Что бы полковник (ой генерал майор) в мои годы натворил, я уже не расслышал, а побежал к любимой, и с Маней мы… нет, не скажу, короче мы пошли спать, и… нет, все равно не скажу. И день на этом закончился.
16 июля 1941 года где то в Белоруссии (в 50-70 км от Бресткой крепости)
Просыпается целый капитан, рядом в обнимку, в чем отец зачал, ой нет, мать родила, лежит начтыл, она же любимая моя Машенька.
– Маш, вставай, уже утро.
Начтыл, на меня и на мои слова ноль внимания, ну пусть милая спит:
Мое сладкое чудо, нежно-вкусно спит
Береги ее сон, мне сердечко говорит
Я ее люблю безумно, любовь сила моя
Всего себя посвящу, Мария для тебя
Спи спокойно, я с тобой, сберегу твой сон
Манечка ведь в тебя, безумно, я влюблен
А когда проснешься ты, рядом я сижу
И в глаза твои Маня, с любовью гляжу
Ну, где то так, конечно согласен, не Пушкин, не Евтушенко, и не Жуковский, ну и что, зато это о ней. И читаю эти стишки уже вслух, как говориться "с чувством, с толком, с расстановкой", ну короче не как пономарь.
Машундре понравилось, она глазыньки открыла, смотрит на меня, и пальчиком манит, мол, иди ко мне, я те много чего дам. И как женщине отказать, наши губы тут же слились в пароксизме единения, в апогее желания, в экстазе любви короче. А следом за губами слилось и все остальное, через полчаса (может 45 минут, не засекаю в такие моменты), мы с Машей вышли на волю, в пампасы, ну то есть все умыться.
После процесса очищения, бредем на завтрак, вокруг все сияют, как же у нас теперь связь с центром. И мы не кучка самодеятельных партизан, а передовая часть армии первого государства рабочих и крестьян. На завтраке Старыгин рассказал остальные новости:
Полковника, ой генерал– майора Старыгина (никак не привыкну) отзывают в центр, будет командовать дивизией (настоящей, а не как нашей фантастической).
Круминьша и Шлюпке отзывают тоже в центр, в НКВД, Бернхардт будет консультировать о вермахте, а Артур само собой об авбере, а так же расскажет о всех агентах, которые прошли учебку с ними.
ДОН-16 делится на три полка, первым полком командует Ахундов, вторым Иванов-Затейник, и третьим присланный из центра майор Владислав Савин. Насчет полков, конечно, сильно сказано, по составу, это все-таки батальоны, но по плану центра, из окруженцев и красноармейцев томящихся в лагерях военнопленных мы должны доукомплектовать личный состав.
Эти люди, были подготовлены и обучены на средства рабоче-крестьянского государства, и потому мы не имеем права бросать их в плену. Надо их освободить, и пусть они, насколько смогут, отработают деньги потраченные на них.
Примерно так, кроме того, танки и бронемашины все сведены в особый механизированный полк НКВД "Смерть фашизму", и полком командует новоиспеченный капитан Абдиев. Само собой усиливается связь между этими четырьмя новообразованиями, а всей дивизией теперь командую – я новоиспеченный капитан войск НКВД Каримов. Да, капитан не может командовать дивизией, но так и дивизия не настоящая, да еще, учли мои заслуги. Общее командование осуществляется Москвой, наркоматом ВД, то есть теперь мы не РККА, а НКВД.
Все изменения вступают в силу послезавтра, когда заберут Старыгина, до того командует экс-полковник.
После завтрака, Старыгин собрал командиров, и объявил новый приказ:
Батальон пехоты Ахундова (в него влился взвод Хельмута, обкатанные которые), "косилка" и пять БТ, под командой пока еще комиссара дивизии, должны атаковать немецкий аэродром (бывший наш аэродром). Пока фронт был в зоне досягаемости, там базировались мессеры, теперь он типа ремонтного, там восстанавливают побитые нашими самолеты, кроме того там на краю стоит три "Чайки" и два "Ишака". Вот они наша цель, нужно их оттуда угнать, а если сможем то и два – три немецких бомбардировщика, что там на ремонте. К нам в группу стал проситься, Кузнецов, ну который чукча НКВД-шник, Онищуковцы его из-за своеобразной внешности, не взяли, а я не против, парень геройский.
Всего у нас скопилось около десяти летчиков, то есть кроме Кравцова и Никифорова, еще восемь человек. И все они идут с колонной, то есть безлошадные летчики (ни фига себе выражение, но автор выражения, не я), должны обрести лошадей, то есть крылья мечты. Плюс еще шесть человек аэродромной обслуги, так же были освобождены из плена, пусть поработают по специальности, их тоже Советское государство учило.
Через час колонна выдвинулась с "отправки" в сторону аэродрома, весь транспорт замаскирован под немецкую колонну, даже какие-то загогулины, изображающие тактические знаки присутствуют. И едем, чопорно изображая немцев, хотя из-за переизбытка чопороности, больше на нагличашек смахиваем. Через 40 км, на открытом месте, нас останавливает патруль жандармерии, усиленный танком Т-II, видимо жандармы ссут без прикрытия колесить по дорогам Белоруссии. Видимо теперь эта территория, зона особого внимания, откуда только нашли этих жандармов, да и танк, так быстро?
–Бернхардт, покалякайте с гитлерюгами, если не прокатывает, то громим их.
– Гут, – говорит Шлюпке (в форме майора вермахта, и нереально крутой ксивой).
Бернхардт делает знак рукой, и лейтенант фельджандармерии, видимо рулила патруля, подходит к нашему кюбельвагену.
И наш дважды майор (ну майор войск НКВД, плюс лже-майор вермахта) качественно пролаял на летеху, показывая суперксиву и напечатанный на трофейной машинке приказ, типа мы идем на усиление гарнизона Городка3, где ожидается нападение подлых русских из ДОН-16.
Летеха изучил изумительно сделанный приказ, за подписью аж самого Феденьки телефон Бока, и махнул рукой, наша колонна покатилась вперед.
Еще, через 40-50 минут мы въезжали бы на аэродром, показав охране другой подприказ (подделанный приказ), данный приказ гласил, что мы едем на усиление охраны аэродрома. Но не тут-то было Ашотик конечно молодец, но подвела разведка, и в приказе неверно была указанна часть, охраняющая данный аэродром. Унтер, начальник поста, сразу схватился за свой МП, я успел раньше две пули парабеллума вогнать ему в лоб, и они успокоили (как минимум временно) бравого унтера. Сразу началась и почти мгновенно кончилась перестрелка (силы у нас и немецкого поста были неравны), пусть немцы и выпали в сгусток, ну или там коллоидный раствор, но остальные теперь в курсе, что мы пришли по немецкие души (сорри, простите братья немцы, по фашистские души).
Пусть сволочи-гитлеровцы и тыловики, но успели подготовиться к нашей атаке, пришлось вперед пустить танки, прикрываясь танками, вперед пошли пехотинцы. Слабым местом немцев оказалось два фактора, первый фактор: аэродром не был подготовлен к обороне, ну не было ни ДОТов, ни окопов, ничего. Это был советский аэродром, немцы его захватили внезапно, РККА откатились далеко, ну и немцы даже не думали о об обороне. Второй фактор то, что у тыловиков автоматического оружия было мало, два пулемета, и четыре автомата МП у унтеров, причем первого мы замочили еще на КПП, вместе с его МП-38. А у нас шесть пулеметов (два ДП и четыре МГ), плюс "косилка", а танки само собой были вне конкуренции, ну не было у немцев ничего противотанкового.
