Состав прибыл на первый путь. Огромное, пышное, темно-зеленое, с белыми арочными разводами здание новосибирского вокзала возвышалось над прибывающими и убывающими человекопотоками с олимпийским величием. С истинно сталинским определением масштаба отношений между государством грядущей вечности и его преходящими гражданами. От такого печального осознания своей мелкоты Глеб сразу продрог, несмотря на еще достаточно летнее, хоть и дождливовато пасмурное утро самого конца августа... Табло расписания движений поездов было старое, советское, с ходу ничего и не разберешь. В такой неразберихе вокруг неплохо питались карманники. Зажав свой соблазнительный чемодан ногами и сунув руки в карманы, Глеб медленно читал строку за строкой: от фирменных и скорых до тормозящих у каждого столба "мотаней". На Бийск шел именно "мотаня". Пару раз его как бы случайно толкали, но документы были во внутреннем кармане пиджака, а расходные деньги просто зажаты в кулаке. Оставалось взять билет и проболтаться целых шесть часов.
В Новосибирске жили где-то и когда-то знакомые, то есть люди, с которыми они встречались и в Москве, и в иных весях. Но нужно было еще хоть немного побыть в себе. Володя, Володя... Что же там могло произойти? Красноярск - это же так далеко от всех столичных событий. Великий, бескрайний край, это страна в стране. Не мог Глеб принести туда беду, нет, не мог. Москва всегда вращается по собственной орбите, никак не соприкасаясь даже с ближним Зарайском, не говоря о том, что дальше Перми... Не настолько же Юрий долгорук. Иначе был ли смысл в открытии Ермаком Сибири... Что-то в Красноярске произошло само по себе... Что там? Химия? Оружие? Или наркота. В лучшем случае, проданная под видом цветных металлов Родина... История высветит. Но все одно жаль парня... не то слово, как его, свинью такую, жаль, если что-то серьезное. И мать... И ничем сейчас не поможешь... Потому как сам в полном отстойнике. В полном. Теперь только остается надеяться на чудо. Которое иногда все же случается... Иногда... А ведь столько ими было по молодости завязано и накручено! Да и потом тоже, именно Володя, как мало кто из провинциалов, не потерялся сразу же по окончании учебы. Они с ним умудрялись видеться вполне периодично, хоть и не профессионально, больше по балдежу... Универ сдружил их впятером с первых дней, и все пять лет они были не разлей вода, и пять лет "мой дом - твой дом". Да, а теперь... теперь расклад получился таким: двое ищут счастье в Америке, один пророс в "эшелоны власти", один отныне в бегах по железным дорогам Родины, а... "Д" вот совсем пропало...
Поезд местного формирования подавался на шестой путь за час до отхода. Вагон был пуст. Точнее, почти пуст: еще два или три купе подавали слабые утробные признаки жизни. Проверял билеты и затем иногда пробегал по залитому какой-то вонючей водой коридору молоденький белобрысый паренек в темно-синих адидасовских трико, белой прозрачно-нейлоновой рубашке поверх теплого матросского тельника и в форменной фуражке. В его безумно расширенных почти до границ белков зрачках навсегда застыл какой-то, наверное, увиденный в раннем детстве космический ужас... Дверь в задний тамбур не закрывалась, оттуда тошнотворно разило дешевым табаком и туалетом. Жизненный опыт подсказывал, что поездка, может, будет и не из самых приятных, но вполне рискует стать надолго запоминающейся... Из-за всепроникающей вони Глеб сидел, плотно затворив свою купейно-коридорную дверь с отсутствующим наполовину зеркалом. Слава Богу, есть в такой "атмосфере" не хотелось, но все же вроде бы как и стоило что-нибудь прихватить с собой на ночь. Что-нибудь такое же вонючее, чтобы уж клин клином... Он осторожно выглянул: в вагоне - полнейшая тишина, хотя до отправления оставалось не более десяти минут. Судя по всему, его дальние соседи тоже затаились по своим купе в недобром предчувствии. Оглянувшись на пустой коридор в последний раз из засыпанного угольной крошкой тамбура, Глеб спрыгнул на перрон, быстро прошагал десяток метров и сунул деньги в окошко киоска, обильно изукрашенного культуристами и купальщицами.
