Та же самая динамика роста наблюдалась, скажем, в Японии во время Второй мировой войны. По обоснованному мнению Стэннарда, «причиной того, что население могло расти в военных условиях, была непропорциональность гибели мужского и женского населения. Но совсем иначе обстояли дела на Карибах, в Мезоамерике, Южной Америке, на территории современных США и Канады. Там произошло не что иное, как преднамеренное убиение невинных, которое не закончилось с концом колониальной эпохи»[43].
Дополним эти данные тем, что самые массовые в истории убийства детей произошли именно в колониальной Южной Америке: в 1539 году конкистадор Франсиско де Чавес, покоряя королевство Каруа Кончукас в империи инков, приказал убить около шестисот индейских младенцев младше трёх лет[44]. В XIX веке в ходу у американских поселенцев была фраза «гнида делает вошь», поощрявшая расправы с индейскими детьми: наиболее известным апологетом этого принципа был полковник Джон Мильтон Чивингтон, инициатор садистской бойни на Сэнд-Крик[45]. Отдавая бесчеловечный приказ, прямо дозволявший на Востоке убийство женщин и детей, фюрер германской нации абсолютно наследовал этим иродам из «расы господ»[46].
Впрочем, повседневный колониальный геноцид мог осуществляться и в формах, которые не требовали прямого насилия над аборигенами. Речь идёт о колонизаторской деятельности, которая просто не учитывала жизненных интересов туземцев и тем самым создавала условия для вымирания. Относительно укрепившись на новой территории, белые начинали вести себя по принципу «мы здесь одни»: так, будто коренного населения просто не существует. Самым ярким проявлением этой поведенческой стратегии были действия, отторгающие местное население от критических для его выживания ресурсов. По сути, именно об этом на слушаниях в Конгрессе в 1875 году говорил американский генерал Филип Шеридан:
«Охотники за бизонами сделали за последние два года больше для решения острой проблемы индейцев, чем вся регулярная армия за последние 30 лет. Они уничтожают материальную базу индейцев. Пошлите им порох и свинец, коли угодно, и позвольте им убивать, свежевать шкуры и продавать их, пока они не истребят всех бизонов!»[47]
Форсированное истребление бизонов привело к тому, что индейцы в прериях стали голодать, и породило эсхатологические представления в среде туземных народов. Симптоматично, что Сенат США проголосовал за принятие закона о защите бизоньего поголовья, но президент Грант наложил на него вето. Правда, Белый дом в 1867 году заключил с индейцами Нерушимый договор, известный также как Договор, скреплённый клятвами в вигваме шамана. Согласно ему, на обширных равнинных территориях коренные американцы получали исключительное право охотиться на бизонов. Однако этот Нерушимый договор очень скоро был нарушен самым бессовестным образом. Как пишет исследователь Дж. М. Уайт, «на закреплённую за индейцами территорию ринулись белые охотники, в основном такие же грубые и бессердечные негодяи и головорезы, как и калифорнийские золотоискатели. Они полностью истребили животных, к которым индейцы относились с трепетом и поклонением в течение столетий. Бизоны были выбиты белыми охотниками за четыре года: с 1870 по 1874 год… В 1860 году поголовье бизонов в западной части Равнин составляло, по оценкам, 100 миллионов животных; в 1900 году их осталось лишь 1000»[48]. Особо характерная деталь: на бизонов, отмечает патриарх французской зоологии Жан Дорст, часто «охотились ради развлечения, о чём свидетельствуют рекламы железнодорожных компаний, привлекавшие пассажиров возможностью стрелять в бизонов прямо из окна вагона!»[49]. Очевидно, железнодорожные магнаты или вообще не задумывались о последствиях этого для индейцев, или не считали это хоть сколько-то важным.
