-121-

тогда в Вифании, у гроба, вместе с плачущими сестрами. Мы только знаем об этом из Евангелия. Но сегодня в церковном богослужении этот исторический факт стал событием для нас, для меня, силой в моей жизни, памятью, радостью. Богословие не может идти дальше «идеи», мысли. И, с точки зрения «идеи», смысла, зачем нужны эти долгие пять дней, когда так просто сказать только: «чтобы подтвердить общее воскресение»? Но в том–то и дело, что сама по себе эта фраза ничего не подтверждает. Действительное подтверждение исходит из богослужения этих пяти дней, когда мы, как свидетели, присутствуем при смертельной схватке жизни и смерти и начинаем не столько понимать, сколько соучаствовать и видеть, как Христос побеждает смерть.

Воскрешение Лазаря, изумительное празднование этой единственной субботы, уже вне Великого Поста. В пятницу, накануне, мы поем: «Душеполезную совершив четыредесятницу…» («закончив полезный для души сорокадневный пост…»). В богослужебных терминах Лазарева Суббота и Вербное Воскресенье суть уже «предначинание Креста». Последняя неделя Великого Поста есть, в сущности, непрерывное предпразднество этих дней, и потому ~ последнее откровение значения Великого Поста. В самом начале этой книги мы сказали, что Великий Пост — это приготовление к Пасхе; однако, на самом деле, в нашей обычной и ставшей уже ; привычной жизни это приготовление остается номинальным, отвлеченным. Великий Пост и Пасха стоят как бы рядом, каждый на своем месте, но без настоящего понимания их связи между собою

-122-

и зависимости друг от друга. Даже если Великий Пост не рассматривается всего лишь как время исполнения ежегодных обязанностей исповеди и причастия — раз в год! — его все–таки почти всегда воспринимают как индивидуальный, на себя обращенный личный подвиг. Другими словами, что действительно отсутствует в обычном опыте Великого Поста — это именно физическое и духовное усилие, направленное на наше участие в «сегодня» Христова Воскресения, направленное, иными словами, не на отвлеченную мораль, не на стремление к личному исправлению или обузданию страстей, и даже не на личное самосовершенствование, но на участие в высшем и всеобъемлющем сегодня Христа. Христианская духовность, не направленная к этой цели, рискует стать псевдо–христианскои, потому что в конечном счете она обращена на себя, а не на Христа. Опасность здесь состоит в том, что когда «храмина» сердца очищена, убрана, освобождена от нечистого духа, жившего в ней, она остается пуста, и нечистый дух возвращается, взяв… «с собой семь других духов, злейших себя, и вошедши живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Лука 11:26). В этом мире все, даже «духовность», может быть от диавола. Поэтому так важно восстановить значение и нарастание Великого Поста как подлинного приготовления к великому сегодня Пасхи. Теперь мы уже знаем, что Великий Пост состоит из двух частей. До Крестопоклонного Воскресенья Церковь призывает нас сосредоточиться на своей собственной душе, призывает к борьбе с плотью и страстями, злом и другими

-123-

грехами. Но даже пока мы это делаем, Церковь постоянно зовет нас устремляться вперед, измерять и основывать наш подвиг на «чем–то лучшем», что нас ждет впереди. Затем, после Крестопоклонного Воскресенья, средоточием постного подвига становится тайна страданий Христовых, Его Креста и смерти, и сам Пост становится «восхождением в Иерусалим».

Наконец, в последнюю седмицу этого приготовления, мы начинаем творить память самой тайны. Постный подвиг помог нам отложить в сторону все, что обычно постоянно заслоняет главную цель нашей веры, надежды и радости. Само время как бы приходит к концу. Теперь оно измеряется уже не обычными нашими делами и заботами, а тем, что совершается на пути в Вифанию и дальше, в Иерусалим. Повторим еще раз — это не риторика. Каждому, кто приобщился подлинному опыту богослужения, — пускай хоть раз в жизни, пускай несовершенно, — становится ясно, что с того момента, когда мы слышим: «Веселися Вифания, дом Лазаря…» и затем… «Заутра Христос приходит…», внешний мир становится как бы нереальным, и нам почти боль причиняет соприкосновение, неизбежное, с его суетой. Реальность — там, в церкви, где с каждым днем мы все больше осознаем, что означает ждать и почему христианская вера есть, прежде и больше всего, ожидание и приготовление. Так, когда в пятницу за вечерней мы поем: «душеполезную совершив четыредесятницу», — мы не только исполнили ежегодную христианскую «обязанность», мы вос-

-124-

приняли всей душой слова, которые мы будем петь на следующий день:

Лазарем тя Христос уже разрушает, Смерте, и где твоя, аде, победа…

Лазаревым воскресением Христос уже разрушил тебя, Смерть, и где твоя, Ад, победа?..

