Для этого нам следовало проехать почти до самых гор устья реки Аягузки, после которого пересечь ее на месте давно существовавшего переезда, где когда-то был хорошо мне известный и теперь отсутствующий деревянный мост.

И вот мы вновь едем вдоль Балхаша, минуя стороной основания больших полуостровов. В одном месте я вижу вблизи от берега полоску длинного, узкого и низенького островка. Место это мне, как и многое другое, хорошо известно. На этом островке всегда любили отдыхать лебеди, утки-атайки и бакланы. Напротив этого островка на берегу располагался удивительный мавзолей, сложенный из плиточного камня песчаника. По форме он походил на юрту с небольшим ходом, который направлен на восток. Его высота около четырех метров, ширина метров семь. Обычно казахи делали обыденные мавзолеи из глины без фундамента. Эти народные мавзолеи отличались друг от друга архитектурой, подчас были небольшими и нередко затейливо устроенными. Они отражали собою своеобразное народное творчество. Сейчас оно потеряло свой самобытный оттенок, и мавзолеи строятся из жженого кирпича с использованием всех современных строительных материалов. Мавзолеи, не защищенные от ветра и дождя, из сырцового кирпича или просто из глины, замешанной с галькой и соломой, недолговременны и постепенно разрушаются. В народе существовало поверие, что, как полагается, память об усопшем постепенно исчезала вместе с разрушающимся мавзолеем.

Одно время я увлекался этими народными сооружениями, украшавшими пустыни, фотографировал их и некоторые нарисовал масляными красками. Шесть таких моих картин приобрел главный музей Казахстана, где они и хранятся. Некоторые картины находятся до сих пор дома, и многие из мавзолеев, увиденные тридцать-сорок лет назад, ныне прекратили свое существование, превратившись в груды камней и глины.

Мавзолей на берегу Балхаша в совершенно безлюдной его части с горько-соленой водой я посещал не раз, путешествуя по берегу и на лодке по этому озеру. На этот раз он исчез. Полностью. От него осталось только несколько крупных камней, ранее лежавших в основании фундамента. Какой-то невежда и негодяй, по-видимому, из состоятельных, не поленился перевезти его камни на нескольких машинах-грузовиках для постройки своего дома или дачи. Разорение мавзолея меня настолько ранило, что мне не захотелось останавливать машину, чтобы усилить горечь от уничтоженной памяти о прошлом. Какой же негодяй осмелился посягнуть на это сооружение, рассчитанное на существование в течение многих тысячелетий!

Ранее я пытался узнать, в честь кого был сооружен этот памятник. Никто не мог мне ответить толком. Только один человек с Лепсинска сказал, что он сооружен в честь какого-то легендарного героя народного сказания, аналогичного Кыз-Жибек, о котором так много сказано в литературе.

У меня сохранилась фотография этого мавзолея, сделанная лет сорок тому назад. На тему этого же сказания я нашел наскальный рисунок в урочище Каскабулак в Таласском Алатау. Он опубликован в одной из моих книг…

Вскоре мы подъезжаем к хорошо известной громадной скале из чисто белого кварца. Пора бы искать место для бивака, солнце уже склонилось к горизонту. Впереди, я хорошо помню, предстоит участок тяжелой дороги, после которой будет сопка с могилами заратустровцев и следы потопа.

В это время, вырвавшись как всегда вперед, Андрей, не спросив совета, круто заворачивает назад и, подняв за собой облако пыли, уносится прямо от Балхаша на север. Ему все время не нравилась извилистая дорога, и он постоянно уверял Владимира о наличии какой-то обнаруженной на карте его навигатора прямой дороге вдоль озера. Нам следовало бы категорически запротестовать против этой самовольщины, но, не желая, также как и я, конфликтовать, мы последовали за ним. И тогда началась глупейшая гонка. Дорога пошла прямо и настойчиво на запад, мы как бы стали возвращаться назад от своего пути, и не было нигде с нее поворота. Нелепейший наш рейд при садящемся за горизонт солнце продолжался долго — не менее двух-трех десятков километров.