Изучение колониального геноцида осложняется тем, что он по определению слабо документирован. Убийство «зверолюдей» или «недочеловеков» не было нужды отражать в документах. Сегодня это открывает широкие возможности для манипуляций цифрами: либо в пользу данного фактора депопуляции, либо, наоборот, для фактического его отрицания. Вторая проблема состоит в слабой исследованности влияния повседневного геноцида на другие причины депопуляции. Между тем массовые убийства, сожжения жилищ, создание атмосферы постоянного страха за жизнь свою и детей, очевидно, становятся первопричиной голода, стимулируют болезни, уменьшают сопротивляемость организма и в конце концов косвенно приводят к смерти. Всё это мы должны принимать во внимание.
Однако существование самого повседневного геноцида отрицать нельзя по причине множества документальных свидетельств. Та точка зрения, что гибель коренных народов Америки, Австралии и Новой Зеландии является следствием исключительно европейских болезней и отсутствия у аборигенов иммунитета к ним, откровенно наивна. Очевидно, что ни оспа, ни корь, ни грипп, ни даже сифилис, действительно занесённые колонизаторами, не помешали созданию наций современной Латинской Америки, ядра которых составляют метисы, то есть потомки и индейцев, и европейцев. Между тем ядро американской или австралийской нации составляют чистокровные потомки англичан и других колонизаторов, прибывших в Новый Свет. Пока что наука не представила доказательств того, что причины этой разницы лежат в области биологии. Есть куда больше оснований искать их в области политики и религии.
Тема повседневного геноцида в колониях остаётся мало освещённой в мировой литературе. К примеру, не получила широкой известности трагедия аборигенов Австралии и Тасмании, между тем она является ярчайшей иллюстрацией механизма молекулярного уничтожения в ходе завоевания жизненного пространства. Знаменитый французский историк Марк Ферро, написавший труд «Как преподают историю детям разных стран», горько иронизировал относительно умолчания об этих событиях:
«В высшей степени серьёзный труд профессора А.П. Эткина об аборигенах содержит в себе целый параграф о… “демографическом приросте” у туземцев начиная с 1930 года. Французское издание этой книжки насчитывает 452 страницы. Я напрасно искал на них хоть малейшее указание на демографический спад предшествующего столетия… В конечном счёте больше всего об этом узнаешь, читая “Детей капитана Гранта”»[50].
Нам нет нужды ссылаться на Жюля Верна, хотя он и не грешил против истины, описывая убийства аборигенов и вкладывая в уста майора Мак-Наббса (персонажа, вообще-то, положительного) симптоматичную фразу, что это обезьяны. Правдивую картину трагедии мы находим у австралийского историка XX века Алана Мурхеда: «В Сиднее дикие племена были заморены. В Тасмании они были поголовно истреблены… поселенцами… и каторжниками… все они жаждали получить землю, и никто из них не собирался позволить чёрным препятствовать этому»[51].
На острове Тасмания с началом колонизации в 1804 году действительно развернулась вакханалия убийств, сексуального насилия и обращения в рабство местных, не исключая детей. Впрочем, злодейства совершались не только из-за земли или даже расовой ненависти, но и просто для удовольствия белого человека. Читая свидетельства о колониальных буднях, мы часто встречаем слова «охота» и «спорт» применительно к убийству коренного населения.
«Охота за чёрными была любимым спортом колонистов. Выбирали день и приглашали соседей с их семьями на пикник… после обеда джентльмены брали ружья и собак и в сопровождении 2–3 слуг из ссыльных отправлялись в лес искать чёрных. Охотники возвращались с триумфом, если им удавалось подстрелить женщину или 1–2 мужчин»[52]. Биогеограф Джаред Даймонд приводит другие факты кровавого веселья англичан: «Один пастух расстрелял девятнадцать тасманийцев из фальконета, заряженного гвоздями. Четверо других напали на коренных жителей из засады, убили тридцать человек и сбросили их тела с горы, ныне называемой Виктори-хилл»[53]. Отчаянные попытки аборигенов защититься, которые в британской традиции принято называть «чёрной войной», жестоко подавляла колониальная армия: «Солдаты сорокового полка загоняли туземцев меж двух каменных глыб, расстреливали всех мужчин, а потом вытаскивали женщин и детей из скальных расселин, чтобы вышибить им мозги»[54].
