– Не смей трогать девушку, ты! – тотчас же крикнул кто-то из шеренги ожидающих погрузки. – Будьте свидетелями, компаньерос, он ее ударил!
Остальные зашумели, раздались предложения написать об этом случае министру юстиции. «Да пишите хоть самому Перону, – ворчали полицейские, подгоняя очередь. – Живее, не на пикник едете». Из глубины кузова неслись негодующие крики:
– Не давайте воли рукам!
– Преторианцы!
– Сатрапы!
– Ищейки! Гав, гав, гав!
Грузовик наконец тронулся и, на полном ходу проскочив мимо ожидающей за воротами толпы, круто развернулся и понесся по улице, сопровождаемый двумя патрульными машинами.
В кузове было тесно, все стояли вплотную друг к другу, шатаясь от толчков. Освоившись с темнотой – заднее полотнище покрывавшего кузов брезента было опущено, – Беба увидела рядом с собой того курчавого, что препирался с седоусым. Тот тоже посмотрел на нее, и, словно стараясь припомнить, прищурился.
– Я что-то вас никогда не встречал, компаньера, – сказал он. – Вы на первом курсе?
– Да нет, я вообще не студентка, – растерянно отозвалась Беба и ухватилась за его рукав, так как машину сильно качнуло.
– А что же вы тогда тут делаете? – изумился курчавый.
– Я попала случайно – просто хотела посмотреть. Я проходила мимо! Потом я немного подралась, и меня поймали.
– А-а, – усмехнулся курчавый, – любительница острых ощущений. Ну, острые ощущения вам гарантированы, будьте спокойны. Это вас ударил этот болван?
– Он не ударил, только подтолкнул… совсем не больно. А почему вы думаете…
– Увидите, – сказал курчавый таким зловещим тоном, что Беба похолодела. – После выхода на свободу вам несомненно понадобится медицинская помощь, сеньорита. Хотите мой адрес? Диплом будет у меня через месяц, я на последнем.
– П-почему понадобится? – заикаясь от страха, спросила Беба.
– Потому что в лучшем случае вы отделаетесь ушибами и вывихами, а в худшем… Ну, в худшем могут быть переломы конечностей, различного рода травмы, повреждения внутренних органов, сотрясение мозга, кровоизлияния и так далее. Так или иначе, без моей помощи вам не обойтись, поэтому запишите мое имя – Эрменехильдо Ларральде. Найти меня можно в госпитале Роусон, домашней практики у меня пока нет. Вас я по знакомству приму без очереди.
– Вы шутите, сеньор Ларральде, – с надеждой сказала Беба.
– Думайте так для собственного успокоения. Ребята, у кого есть закурить?
Кто-то перебросил ему сигарету, Ларральде ловко поймал ее на лету и щелкнул зажигалкой.
– Курить запрещено! – крикнул сидящий на заднем борту полицейский.
– Запретный плод сладок, мой генерал, – ответил Ларральде, со вкусом затягиваясь. – Простите, сеньорита, не подумал вам предложить. Вы курите?
– Сейчас не хочу, спасибо, – убитым тоном отозвалась Беба.
– Напрасно, от переломов конечностей ваше послушание все равно не спасет. Знаете, какие бывают переломы? Самые плохие – это открытые.
– Ах, идите вы…
– Вас могут подвергнуть пытке электрическим током, – не унимался Ларральде. – Знаете, как это делается? Вас разденут, положат на оцинкованный стол, пристегнут руки и ноги специальными ремешками и будут прикладывать электроды к чувствительным частям тела. Ощущение острое, поверьте.
– Послушайте, хватит вам! Все это очень остроумно, но у меня нет настроения смеяться.
– А кто вам предлагает смеяться? Плакать надо, сеньорита, плакать. Вы умеете плакать по заказу? У меня была любовница – скромности ради не будем называть ее по имени, но вы, несомненно, не раз видели ее на экране, – так вот она изумительно умела плакать по заказу. Вот такие слезины, не поверите. Вообще, фантастическая женщина, тигрица. Фигура! Темперамент!
– Почему же вы с ней расстались? – насмешливо спросила Беба.
– Именно из-за ее темперамента. Она приревновала меня к дочери одного миллионера – не будем уточнять, кого именно, – и покушалась на мою жизнь. Однажды ночью вдруг пытается ударить меня толедским кинжалом. Представляете? Но я перехватываю ее руку – гоп! – и говорю: «Дорогая, расстанемся без вмешательства полиции». Кинжал она мне оставила, я потом потрошил им трупы в анатомичке.
– Врете, – вздохнула Беба. – В тюрьме чем-нибудь кормят?