Выбор предлагался весьма стандартный: немецкий шоколад, китайское печенье, пиво и "кола" местного разлива. Взял шоколад с орехами, а когда потянулся за банкой "колы", почувствовал сильный толчок слева. На голове вдруг оказался непрозрачный полиэтиленовый пакет. Первый удар пришелся по уху, вскользь, без последствий, а второй, уже распрямившись и пытаясь освободить лицо, он "поймал" точно в "солнышко". Присел и, выдохнув, волчком взял в сторону, скинул пакет. Но грабители уже убегали - последний, грязный, очень худой подросток лет семнадцати, ловко и выверенно нырнул под состав, оставив на краю небольшой белый квадратик картона. На погоню не было ни дыхания, ни времени. "Да я же вам подмигивала, подмигивала! - азартно верещала продавщица киоска, по возможности, сильно ограниченной великолепным бюстом, высунувшись из своего окошка. - Да возьмите же вы вашу "колу"! А эта шпана не в первый раз! Не в первый!" Глеб затрясшейся от обиды рукой поднял фотографию дочери, вытер о рубашку на груди. "Надо же теперь милицию позвать! Милицию!" - пронзительный голос преследовал Глеба уже в вагоне. Он задвинул дверь, сел и, откинувшись, застонал от обиды. Да на фиг нужна была ему это шоколадка и "кола"! Неужели не перетерпел бы? Идиот. Теперь положение было ужасным: деньги остались в кармане, а все документы "ушли" с пацанами. На столе только испачканная фотокарточка Катюши. Испуганно приподнял край сиденья: нет, красивый чемодан остался на месте, что особо теперь не утешало. Если бы можно было устроить немедленный "чейнч" документы на вещи, он бы и минуты не раздумывал. Вот ерунда-то! Да они за одну только бритву "Вош" взяли бы больше, чем им дадут за паспорт и военный! Зло дернул шторы с грубо напечатанными на них масляной краской синими и зелеными елями и испачкал пальцы: пыль была жирной, черной, вперемешку с сажей. Радио вдруг попыталось было заговорить, но и само застыдилось своей совсем неуместной гунгливости и раньше, чем Глеб успел нашарить выключатель, опять замолчало. "Вот же влип, ох и влип!" По составу со стороны электровоза пробежала мучительная судорога, и вагоны сразу как-то быстро покатились вдоль площадки. От рывка шторы отпали вместе со спицей. Глеб попытался вставить кривую железяку на место, но она там никак не держалась. После третьей неудачной попытки он окончательно согнул ее через колено и бросил под сиденье. Очень вовремя - рукоятка задергалась, двери рывком отворились, и в лязгающем проеме проявился проводник. Билет его явно не интересовал:
- Быстро же они вас бомбанули. Чего взяли-то? Много денег?
- Да нет, деньги как раз и не взяли. Документы вытащили.
- Ох ты! - Проводник сел напротив и уставился своими навсегда открытыми, немигающими глазами прямо в Глеба. - Это они, гады, враз. Я-то год на этом маршруте, я их уже знаю. Это со школы глухонемых. В Новосибирске ихняя школа от "бана" недалеко. Они очень злые.
Проводник раздражал даже сочувствием. Он не только не мигал, но, кажется, и не дышал. Просто сидел напротив и смотрел. Может, и в самом деле идиот? Таким родился, или сестра в детстве с печки столкнула? А с другой стороны, чего на него-то психовать? Купе - не частная квартира. Как умеет парень, так и сочувствует. Может, тоже когда-то ограбили.
- А... это... вам бутылку не надо?
- Я не пью.
- Так не ради пьянки. Ради снятия стресса. Чтоб инсульта не было. А то у меня дед так скопытился. Вы не подумайте, не за ваши бабки! Вы и так уже ущербный сегодня. Ну, я хотел... ущемленный... сказать.
- Спасибо. Я понял. Но я действительно уже несколько лет не пью.
- Да? Вера ваша не позволяет?
- Нет-нет! Будем считать, по болезни.
- Я-то про другое: мы тут вам только компанию составим. Мы сами пить будем, а вы только посмотрите. Ну, то есть так, за компанию.
Глеб начал мелко, а потом все громче и заливистей смеяться.
- Значит, я так, только посмотреть? Как вы сами пить будете? А я - так? Так?
