Пронзительный взгляд раскосых глаз впился в лицо Тимофея.
– А если твой план сорвется, Бельгутай? Если император и колдун уцелеют, а хан Огадай еще долго не узнает о гибели своего посольства?
– Ну, об этом-то как раз хан узнает быстро, – загадочно улыбнулся Бельгутай.
– Как? Откуда?
– Сильные шаманы служат не только императорам, – уклончиво ответил нойон.
Тимофей замолчал, вспомнив напутственные слова ищерского князя-волхва. Когда Угрим велел ему наблюдать за татарами, то обмолвился, что способен сам все видеть и слышать глазами и ушами Тимофея. Так отчего бы и ханским колдунам не владеть подобным волховством?
Десять посольских воинов во главе с Бельгутаем въехали за огни ристалища.
– Будем надеяться, Тумфи, что тревожиться не о чем и все обойдется, – проговорил Бельгутай, оглядывая факельный коридор. – Сосредоточься пока на турини…
– На турнире, – машинально поправил Тимофей.
– Не важно. Главное – показать Хейдорху, что сражаться обучены не только его рыцари.
Тимофей вздохнул. Да, латинянские рыцари были обучены хорошо. А уж как вооружены…
На противоположном конце ристалищного поля уже выстроились противники. Десять конных германцев из свиты Феодорлиха стояли сплошной линией, перегородив узкое пространство между огней от края до края. В неровном свете факелов латиняне казались не людьми, а ночными демонами. Большие треугольные щиты, закрывавшие всадников от бедра до шеи, пестрели намалеванными гербами, среди которых Тимофей сразу увидел знакомого геральдического льва – родовой знак барона Зигфрида фон Гебердорфа. Длиннющие копья, уже поданные всадникам оруженосцами, были уперты в стремена и направлены наконечниками вверх. На ветру реяли легкие копейные банеры. Тяжело колыхались плащи.
Рыцари были облачены в кольчуги и пластинчатые панцири. В факельных огнях поблескивали начищенные наплечники, поножи, наручи и латные рукавицы. Глухие горшкообразные шлемы с узкими смотровыми прорезями целиком закрывали головы.
Дополнительной защитой служили рыцарские седла. Высокие передние луки прикрывали животы и бедра всадников. Задние луки, тоже поднимавшиеся выше поясницы, позволяли обрести надежный упор и высидеть копейный удар противника. Твердую, «влитую» посадку, рассчитанную на таранную сшибку, обеспечивали также широкие стремена, опущенные на всю длину ноги.
Рослые немецкие кони, защищенные плотными попонами, кольчато-чешуйчатой броней и стальными оголовьями, были значительно выше и крупнее татарских степных лошадок.
Тимофей окинул взглядом турнирных бойцов Бельгутая. Тоже в общем-то тяжеловооруженные конники. Лошади прикрыты латами. На всадниках – панцири-куяки, мало в чем уступавшие рыцарскому доспеху. Крупные, покрытые кожей металлические пластины защищали тело. Островерхие шлемы-духулги с назатыльниками и наушниками из нашитых на кожу железных блях закрывали голову и шею. На лица были опущены кованые личины-тумаги.
Но вот круглые щиты-халахи значительно легче и меньше рыцарских. Да и степняцкое седло-эмээл лишено высоких лук. А стремена подтянуты так, что ноги всадников сильно согнуты в коленях. Такая свободная посадка позволяет наезднику вертеться в седле и биться сразу с несколькими противниками. В беспорядочной конной рубке, когда враг повсюду – и справа, и слева, и спереди, и сзади, – это безусловное преимущество перед латинянским рыцарем, зажатым между седельных лук. Но только не в таранном ударе на копьях, которому татары не очень-то и обучены. Да и сами копья к тому же…
Короткие татарские жада не шли ни в какое сравнение с рыцарскими лэнсами[14], увенчанными коронелями. Собственно, исход турнира еще до его начала во многом был предрешен разницей в длине копий. Первая же сшибка свалит наземь большую часть всадников Бельгутая. Если не всех сразу. Даже ратовище, которое держал Тимофей – крепкое и длинное (на полтора-два локтя длиннее татарских), все же уступало по размерам немецким копьям. Нет, слишком сильно разнится сегодня оружие ристалищных бойцов. И слишком очевидна эта разница, чтобы воспринимать все происходящее как честную схватку.
