Р-революционные смуты в столицах российской империи мало коснулись города, а потому вносить проходившие события в графу "благо", или "беда" автор оставляет под вопросом. Непонимание большей частью горожан сути проходящих событий граничило с безразличием:
- Мы-то чего поделать можем? - вопрошали горожане окружающее пространство во времена бурных отеческих пертурбаций, продолжали рассматривать сны отеческой истории и толковать сонные видения в меру знаний.на этом останавливались.
Безразличие к происходящему в столицах, будь оно каким угодно ужасным, шло на пользу горожанам и помогало выжить в трудные годы отеческой истории:
- Кому нравится шуметь пусть тешатся на здоровье, а мы как-то и в тиши поживём.
Фрагмент второй
С заявлением сверху о "щастье детей страны савецкой" автор готов согласиться:
- Так и есть, после шести безоблачных лет пришла война, коя народу безоблачной не показалась.
Издревле известно: военные забавы единицам приносят "народную память в веках", а прочим остальное и худшее, что содержит война.
Истина о героях и рядовых выясняется позже, когда накал страстей приходит к температуре не выше человеческого тела...
-... и когда старыми доблестями необходимо закрасить новые промашки. Где набрать средств на материальную память сгинувшим? И надо ли?в мирное время.
С началом войны столицы Европы волновались, но родной город не шумел:
- Чего шуметь-то? Шуми, не шуми проку с того? Немец, знай, прёт, вон уже где! Выживать надо - на какую надобность и радость в будущем времени следовало выживать ответа не давали с объяснением:
- Тёмные мы... - и жили по инерции.
Любимый город в известные исторические времена познал вкус оккупации, и автор, не покидавший город, о днях оккупации кое-что сохранил в памяти. Или память сама, без участия автора, сохранила оккупационные эпизоды?
По правилам написания биографий в этом месте следует поставить точку с устным добавлением "далее ни хера не помню, мал был" и успокоиться, но ничего не получилось по изложенным ниже причинам.
Биография интересна, когда наполнена пусть и четверть редкими, удивляющими событиями, а ежели прожил в сплошном ординаре и ничего достойного внимания не увидел - остаётся пустить в ход какую ни есть фантазию с невозможностью проверить.
Авторы автобиографических повестей чем-то схожи с сапёрами без миноискателей.
Повесть посвящается трём опорам жития моего:
а) Отцу, давшему жизнь отпрыску, а чтобы отпрыск, явившийся жить в неудачные времена отеческой истории не переселился в мир иной - пошёл служить врагам. Жизнь отроку сохранил, но свою испортил без пребывания в местах исправления заблудшихся савецких граждан:
- Бог миловал...
Половина граждан отечества уверена: "перечень минимальных благ человек божьей милостью" с чем не согласна вторая без особых возражений:
- "На бога надейся, а сам не плошай"
Как происходило падение отца в грех служения врагам и есть основа повести, И не только...
б) матери, коей досталась двойная порция лишений, но с женщин за отеческие катаклизмы спрос нулевой, как и у заместителей больших чинов. Мать не давала подписку на "верное служение Рейху", семейство ограничилось отцовым падением.
в) учителю русской словесности Петру Андреевичу, подарившему знания русского языка в пределах школьной программы с пятого по седьмой классы старой добротной советской школы. Он, мудрый учитель мой, открыл глаза на красоту, силу и величие русского языка да пребудет душа учителя в вечном покое!
г) а тако и другие души, заполнявшие кладовую памяти автора интересными житейскими историями и призывавшие быть милосердным.
Отцовой Душе, впавшей в грех служения врагам, в получении чужого и сомнительного "со святыми упокой" по приговору (всего, как всегда) савецкого народа отказать на срок в тысячу лет и ни минутой меньше. Отсчёт начать с момента сообщения из тарелки-репродуктора о начале войны, то есть, от двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года двадцатого буйного столетия от "рж. Христова", а иные точки отсчёта (реперы) не впечатляют и будут пропущены. УДО (условно-досрочное освобождение) на лишенных "царствия небесного" небесного" не распространяется.
Пятую величину, принимавшую участие в написании повести (беса) поминать не стану, лишнее, в процессе повествования неведомая сущность даст знать о себе без приглашения.
Фрагмент третий.
Везло древним: бледными тенями усопшие отцы являлись сынам и лишенные органов дыхания (лёгкие), голосовых связок и речевого аппарата (язык и мышцы рта, амбушюр) ухитрялись внятной речью снимать покров тайны своей гибели, а, мне, как проклятому, ни единого намёка о событиях прошлого. Никаких. Хотя, не совсем так и совсем не так: две трети "Прогулок" навеяны сущностью, коя при вселении на панический вопрос домовладельца:
- Кто ты!? - мгновенно, не задерживаясь, что ценно в людях, голосом приятного тембра представилась:
- Бес... - голоса такого звучания называем "задушевными" и верим всему, что голоса озвучивают. Выкладывай косным гласом правду - усомнюсь, не поверю сказанному, но соври красивым слогом и приятным тембром - поверю на сто двадцать процентов. На том горели, горят, и впредь будут полыхать русские люди.
Откуда цифирь? С потолка: прошлые сто процентов выполнения плана в стране саветов ни о чём не говорят новому поколению, сто процентов норма, кою обязан выполнять трудящийся страны саветов, а сто двадцать подвиг, достойный славы словами и премией.
О постигшем бедствии (вселение беса) в подробностях изложу ниже, а здесь ограничусь коротким пояснением сущности в звании "бес", коего целиком вписать в разряд бедствий не могу: две трети сочинения, если не более, созданы его наветами.
Пока живу надеждами, да не свалятся оные тяжким грузом на кого-то ещё, не придавят насмерть, не расшибутся сами, но останутся жить:
- Уйдёт в нети последний со(а)вецкий человек - растает, сгинет и проклятие, ибо без проклинающих набор убивающих пожеланий теряет силу, чахнет и умирает, совсем, как водка, долго общавшаяся с кислородом воздуха и потерявшая спиртную мощь.
Не обойду имена героев, кои пребывая в тягчайшей степени слабоумия, вынудили миллионы савецких граждан ещё вчера "преданных учен ию вождя мирового пролетариата о построении социализма в отдельно взятой стране" пойти в услужение врагам за "презренный кусок вражеского хлеба".
Фрагмент четвёртый:
Написание "совецких" не грубое нарушение орфографии русского языка, не опечатка, "совецких", или "савецких", есть "умышленная, злая и враждебная дискредитация..." - читатель волен внести позицию, кою пара из человека и сущности в звании "бес" пыталась обойти стороной.
Живёт в народе непоколебимая и непобедимая, могучая и крепкая языковая лень, дозволяющая выпускать слова, как с нарушением правил - так и без.
Ленивых слов в русском языке предостаточно, но первым, опорным, выступает "совецкий": от первой колыбельной в исполнении матушки, на Руси колыбельных отцы не поют, и до старости, из миллиона напоминаний отцов-командиров