– Ну… Ну, раз – и всё…

Его старания оказались тщетными.

– Просто летишь… – он чуть не плакал.

Прошлое Янки в том мире, где она была больше утюга, кричало ей в ухо: «Так не бывает! Нельзя взять и просто полететь!» И крутило ей пальцем у виска.

– Уф! – Янка вытерла пот со лба. Она сдалась на милость безумию. – Ладно. Или мне тут в цветочном горшке корни пускать, или тебе поверить. Точно, просто летишь и всё? – она посмотрела ему в глаза, прищурившись.

– Да. – Степан выдержал её взгляд. – Давай так. Смотри на меня. Руки держи. – Он взял её за руки. – Пошли потихоньку.

Они боком двинулись к краю.

– Уау!

Её ноги соскользнули с подоконника, она ухнула вниз, Степан, державший Яну за руки, дёрнулся вверх. Провалившись сантиметров на двадцать, они зависли.

– Всё, летишь, летишь! – орал Степан, болтаясь вверх тормашками. – Ай, ты летишь уже, я же чувствую, отпусти, говорю тебе!

Степан руки разжал. А Янка не знала, что он там чувствовал. Она вцепилась в его запястья на зависть кошкам. До крови. И отпускать не собиралась.

– Да отпусти ты!

Он попытался стряхнуть Янку, но проще оторвать самому себе руки.

– Ну, открой ты глаза, ну, пожалуйста!

Янка решила ограничиться одним глазом, но и этого хватило, чтобы понять: продолжая сжимать запястья Степана, висит не под ним, а рядом. И тоже вниз головой.

– Ну? – Степан поймал её взгляд. – Летишь? – он улыбался.

– Э-э-э, может быть, – осторожно согласилась Янка. – А как?

– Ты вниз не захотела, молодец!

«Вниз не захотела», это, видимо, тайный ингредиент рецепта фейского полёта.

Янка медленно разжала пальцы. Степан тут же принялся зализывать царапины.

Она висела! Не падала!

– Я лечу! Я лечу!

– Ага, летишь, поздравляю. Давай уже домой, а?

Степан осторожно задвинул Янку, висящую в воздухе вверх ногами, в дверной проём. Юбка гулко стукнула о косяк.

Переворачиваться головой вверх, или хотя бы лететь горизонтально, она отказалась категорически. Вниз головой она держится в воздухе, а если по-другому, это ещё проверять надо. Полетает пока так, потом разберётся. Крылья её – она проверила – махали. Не она ими махала, они сами. Со скоростью ленивого веера.

Степан подтолкнул Янку, и она по инерции выплыла на середину комнаты.

– Ну, вот, знакомься. Это Машка, фея горячей воды. Это Фёдор, фей холодильника.

– Привет!

– Привет!

Янка опустила колени к животу, перекувыркнулась и встала на ноги. Всё-таки знакомиться лучше, глядя в лицо, а не в колени. Потом проще узнать будет тех, с кем познакомилась.

– Здрасьте: Янка, – протянула она правую руку, левой разглаживая стоявшие дыбом волосы и разглядывая фею с феем.

Машка была одета в джинсовый комбинезон и рубашку, Фёдор – в джинсы с футболкой.

– А что они не как феи одеты? – шёпотом спросила Янка у Степана, и потеребила гремящую от жёсткости юбку.

Которая, кстати, благодаря своей пластмассовости, сохраняла форму, пока Янка летала ею вверх.

– Что? А… – улыбнулся Степан, – это же у тебя парадная форма. Ну, в честь прибытия. А так – одевайся, как хочешь.

– Миленькое платье. – Машка обошла её кругом. – И летаешь ты круто. Ты, кстати, на поезде приехала?

Янка не поняла, серьёзно она или издевается. Подозревала последнее, но пока решила не выяснять.

– Ой, а что это я? Хочешь чаю, давай налью? – Машка пошла к столу, но вдруг остановилась. – Ой, ну, то есть, это ты нам можешь чай предложить, это теперь твой чай, но мы решили, пока ты, ну…

– Да всё нормально! – Янка рухнула в кресло, громыхнув юбкой. – Наливай. Чувствуйте себя как дома. Пусть хоть кто-нибудь себя здесь как дома чувствует.

– Только, это… – заговорил Степан. – Я должен сразу предупредить. Тут кое-что выяснилось. Вы, это, сядьте на всякий случай. – Степан подвигал туда-сюда фарфоровую статуэтку балерины. – В общем, это… Она не фея, – закончил он, глядя в пол.

