И теперь он охранял границу. Вернее сказать то, что ему казалось границей...
Как можно быть уверенным в этом покрытом песком регионе, в котором нет указательных столбов, в котором никакое дерево, реку или долину нельзя выбрать в качестве опорной точки, что Оман здесь, а Аравия или Республика Южный Йемен по ту сторону границы?
Капитан Рональд Моррисон вздохнул так громко, что сержант Ангус Мак-Огильви привстал, ожидая приказаний.
- Я докурил свою трубку, - проворчал капитан. - Поехали.
- Слушаюсь, сэр!
Шотландец был не очень разговорчив. Либо он пережевывал свою чертову жвачку, либо говорил просто "Слушаюсь, сэр!" Однако он был отличным младшим офицером. Он говорил по-арабски, выучив этот язык бог знает где, и умел заставить подчиняться взятых в армию бедуинов.
- Icha!
Возглас арабского солдата оторвал Моррисона от его мрачных мыслей. Бедуин показал на приближающееся к ним с юга облако пыли.
- Караван, - лаконично перевел сержант.
- Хон-хон! - пробормотал капитан.
Он выбил трубку о подошву правого ботинка, аккуратно убрал ее в кожаную сумку и встал.
- Поехали туда! - решил он. - Проверка документов!
- Слушаюсь, сэр!
Приложив ладони к глазам, сержант наблюдал за серым облаком.
- Идут от берега, - сообщил он. - Направляются в Раки... Или в Зар...
Сержант криками стал поднимать сонный патруль, толкая людей к "Ленд-Роверам". Моторы тотчас загудели.
Моррисон подошел к сержанту-водителю и широким жестом показал своему отряду цель - медленно приближавшееся к ним облако пыли.
Трясясь и подпрыгивая на барханах, джипы вскоре подъехали к каравану. Дромадеры встретили их ревом.
Караван баши - высокий человек в зеленом вазрахе в желтую полоску и красной куфие с черными агвалами, с всклокоченной бородой и усами - поднял руку, дав сигнал к остановке и одновременно в знак приветствия. Его погонщики, которыми были десять бедуинов с горящими глазами, заставили вьючных верблюдов опуститься на колени.
Караван баши сказал несколько слов на своем языке. Хасан перевел на английский:
- Он говорит, что везет хлопчатобумажную ткань.
Мак-Огильви не шевельнулся. Это означало, что перевод точен. Вместо сержанта с арабами всегда говорил Хасан, а тот только контролировал его перевод.
- Они везут ткань откуда и куда? - спросил он.
Хасан перевел.
- Он говорит, что взял груз в Раз-ад-Дакме и идет в Маскат.
Довольно длинный путь. Однако Аллах подарил кочевникам много времени. Эти грязные и убогие бедуины ходят по пустыне, словно суда в океане...
- На пути есть разбойные племена, - заметил Мак-Огильви.
- Он говорит, что не боится, - сообщил Хасан после того, как переговорил с арабом. - Их груз не представляет большой ценности.
За все время разговора капитан не произнес ни слова. Он был полон презрения и безразличия к этой опротивевшей ему рутинной работе. Сержант продолжал свой допрос.
- Как его имя?
- Он говорит - Шафик ибн Харун.
Сержант-шотландец выбрал наугад одного из верблюдов и приказал своим людям:
- Откройте эту корзину!
К животному подошли два арабских солдата.
Все произошло очень быстро. Шафик ибн Харун молниеносно выхватил из-за пояса йеменский кинжал и бросился на сержанта Мак-Огильви. Клинок снизу вверх распорол ему живот.
Ошеломленные внезапным нападением Моррисон и его люди попятились назад, образовав перед "Ленд-Роверами" живую стену. Это была их роковая ошибка.
Под джеллабами бедуинов были спрятаны автоматы. Песок мгновенно впитал кровь скошенных очередями солдат.
Шафик расхохотался и добил своим кинжалом капитана Рональда Моррисона.
Караванщики подобрали оружие убитых, положили его в "Ленд-Роверы". За руль сели четверо из них.
- В Шурах! - приказал Шафик.
x x x
Мехди положил рядом с собой недоконченную сандалию. Час молитвы приближался. У Мехди не было часов, но привычка никогда не подводила его.
Это была послеполуденная молитва аль-азр в пятой части дня.