-125 -

Глава 5. ВЕЛИКИЙ ПОСТ В НАШЕЙ ЖИЗНИ

1. О принятии поста всерьез

До сих пор мы говорили о церковном учении о посте, учении, которое передается нам прежде всего в великопостном богослужении. Теперь встает вопрос: как можем мы применить это учение к нашей жизни? Как мог бы Великий Пост быть не только номинальным, но действительным двигателем в нашем существовании? Наша жизнь (нужно ли напоминать это?) настолько разнится от той, которой жили люди, создавшие эти стихиры, каноны, установившие эти богослужения и устав. Они жили еще в относительно небольших общинах, вне города, в органически православном мире; самый порядок жизни был построен в соответствии с Церковью. Теперь мы живем среди огромного, городского, технологического общества, «плюралистического» в своих религиозных верованиях, секуляристического по мировоззрению, в мире, в котором мы, православные,

-127-

составляем незначительное меньшинство. Великий Пост не занимает больше такого внешне ярко выраженного места, как бывало, скажем, в России или в Греции. Вопрос наш поэтому очень актуален: можем ли мы поистине соблюдать Пост, а не ограничиваться, как это слишком часто бывает, двумя–тремя «символическими» переменами в нашем быту?

Ясно, например, что для большинства верующих ежедневное посещение великопостных богослужений невозможно. Они продолжают ходить в церковь по воскресеньям, но, как мы уже знаем, воскресная Литургия постом, внешне, по крайней мере, ничем не отличается от обычной, и, таким образом, присутствуя на ней, почти невозможно «почувствовать» великопостные особенности богослужения, посредством которых сообщается нам дух Великого Поста. Поскольку же цивилизация, к которой мы принадлежим, ни в чем не отражает Великого Поста, неудивительно, что наше отношение к Великому Посту сводится к отрицательному понятию, как к времени, когда некоторые вещи, например, мясо, жиры, танцы и развлечения, запрещены. Обычный вопрос: «От чего вы отказываетесь постом?» — хороший пример этого обычного отрицательного понимания. С «положительной» точки зрения Великий Пост рассматривается как время, когда мы должны исполнить свои религиозные «обязанности» исповеди и Причастия («не позднее Вербного Воскресенья» как я прочел в одном приходском листке). После исполнения этой «обязанности» остальное время Великого Поста теряет всякое положительное значение.

-128-

Таким образом, ясно видно, что постепенно образовалось глубокое разногласие или противоречие между, с одной стороны, духом и «теорией» Великого Поста, которые мы старались объяснить на основе великопостных богослужений, а с другой стороны — всеобщим неправильным пониманием Поста, которое иногда поддерживает и разделяет само духовенство. Ибо всегда легче духовное начало свести к формальному, чем за формальным искать духовного. Можно сказать без преувеличения, что хотя пост все еще «соблюдается», он потерял непосредственное соприкосновение с нашей жизнью, перестал быть той баней покаяния и обновления, которым, по богослужебному и духовному учению Церкви, он должен быть. Можем ли мы вновь обрести это утерянное понимание поста, сделать его вновь духовной силой и ежедневной реальностью нашей жизни? Ответ на этот вопрос больше всего, я бы сказал — даже исключительно, зависит от того, хотим ли мы или не хотим серьезно отнестись к Великому Посту? Как бы ни отличались условия нашей теперешней жизни от прежних, как бы реальны ни были трудности и препятствия, которые создает современная жизнь, ни одно из них не может быть абсолютным препятствием, ничто не может сделать Великий Пост невозможным для нас. На самом деле, корень постепенной утраты реального влияния Поста на нашу жизнь — глубже всего этого. Корень ее в том, что мы сознательно или бессознательно сводим религию к поверхностному номинализму или символизму — этому лучшему способу «обходить» и перетолковывать требования, предъявляемые