Уже в очень раннем возрасте Чарли брал уроки игры на фортепиано, но в 12 лет ему подарили саксофон строя до, нечто среднее между альтом и тенором, а позднее он освоил и всё остальное наследие Адольфа Сакса. В 1929 г. он уже играл в пароходном оркестре, с которым 22 раза пересёк океан, побывав в Европе и Южной Америке. Его фаворитами в те годы были Коулмен Хокинс (тенор) и Джонни Ходжес (альт), но особенно глубокое влияние на Барнета оказал Дюк Эллингтон, его музыка и оркестр. Свой первый значительный биг-бэнд в Нью-Йорке на регулярной основе Чарли сформировал ещё в 1933 г., и многие его аранжировки (которые тогда писали для него Эдди Сотер, Тутти Камарата, а позже — Билли Мэй) были построены по образцу работ Дюка. Барнет любил окружать себя вдохновенными, творческими музыкантами в независимости от их цвета кожи и был одним из очень немногих первых бэнд-лидеров, в оркестре которых играли негры. Так, с ним играли чёрные джазовые «звёзды» Трамми Янг, Пинатс Холленд, Оскар Петтифорд, Рой Элдридж, Кларк Терри, Чарли Шэйверс, пела Лина Хорн, и его оркестр был первым таким ансамблем, выступившим в гарлемском театре «Аполло» для негритянской публики. В дальнейшем из-за своего антирасизма Чарли даже имел неприятности с ангажементами в фешенебельных отелях, куда не пускали «черномазых», и его бэнд по той же причине не приглашали участвовать в коммерческих радиопередачах. Но он твёрдо придерживался своих принципов. Каждый свинговый, да и любой джаз-оркестр всегда стремится иметь какой-то свой сногсшибательный хит (коммерческий и музыкальный), и для Барнета это произошло в 1939 г., когда 17 июля на фирме «Victor/Bluebird» он записал буйную, неистовую версию темы Рэя Нобла «Cherokee», вскоре ставшую главной темой его биг-бэнда. С неё, между прочим, начался тогда интерес к джазу знаменитого впоследствии Уиллиса Коновера, который спустя тридцать пять лет рассказывал: «Первая из понравившихся мне джазовых записей была „Чероки“ в исполнении Чарли Барнета, что делало меня в глазах тех, чей вкус не пошёл дальше диксиленда, слишком модным. Это была первая пластинка, которая произвела на меня сильное впечатление, и я стал собирать другие похожие записи. Владелец музыкального магазина, бывший музыкант, однажды сказал мне: „Ты, видно, любишь джаз?“ — „Джаз? А что это такое?" — спросил я. „Это пластинки, которые ты собираешь, и музыка, которую ты передаёшь"».
Историки джаза считают годами расцвета оркестра Барнета 1939-1945, когда им было сделано большое количество удачных записей на «Bluebird», до 1942 г., включая «Pompton Turnpike», «Charleston Alley», «Wings Over Manhattan», «Redskin Rhumba» и в особенности запись его собственной пьесы «Skyliner» (уже на фирме «Decca», 1942-1946), ставшей ещё одним из величайших хитов его бэнда. А в 1949 г. Барнет собрал боповую группу первоклассных молодых музыкантов и записал с ними диск «Bebop Spoken Here», звучавший более чем современно, хотя в саксофонной игре самого лидера не произошло заметных стилистических изменений.
В 1950-е гг. Чарли распустил свой оркестр и осел на Западном побережье в Лос-Анджелесе, а потом в Палм-Спрингс, где несколько лет руководил малым составом. В финансовом отношении у него никогда не было каких-либо серьёзных неурядиц, ему обычно удавалось всё, что он хотел сделать. Там у него был свой дом и свой самолёт, а в прошлом осталось, по крайней мере, десять жён и множество алиментов.
В течение 30 лет Барнет, яркая личность, нередко занимал заголовки газет и был одной из наиболее часто обсуждаемых джазовых фигур того времени. После 1965 г. он практически отошёл от активной джазовой деятельности, хотя время от времени продолжал появляться со своими сборными биг-бэндами в Голливуде, Лас-Вегасе, Нью-Йорке и на джаз-фестивалях.