Будучи кареджитом, как и все жители Назваха, древней столицы Омана, он свято соблюдал религиозные обычаи. Впрочем, в этом городе все почитали заветы пророка.
Сидевший по-турецки на пороге своей самановой лавки Мехди посмотрел на отбрасываемую солнцем тень, по которой определял время. Его взгляд задержался на трех незнакомцах, которые величественно сходили с поставленных на колени верблюдов.
Вероятно, они приехали с одного из оазисов. Особенно внимание ремесленника привлек один из них - человек в зеленом вазрахе в желтую полоску и красной куфие, с огромным йеменским кинжалом за поясом.
Несмотря на происхождение кинжала, этот высокий бородач с властным взглядом не был похож на йеменца. Скорее всего, он из Маската и исповедовал ханбалит, пуританскую или ригористскую веру.
Незнакомец осмотрелся по сторонам и неожиданно зашагал к мечети.
Мехди каждый день расстилал молитвенный коврик у дверей своей лавки на проезжей части улицы, но приезд этой троицы заставил его изменить своей привычке. К тому же сегодня была пятница, а по законам Аллаха он не должен был работать. Однако нужно было закончить срочный заказ...
Кроме того, каждую пятницу шейх тоже отправлялся молиться в мечеть. Эта традиция сохранилась до сих пор.
Вот уже двадцать лет, как сам имам неизменно появлялся на молитве. После изгнания из столицы в 1955 году солдатами султана Маската этим городом управлял его преемник, который оставался верен древним обычаям.
Мехди было безразлично то, что сменился правитель, и Оман стал маскатской территорией. Он жил ни чуть не хуже, чем прежде. Религия и обычаи не изменились.
Он пошел вслед за тремя людьми, проследовал за ним по длинным улочкам рынка и вышел на площадь, на которой уже собралась большая толпа. Ее сдерживал вооруженный до зубов кордон бедуинов с диким видом, одетых в форму цвета хаки. У всех была короткая стрижка, как в британских войсках.
В толпе царило гробовое молчание. Трое незнакомцев пробились в первые ряды.
На другой стороне площади кто-то кричал:
- Ou'a! Ou'a! Место нашему горячо любимому шейху! Место! Место! Ou'a! Ou'a! Место наместнику горячо любимого султана, ниспосланного нам пророком Аллаха!
Толпа расступилась по обе стороны шейха в сопровождении его детей и одного рыжего, как песчаные дюны, англичанина, которых сопровождали солдаты.
Правитель и его эскорт остановились в центре оцепленного военными круга. Перед их стопами развернули яркие шерстяные ковры. Они сняли свои богато украшенные туфли.
Мехди не пожалел, что пришел. Зрелище стоило того. Наконец-то он увидел своими глазами то, о чем ему рассказывали. Этот рыжий англичанин, сняв ботинки, тоже приготовился молиться, как и правитель. Очевидно, этот человек был обращен в исламскую веру.
Мехди больше не сомневался.
С минарета донесся гнусавый пронзительный голос муэдзина:
- La illaha ill'Allah oua Mohammad rasoul Allah...
Коленопреклоненные правоверные стали бить поклоны в такт голосу муэдзина. Несмотря на торжественность момента Мехди все же не мог удержаться от того, чтобы не поискать взглядом в толпе человека в желто-зеленом вазрахе.
Он увидел, как тот вдруг встал и бросил к шейху небольшой круглый предмет, который, упав рядом с ним, поднял в воздух облачко песка. Покатилась вторая граната.
Двое спутников незнакомца в красной куфие открыли огонь из автоматов.
Прошитые насквозь пулями солдаты попадали. Раздались крики, началась беспорядочная пальба...
Лежащий ничком Мехди больше ничего не видел.
Кто-то истерически завопил:
- Они убили правителя!... Они убили шейха!...
x x x
Мухсен облегченно вздохнул. Вдали показался оазис.
Он приезжал сюда два раза в месяц. Его фургон долго и упорно трудился под невыносимой жарой, всегда доставляя грузы по назначению. Кто-то должен был дать возможность людям, жившим на оазисах, обменивать финики и сушеное мясо на предлагаемые им хлопок, рис, соль и сахар. Полученный товар он отвозил на берег для продажи торговым объединениям индийцев и сирийцев.
