И только мы стали переходить плавно на второе как вбежал Астемиров, что-то крича на чеченском, я вскочил и подходя спросил:
– В чем дело, что случилось?
– На них напали немцы, ребята окружены, просят помощи, – понятно на разведку значит, напали немцы, сделал вывод я.
– Где они, сколько немцев напало, ну говори. Или просто прочти радиограмму.
"Мы окружены, ведем бой, требуется помощь, до роты немцев. Находимся в квадрате 8 в разрушенном дворце, ждем, боеприпасов хватит на два часа. Онищук".
– Тревога, – сказал полковник, – всех командиров в штаб. – И побежал в штаб, за ним я, Шлюпке, Савельев, Хельмут и Гогнидзе (немцы обедали с ЗАР).
Мы только расселись в штабе как по одному стали забегать командиры.
– Товарищи, командиры, срочно необходимо выручать ребят, они ведут бой в 40 километрах, на помощь идут три взвода Ахундова, все броневики, и две "косилки" (вторую уже починили), всё вперед, на помощь товарищам. Комиссар идет командиром сводной группы.
Выбегаю, на ходу проверяю оружие, патроны гранаты, Маша бежит выдавать горючее и патроны про запас. Прошло пятнадцать минут и уже колонна в составе ганомага, трех грузовиков, двух "косилок" и пяти броневиков уходит на максимальной скорости. Водители едут, не разбирая дороги и не оберегая технику, товарищи погибают надо выручать, скорость максимальная, под 50 км/ч. Весь транспорт в тактических знаках какой-то немецкой дивизии, и все кто видны в форме вермахта, и наши бойцы, для стороннего наблюдателя куда-то спешащие вонючие оккупанты.
Осталось километр-два, слышны выстрелы, но видимо бой идет позиционный, так как выстрелы экономные, вот бухают карабины, бабахают гранаты, вот короткими очередями шпарят МП-40 (МП38), ППШ и МГ-34 и даже бухают люгеры-парабелы. Вот стоят немецкие грузовики, останавливаемся и сходу расстреливаем какую-то кучку немцев тусовавшихся у грузовиков (нашли время для тусняка, декаденты хреновы). Затем даю приказ, покинуть машины, все спрыгивают с машин. И без построения, ведомые своими отделенными командирами, бойцы бегом двинулись вперед к видневшемуся меж деревьев дворцу, поливая огнем подозрительные места, прикрываясь бортами БА. Косилки и пулеметы броневиков безнаказно поливают все, что видно, десяток бойцов, нехотя, остались ждать-охранять грузовики (и наши и не наши). Гитлеровцы, окружившие группу Онищука, не понимают в чем дело, воспользовавшись этим (Ну не ожидали нападения с тыла, на дворе 1941), наши бойцы отстреливают полтора десятка ошеломленных врагов. С криками "Шайзе" и "Русише швайне" немцы начинают стрелять и в нас. Но, бойцы ДОН-16, прикрываясь деревьями вокруг дворца (вообще-то развалин дворца) окружают немцев.
Онищуковцы усиливают огонь, теперь патроны беречь не надо, фашисты взяты в стальную вилку, и обреченно отстреливаются сучары, терять им точно теперь нечего (даже чести, откуда у фашиста честь). Тем более разведчикам, особенно с окон второго этажа хорошо видно, где и как, немцы пытаются отбится от атаки пришедших на подмогу ДОНцев, и онищуковцы своевременно отстреливают фашистню, не давая поднять головы. Броневики потихоньку продвигаются вперед. Янушевский (сибирский поляк), ловит в прицел гауптмана, командующего немцами, клакс, гауптман уже никем не командуем, но в ответ следует длинная очередь из МГ-34, черт… Збигнев падает. Бухает выстрел броневика, пулеметный расчет рванул на небеса, а сквозь заросли с другой стороны подползает третий броневик и тоже кладет осколочно-фугасный "подарок самому слабому" в скопление немцев. Стальная вилка, в которую попали немцы, превращается в какую-то титановую что-ли, и не вилку, и даже не вилы, а скорей в грабли.
Гитлеровцам все трудней защищаться, пули с обеих сторон, плюс броневики осколочно фугасные шмаляют, не жалея, вдруг из-за немцев, Выкван кричит из наших:
– Братцы правее положите снаряд метров на 10, там их человек десять.
