— Что оказалась, это точно. В ту ночь с субботы на воскресенье доктор О’Брайан совсем надежду потерял, думал, не выживешь.

— Когда же ты наконец решишь, чего хочешь в благодарность за свою доброту? Смотри, будешь тянуть, сама являюсь к тебе как-нибудь, осмотрюсь в доме, а потом куплю, что тебе не нужно.

— Не увиливай, Грейс. Я хочу понять, почему ты не радуешься выздоровлению.

— Это ты не увиливай. Что тебе все же нужно для дома?

— Викторолу, да побольше.

— Этого мало, к тому же викторолу ты и сама можешь выбрать. Я же хочу, чтобы это было что-нибудь такое, на что ты будешь смотреть и думать обо мне, — обо мне, а не о той женщине, что попросила у тебя каплю виски, а потом оккупировала дом вместе со своей семьей, двумя сиделками, врачом и бог знает кем еще. Эдгар отказывается взять даже цент, ты — принять подарок. Знаешь, заставлять чувствовать другого обязанным — плохой способ сохранить друзей. Не то чтобы я мечтала рассчитаться с тобой, но я хотя бы заставила себя поверить, что попыталась.

— По-моему, ты уже поправляешься, что-то больно разворчалась.

— Сказать тебе по совести, меня действительно мало волнует, поправляюсь я или нет.

— В тот день, когда заболела, ты говорила мне…

— Помню, — остановила ее Грейс. — А вот в бреду я что-нибудь говорила? Давно хотела тебя спросить, да все не решалась.

— Э-э…

— Так говорила или нет? Вижу, говорила. Тогда что? Может, эта Кармоди слышала?

— Откуда мне знать, что она слышала?

— Ну же, выкладывай. — Грейс подалась вперед и искоса посмотрела на подругу.

— Вот все, что я знаю. — И Бетти пересказала разговор с сиделкой, когда та выпытывала, как зовут сына Грейс.

— Ясно. И это все? Сама ты ничего не слышала?

— Нет, но я знаю, о ком идет речь.

— О Господи, только не это! Ничего ты не знаешь, Бетти! Пожалуйста, скажи, что не знаешь. Это просто невозможно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал. Ни один человек на свете. Но как ты узнала? И почему ты вдруг решила, что знаешь? Я же была так осторожна… не верю тебе. Ну, кто это? Можешь ограничиться инициалами.

— Вот по инициалам-то как раз его сейчас знают больше, чем по полному имени.

— Стало быть, действительно знаешь, — негромко проговорила Грейс. — Но откуда? Ведь я ничего такого не сделала и не сказала.

— В каком-то смысле и то и другое. — И Бетти объяснила, как она догадалась, что это Холлистер.

— Ну, теперь сама видишь, что я права, — дело безнадежное, — вздохнула Грейс.

— Увы.

— Так ты согласна, что тут все безнадежно?

— Согласна, — кивнула Бетти. — Ты не хочешь, конечно, чтобы соглашалась, но ничего не поделаешь.

— Признайся, — улыбнулась Грейс, — что это тебе только доставляет удовольствие.

— Не спорю. Слушай, Грейс, отчего ты не выходишь замуж?

— Хороший вопрос, а главное, своевременный, ведь ты только что узнала, в кого я влюблена. Но ты ведь не за него меня сватаешь, верно?

— Естественно, нет. Тебе бы надо выйти за кого-нибудь вроде Брока. То есть за человека, который на несколько лет тебя старше, хваткий, богатый. За кого-нибудь, кто, как говорится, готов сходить налево.

— То есть поволочиться за женщинами?

— Ну да.

— Ни за что не выйду за такого. Насколько я понимаю, этот воображаемый мужчина должен мириться с тем, что и я могу сходить налево?

— Да, если у него хватит мозгов.

— Знаешь что, Бетти, давай оставим этот разговор. Похоже, ты считаешь меня законченной шлюхой.

— Ничего подобного. Но если бы ты была замужем…

— Я и была замужем, — перебила ее Грейс.

— А за все те годы только раз сбилась с пути.

— А ты хоть раз сбивалась?

— Нет, но я не красива. На меня в этом смысле никто бы даже внимания не обратил.

— А тебя когда-нибудь соблазняли?

— То есть хотели?

— Да.

— Хотели и хотят. Я люблю Эдгара, но… позволь сказать тебе кое-что.

— Да?