Ладно, что будет, то будет. Тимофей еще раз проверил, хорошо ли сидит доспех, надежно ли затянуты ремни. Повел плечами, пробуя, не сковывает ли броня движений. Сам он был облачен в добротную тяжелую кольчугу с зерцалом во всю грудь, с длинными рукавами и с подолом по колено. Предплечья закрывали стальные наручи. На левой руке висел круглый щит – побольше татарского, но меньше латинянских. Голову защищал куполообразный шлем с полумаской и мелкокольчатой бармицей. Копье, плащ. Все…
Гнедой конь под седлом начинал нетерпеливо рыть землю копытом. Конь чуял настроение всадника.
* * *
Из императорского шатра вышел Феодорлих. Зрители вокруг ристалища оживились: сейчас начнется!
Император сел на походный трон. А вот Михеля при Феодорлихе в этот раз не было. Странно… Мага вообще нигде не видать. Наверное, воинские забавы не представляют интереса для колдунов. Что ж, так оно, пожалуй, к лучшему.
– Приготовиться! – Бельгутай требовательно тряхнул копьем.
На лишенном стального острия древке колыхнулся нойонский бунчук из черного конского хвоста. Под бунчуком выпирал изогнутый крюк.
Тимофей усмехнулся. Хитер татарин, ох, хитер… Правила турнира требовали снять с копий лишь боевые наконечники, о прочем не говорилось ни слова. И кто теперь посмеет в чем-либо упрекнуть Бельгутая, оружие которого тупое, как подобранный с земли дрын?
Феодорлих взмахнул рукой, подавая сигнал к началу бухурта. Хрипло и коротко протрубил одинокий рог. Первым с места сдвинулся рыцарский отряд. Как стоял – сплошной ровной линией – так и двинулся, переходя на рысь и постепенно наращивая скорость.
Десяток поднятых к небу копий опустились почти одновременно. Древка прижаты налокотниками к окольчуженным бокам, тупые коронели направлены на противника. Закованные в латы рыцари скачут, пригнувшись в седлах и прикрывшись щитами. Над конскими головами виднеются только глухие шлемы с темными прорезями смотровых щелей. Банеры яростно бьются на ветру. Плащи развеваются за плечами, будто крашеные крылья.
Нервно дернулись огни, потревоженные воздушной волной от проносящихся мимо всадников, испуганно заметались тени…
Латинянский строй не ломался. Рыцари наступали красиво, стремя в стремя, демонстрируя великолепную выучку боевых коней и искусство верховой езды. Каждый выбирал цель для своего копья. Лязгало железо. Били землю копыта. Германцы скакали молча. Безмолвные конные фигуры, закованные в латы, влитые в седла, зловещие и неумолимые, готовые смести любую преграду на своем пути, мчались по огненному коридору…
– Гхурах! – с уст Бельгутая слетел гортанный выкрик. Боевой клич и приказ одновременно.
– Гхурах-х!! – отозвались степняки, сгрудившиеся возле нойона.
И вновь тревожно колыхнулось пламя факелов. На этот раз в другую сторону.
Татары сорвались в галоп сразу, с места – столь быстро и слаженно, что Тимофей, не ожидавший подобной прыти, чуть подотстал от степняков. Ристалище огласилось визгом и дикими криками кочевников, не любивших сражаться молча.
Расстояние между двумя отрядами быстро сокращалось. Длинное, огороженное факелами поле казалось все меньше, все короче. С каждым конским скоком, с каждым мгновением, приближавшим противников друг к другу, Тимофей чувствовал нарастающее возбуждение близящейся схватки. Радость и азарт, азарт и радость…
Бельгутай вырвался вперед. Поднятое копье нойона с пышным конским хвостом было сейчас не только оружием, и Тимофей старался не выпускать его из виду.
Справа и слева мелькали цепочки огней. Стесненные по флангам границами узкого ристалища и принужденные к лобовому столкновению с врагом, чьи копья длиннее, щиты больше, а кони крупнее, татары тем не менее стремительно набирали скорость. Они тоже скакали, пригнувшись и укрывшись за щитами и лошадиными шеями.