Круминьш (откуда он здесь взялся сволочь) стучит в корму БА и пересказывает экипажу пожелание окруженных разведчиков (те то в танке, (каламбур) не слышат, то есть в БА). Бумс, бумс, попадание полное. Теперь Круминьш кричит во всю ивановскую:
– Дойчен зольдатен, – и дальше, что-то брутально запугивающее, типа: – немцы, вам трындюлец, бросайте оружие и дранг нах плен, или мы надерем вам весь ваш дранг, и что советское командование милосердно и т.д.
На звук голоса Круминьша стреляет молодой обер-лейтенант, Артур отвечает на звук выстрела, целой очередью из ППШ (откуда он у него, видимо подобрал). И снова продолжает устную деморализацию противника.
– Дойчен зольдатен, бла бла бла.
Офигеть, но подействовало, никто не стреляет, тишина, немцы внимательно слушают Артурчика. Потом вражеские солдаты кричат, что сдаются. Уфф ну теперь легче, и я говорю Круминьшу:
– Передай, чтобы бросили оружие и выходили по одному.
Круминьш кричит им, само собой на немецком, не по-киргизски же кричать, потенциально, конечно можно, не фашисты же необразованные, киргизского не поймут..
Проходит минуты три, и немцы начинают с поднятыми руками подходить, всего подощло 18 человек, один унтер, остальные рядовые, потом находим еще шесть раненных, причем один из них лейтенант, но ранен тяжело, не жилец.
– Товарищи красноармейцы, нам нужно быстро собрать раненных и наших, и немцев, собрать все оружие и в машины, и уходить отсюда побыстрее.
Смотрю, напротив меня, навострив ушки хохляцкие, стоит Петруха. Подхожу и молча, обнимаю Онищука, жива и невредима, эта ставшая за две-три недели родной украинская сволочь, он порывается бежать, собирать людей и барахло, даю ему сзади пинка, ну рад я его видеть.
Эрисханов пробегает мимо, ловлю за руку, даю тоже пинка, и командую что бы сел в немецкий кюбельваген (то есть на нем приехали немцы, покойный гауптман) и Онищука сюда притащил. И тоже подбираю МП-40 и гранату – бейсбольную биту у трупа гитлеровца, из подсумков вытаскиваю еще один магазин к автомату (остальные расстреляны по нам), в карманах сигареты, зольдбух, презервативы (вот сука) и карты, причем с порнокартинками.
Иду дальше еще один труп, но от него пользы мало, карабин разбит вдребезги, вытаскиваю из карманов пачку галет, патроны россыпью, духи (зачем мужику духи, хотя он же фашист), письма и зольдбух. Ну, хоть патроны возьму, с паршивой овцы хоть зольдбуха клок.
Все дальше можно не идти, этот труп обыскан, и иду к машинам, парни пытаются вытолкнуть многотонную махину БА, застрявшего неподалеку от поля боя.
В две машины положили наших и немецких раненных, еще в одной наши убитые. Девять пограничников-разведчиков и трое из тех, кто приехали со мной, из батальона Ахундова (Збигнев в том числе, все-таки достали немцы поляка). Вечная память героям.
Все, все, что нужно, погрузили и выезжаем, сзади горит Бюссинг (не нашли мы на него водителя, не оставлять же фашистам). Результатами этого боя, стали потери: три цундапа и кюбельваген начштаба, но приобретения четыре цундапа, кюбельваген, и три новых бюссинга (четвертый догорает), так что баланс в нашу пользу.
При этом, мы потеряли двенадцать человек, а немцы роту, и как выяснилось оберста, вместе с охраной. Едем, но уже не так быстро, как ехали сюда, спешить особо некуда.
Онищук с Эрисхановым рассказывают, что произошло: разведчики объездили, весь заданный район, даже встретились, с Ильиных, нанесли на карты всю информацию о местах дислокации частей гитлеровцев с примерным количеством солдат. И поехали обратно (ну к нам-то есть), навстречу попалась миниколонна, "Штеер" под охраной двух мотоциклов. Разведчики подумали, что это сам фон Бок (незнаю я с какого это перепугу), развернувшись, догнали колонку, напали на немцев, а вот фигвам, оберст был там посторонний. Да и мотоцикл один ушел, вот и привел помощь, невдалеке следовала рота (на счастье наших обормотов, без тяжелого вооружения). Даже пулемет, что был у немцев, они сняли с разбитого мотоцикла разведчиков, и минометов тоже не было, только стрелковая шелупонь.