Машка и Фёдор молча уставились на Янку.

– Да? – Степан посмотрел на неё, как будто надеялся, что она скажет: «Я пошутила».

– Ну да, я человек. Не фея. А что вы так смотрите?

Машка выронила чайную чашку. Чашка упала на коврик, глухо стукнула и не разбилась. Машка подняла чашку и бацнула её об угол стола. Зазвенели осколки. Фёдор вдруг захохотал:

– Ой, не могу, ну, ты пошутила, человек она, ой, держите меня!

– Слушайте, вы тут все психи, да? – участливо спросила Янка.

– Гхм, – Машка подошла к двери. – Иди сюда.

– А что там? – Янке не хотелось вылезать из кресла.

– Подойди, пожалуйста.

Янка со стоном и грохотом встала. Устала она от полёта.

– Ну и что?

– Смотри, – Машка отрыла дверь и показала на большую женщину, выходящую из комнаты. – Вот это человек. А ты, – Машка провела рукой от макушки Янки до косяка, – вот. Понимаешь, на что я намекаю?

Минут пять они ещё друг на друга поорали, потом помирились, и Янка рассказала свою короткую историю. Выпив по две чашки чая, решили так. Янка может считать себя хоть зелёным леопардом, в глубине души, суть дела это не меняет, она тут как фея оказалась, вот и придётся ей быть феей. Пусть и больной на голову, вариантов всё равно ни у кого нет.

А они помогут.

– А почему они нас не видят?

Янка с ногами сидела в кресле, скинув туфли, которые делали один шаг на её три, и, самое главное, переодевшись из парадного пластмассового платья в джинсы и футболку.

В своём кресле, как ей объяснили.

В своём домике.

До её появления этот домик принадлежал старой зубной фее, Машкиной прабабушке. Которая, как сказала Машка почему-то замявшись, ушла на пенсию. И Янка прибыла ей на замену.

При старой фее Степан с Фёдором, ну и, разумеется, сама Машка, здесь часто бывали. Но в кресло с ногами при старой фее никто из них не рисковал забираться. Когда Янка так уселась, они сказали хором «э-э-э», но замолчали, поняв, что Янка имеет право сидеть, лежать, скакать здесь как ей вздумается.

Потому что это её кресло.

И её домик.

Кресло было одето в белую накидку с намёком на ромашки, как старая дама в длинную ночную рубашку. Оно могло получить первый приз за костюм приведения на бале-маскараде кресел.

Все горизонтальные поверхности в домике: стол, два комода, сундук, полку, спинку дивана, сиденья гнутых стульев, покрывали круглые кружевные салфетки. В прошлом – белые. В несколько слоёв. Ровно по центру салфеток стояли вазочки, чайнички, статуэточки. На одну салфетку чего-то фарфорового не хватило, и её украшал собачий ошейник с надписью «Тоби» на серебряной бирке. Янка злобно подумала, что прежняя хозяйка носила его сама.

Других следов домашних животных в домике не обнаружилось. Старая фея содержала пыль. Разводила её, заботилась, но никогда не выпускала погулять на улицу. В одну из салфеток Янка, расчихавшись от пыли, высморкалась, вызвав сначала тихий ужас, а потом громкий восторг собравшихся.

– Как это не видят?

Домовой фей Степан качался на страшно скрипевшем стуле.

Вначале он сел ровненько: ноги под сидение, спина прямая, руки на коленях. Привык он в этом домике сидеть именно так. Потом, сообразив, что власть поменялась, задрал ноги на сундук, балансируя на двух ножках. Скрипел он громче, чем говорил.

– Что? Да сядь ты ровно, я ничего не слышу.

– Почему, говорю, они нас не видят? – повторил Степан, стукнув ножками о пол.

– Ну, а как? У них такое в доме… Богатство… А они ходят спокойно. Я бы, знаешь, очень удивилась, если бы у меня в комнате что-то… – Янка пошевелила двумя пальцами, – мелкое бегало. И летало.

– А, ты в этом смысле. Нет, они нас прекрасно видят. Ну, ты что, сама подумай, они бы всё перетоптали, если б не видели.

Степан пожал плечами, подчёркивая своё недоумение.

– Да они смотрят на нас как на пустое место! – возмутилась Янка таким поведением больших.