Чарли Барнет умер 3 сентября 1991 г. в госпитале Ла Джолла в Калифорнии. В 1980-х вышли его мемуары «The Swinging Years». «Эти годы были сплошным удовольствием, — говорят работавшие с ним музыканты. — Чарли был прекрасным лидером, с которым можно работать. Он обладал большой музыкальной и личной целостностью, и хотя порой дела шли неважно, сама работа в его бэнде была для нас настоящим вознаграждением. Там никогда не бывало скучно».
Избранная дискография
Complete Charlie Barnet (1935-1939).
Clap Hands, Here Comes Charlie (1939-1941).
Charlie Barnet and His Orchestra (1941-1945).
Rockin in Rhythm (1954).
Charlie Barnet Big Band (1967).
Алексей Баташев
В мире нашего джаза едва ли можно найти такого музыканта или любителя, который не знал бы этого имени. Речь идёт о человеке, чей вклад в советский джаз просто фантастичен, и даже сухой перечень его многообразных заслуг и деяний занял бы целую газетную полосу.
Критик и публицист, музыковед и журналист, «шестидесятник» и джазфэн Алексей Николаевич Баташев родился 7 сентября 1934 г. и в юности пришёл к джазу так же, как каждый из нас. В этом ему помогли прекрасный слух, великолепная память и блестящие способности к языкам. В 1952 г. Алексей поступил в МФТИ, где помимо учёбы был кларнетистом духового оркестра института, а потом на тенор-саксофоне играл в разных московских ансамблях. В 1957 г. он также работал переводчиком на Всемирном фестивале молодёжи и студентов.
После института, став инженером физической лаборатории, Баташев одновременно становится председателем Московского джаз-клуба, который сам и создал в 1960 г. Тогда же он организует концерты, фестивали, «джемы», проводит лекции и конференции по джазу, публикует статьи в советской и зарубежной печати, является корреспондентом польского журнала «Jazz Forum», участвует в ежегодных встречах «Jazz Jambore» в Варшаве. И, конечно, ни одно крупное джазовое мероприятие в Москве или Союзе в те годы не обходилось без его участия: «Что ж это за фестиваль без Баташева?» — говорили в народе.
В середине 1960-х Алексей часто появлялся в эфире с радиоклубом «Метроном», он организовывал подписку на первые LP с советским джазом (но сам в то время уже не играл), а позже писал аннотации к трём десяткам лицензионных и отечественных дисков. Он оказал неоценимую поддержку множеству наших музыкантов, способствуя выходу пластинок с их записями и получению ими камерных ставок, т. е. профессионального статуса. Фактически Баташев выступал как промоутер, и именно благодаря ему ряд наших джазменов имели возможность показаться на большой сцене или поехать на зарубежный фестиваль, от Берлина до Бомбея. Поэтому моментом истины можно назвать вручение ему (наряду с Уиллисом Коновером) польского ордена «За культурные заслуги» (1977).
В 1972 г. Алексей взял не превзойдённую никем высоту, написав монографию об истории советского джаза, материалы для которой он собирал около десяти лет. (Интересно, что в то же время он сумел защитить кандидатскую диссертацию по физике.) Книга вышла в издательстве «Музыка» с четвёртого раза, после того, как её урезали практически наполовину, исключив, в частности, любое упоминание обо всех наших джазменах-эмигрантах, и вскоре стала библиографической редкостью. Больше она не переиздавалась. Книга принесла Баташеву ещё более широкую известность в джазовых кругах во всём мире. Тогда же он начал педагогическую деятельность в Московской студии джаза, ведя сразу несколько курсов, способствовал открытию джаз-клуба МВТУ и регулярно печатался в прессе (его личная библиография ныне насчитывает почти пятьсот статей!).
В 1984 г., покинув физику, Алексей Николаевич стал профессионалом джаза, ведущим концертов и фестивалей, членом жюри и открывателем новых талантов от Москвы до самых до окраин. Он неоднократно представлял наших джазменов в США в «живом» виде, выступая как менеджер, лектор и «посол советского джаза» от Аляски до Юты. С 1990 г. он — художественный директор ежегодного международного фестиваля «Джаз у океана» во Владивостоке и одновременно председатель координационного совета Союза литераторов России. Но это далеко не всё — действительно нужна целая книга, чтобы описать его жизнь. И если бы в своё время были проведены прямые всеобщие выборы президента Советской джазовой федерации, то кандидатура Баташева не имела бы серьёзной альтернативы среди подавляющего большинства джазового электората.
