уничтожило меня.
Я замираю от этой информации, случайно вылетающей из его рта, затем стягиваю с него штаны, прежде чем развязать ботинки.
— Я вижу, — в конце концов, говорю я.
— Ты хотела правду, вот она правда. У меня много истин. Это одна из них.
Я бросаю его ботинки на пол и кладу руку ему на плечо.
— Что ж, спасибо, что сказал мне правду, — серьёзно говорю я.
Но он не отвечает, вместо этого из его рта вырывается громкий храп. Странно, что после всего, что он только что сказал и сделал, я все ещё нахожу его и его губы чертовски аппетитными.