– О, в Дэвото кормят отлично. Русская икра, шампанское и так далее. Сейчас увидите сами, мы, кажется, уже подъезжаем. Если не ошибаюсь… Да, асфальт уже кончился, слишком уж трясет. Через пять минут будем дома.
– Похоже, что эту дорогу вы знаете с закрытыми глазами, – съязвила Беба.
– Еще бы! Минимум раз в семестр я путешествую по ней на казенный счет.
– И вам хватает времени на звезд экрана и на потрошение трупов?
– Сеньорита, я давно не занимаюсь ни тем, ни другим, – с достоинством ответил Ларральде. – На последних курсах мы потрошим не трупы, а живых людей.
– Верно, вы же скоро кончаете. Кстати, разве сейчас не каникулы? – спросила Беба.
– Вообще да, но в этом году мы задержались. Университет ведь бастовал весной два месяца – весь август и сентябрь, поэтому сессии были отложены.
– А из-за чего бастовали?
– Не хотели нового министра просвещения…
Машина сбавила ход. Потом она остановилась, полицейский спрыгнул наружу, и задний борт с грохотом откинулся. Студенты загалдели и стали прыгать на землю. Ларральде церемонно поклонился:
– Ну, рад был с вами познакомиться, сеньорита…
– Монтеро.
– Очень рад, сеньорита Монтеро. Жаль, что уже приходится расставаться, но это ненадолго.
Полицейский заколотил резиновой палкой по борту:
– Живее, живее! Вы что, ночевать здесь собрались?
– Потише, мой генерал, – соскочив на землю, сказал Ларральде, – вы разговариваете с представителями медицины. Рано или поздно ваша жизнь окажется в наших руках.
– Разрешите вам помочь…
Он подхватил Бебу за талию и осторожно опустил на землю.
– Где же мы с вами встретимся? Надеюсь, что через неделю мы все будем на свободе.
– Вы считаете, что это необходимо – встречаться? – лукаво спросила Беба, искоса глянув на него из-под ресниц.
Ларральде, отбросив свой самоуверенный вид записного балагура, добродушно улыбнулся:
– Ну почему… Я просто думал… раз уж мы познакомились в таких обстоятельствах…
Полицейский оттеснил Бебу в сторону.
– Сеньорита, это вам не клуб, здесь разговаривать нельзя! Отойдите к другим девушкам, сейчас за вами придут. Эй, кто там еще в машине – живее на землю!
– Так как же? – быстро спросил Ларральде.
Беба улыбнулась и пожала плечами. Отойдя на несколько шагов, она обернулась и бросила:
– Мой телефон – шестьдесят четыре, двадцать шесть, одиннадцать.
– Я кому сказал, сеньорита! – рявкнул полицейский.
– А я что говорю? – огрызнулась Беба и пошла к группе девушек, небрежно размахивая сумкой.
Тотчас же к ним подошла женщина в сером халате и велела идти за собой. У Бебы опять сжалось сердце; она обвела взглядом ряды зарешеченных окон, потом оглянулась на Ларральде и заставила себя улыбнуться и помахать рукой.
– Номера я не забуду! – крикнул тот, сложив ладони рупором.
Девушек было задержано немного, и их всех рассадили по разным камерам. Беба оказалась в обществе нескольких работниц с текстильной фабрики, арестованных за участие в какой-то демонстрации, и двух мегер гнусного вида, на воле промышлявших наркотиками. Разговаривать с мегерами было противно, а работницы были слишком озабочены своим положением и все время шептались между собой, поэтому Беба оказалась предоставленной самой себе. Одна из мегер в первую же ночь украла у нее нейлоновый шарфик; Беба видела это, но решила не связываться. После завтрака и уборки камеры она села на свою койку со сложенными на коленях руками и просидела так целый день, уныло глядя на зарешеченный кусочек яркого неба. Лежать или ходить по камере не разрешалось – надзирательница то и дело заглядывала в глазок.
Время от времени Беба принималась потихоньку плакать, думая о том, как воспринял ее исчезновение сеньор Бюиссонье. Если бы не это, в ее положении не было бы ничего особенно страшного. Случайное участие в студенческих беспорядках – это же не преступление. О своем новом знакомом Эрменехильдо Ларральде она не думала, только иногда вспоминала о нем в связи с его предсказаниями о возможном сроке заключения. Целая неделя – это же страшно много, завтра или послезавтра Бюиссонье заявит в полицию, и тогда ее обвинят уже не в этой дурацкой студенческой драке, а в гораздо худшем. Кто поверит, что она попала в эту историю случайно, а не нарочно, чтобы на несколько дней засесть в тюрьму и замести следы? Ей очень хотелось посоветоваться с кем-нибудь из текстильщиц, но те явно сторонились ее, – слишком уж нарядно она выглядела со своей модной прической.