— Если бы Сидни захотел, я бы уступила. Он мне всегда нравился.

— Но ничего такого между вами не было?

— Нет, никогда. В его присутствии я всегда смущалась, может, как раз потому, что он мне нравился. А Роджер Бэннон… Его я как раз терпеть не могла, но как самец… словом, Грейс, я вполне понимаю, как все это у вас могло случиться.

— А этот? — спросила Грейс.

— Нет. Помимо всего прочего, он слишком молод, слишком… словом, молод. Тут мы с тобой расходимся.

— И хорошо, что расходимся, хотя почему это хорошо или плохо, сама не знаю.

— Хорошо, хорошо.

— Поворачивай на Эмеривилл. Съезжай с главной дороги, — скомандовала Грейс.

Они свернули с шоссе и поехали по той самой дороге, где у Грейс было свидание с Холлистером.

— Ну и ухабы, — пробормотала Бетти.

— У тех сикамор можно развернуться.

— Вижу, ты знаешь эту дорогу.

— Да. Видишь того типа на культиваторе? На вспаханном поле?

— Вижу.

— У него есть навозоразбрасыватель «Диринг».

— А кто это?

— Понятия не имею. Знаю только, что у него есть навозоразбрасыватель «Диринг». И дорогу тоже знаю.

— И зачем тебя сюда понесло?

— Ты хочешь сказать, сейчас? Сегодня?

— Ну да.

— Посмотреть, смогу ли я в себе разобраться.

— Ну и как, разобралась?

— Да, но ничего нового не узнала.

— Печально.

— Почему же?

— Выходит, ты не изменилась.

— Ни капли. Разве я тебе только что не сказала? Ты права, я действительно дурная женщина. Но кое-что я все же могу сказать в свое оправдание. По-моему, ты тоже дурная женщина. И не потому, что тебе нравился Сидни и не нравился Роджер Бэннон. А потому, что ты предлагала мне выйти за кого-нибудь замуж. Я могла бы найти себе мужа, о каком ты говорила. Пола Райхельдерфера. Но я не вышла за него. Уж этого-то я по крайней мере не сделала, миссис Мартиндейл.

— А я никогда и не утверждала, будто я не дурная женщина. — Бетти отвела взгляд от дороги и с улыбкой посмотрела на Грейс. Та улыбнулась в ответ. — Будь у меня твоя внешность, берегись Форт-Пенн!

— Будь у меня моя внешность, берегись Форт-Пенн! — сказала Грейс. Обе расхохотались, но вскоре смех оборвался, и обратный путь до дома Бетти они проделали в молчании. Обе решили, что Грейс достаточно окрепла, чтобы самостоятельно доехать оттуда до Второй улицы, благо это совсем недалеко. Бетти вышла, и Грейс пересела на водительское место.

— Спасибо тебе, спасибо за все, — сказала она.

— Не за что. И ни о чем не надо беспокоиться. Да, тут дело безнадежное, но, думаю, в конце концов это только к лучшему.

— В том смысле, что я сделаюсь благородной дамой.

— Надеюсь, нет, но хотя бы более или менее довольной жизнью женщиной. К тому же у тебя будет по меньшей мере одно преимущество перед женщинами, оказавшимися в похожих обстоятельствах.

— И что же это за преимущество? — полюбопытствовала Грейс.

— Ты точно знаешь, где был твой парень всю неделю и с кем встречался.

— Откуда? А, ты имеешь в виду колонку.

— Ну да, ведь она выходит каждую субботу.

— Все верно, только если он пишет правду.

— Ну, про себя-то уж точно. И мне это нравится, хотя не могу не заметить, что слишком уж мало места себе оставляет для частной жизни.

— Гм. Ну что ж, еще раз спасибо, Бетти. Увидимся во вторник, а может, и раньше, — попрощалась Грейс.

(Субботняя колонка Холлистера выстраивалась по шаблону, не им придуманному: он повествовал о своих ежедневных делах за всю неделю, стараясь называть как можно больше имен. Она занимала второе место по популярности, а наибольший успех у читателей имела пятничная публикация — колонка о его личной жизни. Автору-то она как раз была меньше всего по душе, а больше — понедельничная, стоящая, напротив, в самом низу читательского спроса, зато обильно цитируемая в «Литерари дайджест» и других изданиях.

По понедельникам он комментировал газетные публикации, а также серьезные и несерьезные события.

По вторникам обычно делился впечатлениями о спортивных состязаниях.