Наступила темнота. Вокруг — дикая местность с горизонтальной поверхностью чистого гранита. Он гол, и ничего на нем не растет. Лишь в небольших понижениях чернеют скопления черного мха. Мне было крайне интересно узнать, кто обитает в этих крохотных участках жизни. Но не до этого. Мы явно устали, заблудились. На небе уже горят звезды. Наконец, дорогу пересекает дорога вниз, на юг, по направлению к озеру. И еще час пути, пока, наконец, вдали не сверкнула полоска воды, отраженная луной.

Андрей несется далеко впереди. Тогда мне приходится резко выразить протест против этой нелепой ночной гонки и потребовать заняться ночлегом. Не в меру уставшие, мы ужинаем при свете полной луны, выглянувшей из-под черного облака. Очень плохо, когда в маленьком коллективе из-за сумасбродства страдает поездка в природу…

Никто из нас не мог предположить, что следующий день окажется заключительным в нашей торопливой и перегруженной делами поездке. Утром мы едем вдоль Балхаша, минуем интересный и хорошо мне известный полуостров, возле которого я как-то посетил один на лодке громадную колонию чаек черноголовых хохотунов. Не для себя, а ради моих спутников хотелось показать полуостров, побывать на нем. Но все мы устали. Кроме того, опять нависает над нами угроза нехватки бензина. Трех запасных канистр для машины-аристократки оказалось мало. Вспоминаю, что на своем стареньком газике я всегда в дальних поездках возил четыре канистры бензина.

Впереди совсем недалеко устье Аягуза, старая переправа через эту реку и горка с кладбищем и следами потопа. Но наш путь перегораживает хорошо мне знакомый участок трудной песчаной дороги и немного солончака. Он несколько раз записан в моих книгах маршрутов. Но дорога, спустившись к нему, делает резкий поворот, и Андрей, пропущенный против моего желания вперед, резко заворачивает и несется в обратную сторону. Владимир следует за ним, не посмотрев на путь и не узнав, в чем дело.

Быть может, местность стала непроходимой, но может быть, изменилась, и подсохли солончаки. Пока мы рассуждаем, Андрей несется в далекий объезд. Вскоре на нашем пути появляются четыре столба дыма. Вдали теперь уже видны трубы, судя по всему, какого-то заводика, оказавшегося в этой глухой пустыне.

Столбы дыма, оказывается, — пожары от выжигания старых зарослей тростника. Ими занимается группа людей. Они поясняют, что вблизи находится переправа через реку Аягуз, а старая как будто заброшена и, возможно, глубока. Вскоре подъезжаем к этой новой переправе. Река здесь разлилась шириною в сотню метров, неглубока, не выше колена, и для наших машин вполне проходима, тем более дно твердое, каменистое.

Далее путь идет по левому берегу Аягузки прямо на разъезд Каратас, от которого до станции Лепсы рукой подать. Путь к горе с кладбищем заратуштровцев и линиями потопа прегражден. Нам следовало бы миновать стороной переезд, подобраться по суше к далекой горе, а оттуда добраться до станции Актогай или даже дальше до городка Аягуз. Но бензина у нас не хватает, пытаться его раздобыть в каком-то закрытом рудничном поселке, находящемся вдали, не хочется. Все устали, всех манит конец пути и домашний городской очаг. Заправившись в Лепсы горючим, спускаемся к Балхашу на отдых и для обязательного омовения. Здесь мысленно я прощаюсь с Балхашом. Не знаю, увижу ли я его еще раз. Это хорошо мне знакомое и полюбившееся на всю жизнь место природы. И пока мои спутники плещутся в озере, я вспоминаю все, что случилось с Балхашом.

Озеро Балхаш расположено на севере юго-востока Казахстана на границе Средней и Центральной Азии. Оно — реликт, остаток когда-то существовавшего внутриматерикового моря. Озеро занимает значительную площадь около 17,5 тысяч квадратных километров. Наибольшая глубина — 26 метров, длина 605 километров, ширина до 74 километров. Оно вытянулось узкой полосой с востока на запад. Восточная его половина, где приток речных вод очень незначителен, — с соленой водой, непригодной для питья; западная — с пресной, приносимой большой рекой пустыни Или.