Она привлекла его к ответственности, но в самом конце он осуществил свою странную, больную, но месть.

Она почувствовала, что её руку сжимает маленькая ручка Гейл.

«О Боже, – подумала Райли. – Она меня успокаивает».

Райли почувствовала приступ тошноты.

Колдуэлл сказал:

– Я почувствую, когда это начнётся?

Он снова не получил ответа. Райли видела, как по прозрачным трубочкам побежала жидкость. Колдуэлл сделал несколько глубоких вдохов и, казалось, заснул. Его левая нога несколько раз дёрнулась, а затем застыла.

Спустя мгновение члены команды поочерёдно сдавили обе его ноги, но никакой реакции не последовало. Странный жест. Райли поняла, что таким образом охранник пытался удостовериться, что успокоительное подействовало и осуждённый полностью без сознания.

Охранник крикнул что-то неразличимое людям за шторкой. Райли увидела, как по трубкам капельницы побежала новая жидкость. Она знала, что второе лекарство остановит его лёгкие. А третье, спустя какое-то время, остановит его сердце.

Дыхание Колдуэлла замедлялось, а Райли задумалась о том, на что она смотрит. Чем это отличается от того, когда она сама убивала людей? По долгу службы ей пришлось убить несколько серийных убийц.

Но эта смерть не была похожа на те смерти. По сравнению с ними, она была дико контролируемой, чистой, клинической, безукоризненной. Она казалась ужасно неправильной.

Райли безотчётно подумала:

«Я не должна была доводить до такого».

Она знала, что ошибается, что она схватила Колдуэлла профессионально, по инструкции. Но всё же…

«Я должна была сама убить его».

Гейл неотрывно держала её за руку десять длинных минут. Наконец, стоящий рядом с Колдуэллом работник сказал что-то, чего Райли не расслышала.

Из-за шторки вышел смотритель и достаточно чётко, чтобы его услышали все свидетели, объявил:

– Приговор успешно вступил в силу в 9:07 утра.

Затем шторки снова закрыли просмотровое окно. Свидетели видели всё, что должны были. В комнату вошли охранники и стали торопить присутствующих покинуть помещение.

Когда группа вышла в коридор, Гейл снова взяла Райли за руку.

– Мне жаль, что он сказал то, что он сказал, – сказала она ей.

Райли была поражена. Как Гейл могут беспокоить чувства Райли в момент, когда над убийцей её дочери наконец восторжествовала справедливость?

– Как ты сама, Гейл? – спросила она, пока они быстрым шагом шли по направлению к выходу.

Гейл какое-то время не отвечала. Её лицо ничего не выражало.

– Всё кончено, – наконец сказала она холодным и бесчувственным голосом. – Всё кончено.

Через мгновение они вышли на яркое утреннее солнце. Райли видела, что на улице стоят две группы людей, отграниченные друг от друга верёвками и тщательно контролируемые полицией. На одной стороне были люди, которые одобряли казнь, они размахивали плакатами со словами ненависти, некоторые из которых были довольно грубыми и содержали неприличные слова. Они, очевидно, торжествовали. А другая группа протестовала против смертной казни, используя для этого собственные плакаты. Они всю ночь продержали сбор со свечами и выглядели гораздо более покорными.

Райли поняла, что не может посочувствовать ни одной из групп. Эти люди пришли сюда ради самих себя, чтобы показать на публику своё возмущение и нравственность, потакая лишь собственным желаниям. Она считала, что им здесь делать нечего – среди людей, чья боль и скорбь слишком реальны.

Между входом и толпой роились журналисты, неподалёку стоял их транспорт. Когда Райли шла среди них, к ней подбежала какая-то женщина с микрофоном и оператором позади.

– Агент Пейдж? Вы – агент Пейдж? – спрашивала она.

Райли ничего не отвечала. Она старалась пройти мимо.

Журналистка упорно преследовала её.

– Мы слышали, что в своих последних словах Колдуэлл упомянул вас. Можете это прокомментировать?

На неё накинулись и другие репортёры, спрашивая одно и то же. Райли стиснула зубы и продолжала идти сквозь толпу, пока, наконец, не выбралась.

На пути к своей машине, она вдруг поняла, что думает о Мередите и Билле. Они оба просят её взяться за новое дело. А она избегает давать им хоть какой-то ответ.

«Почему?» – подумала она.

Она убежала от журналистов. Почему она бежит и от Мередита и Билла? Может быть, она пытается убежать от той себя, кем она является на самом деле? От всего, что делает?

Райли была рада наконец оказаться дома. Смерть, свидетельницей которой она стала сегодня утром, оставила после себя ощущение пустоты, так что обратная поездка в Фредриксбург была утомительной. Но когда она открыла дверь в свой дом, она почувствовала, что что-то не так.

Стояла неестественная тишина. Эприл уже должна была вернуться домой со школы. А где Габриэлла? Райли зашла на кухню, но там было пусто, лишь на кухонном столе белела записка: «Me voy a la tienda» – Габриэлла ушла в магазин.

Райли схватилась за спинку кресла, а её накрыла паника. В прошлый раз, когда Габриэлла уходила в магазин, Эприл похитили из дома её отца.

Темнота, вспышка света.

Райли повернулась и подбежала к лестнице.

– Эприл! – закричала она.

Ответа не последовало.

Райли бросилась вверх по лестнице. Ни в одной из спален никого не было. В её маленьком кабинете тоже.

У Райли бешено колотилось сердце, хотя разум и говорил ей, что она ведёт себя глупо. Тело не слушало разум.

Она снова сбежала вниз и выбежала на веранду.

– Эприл! – закричала она.

Но в соседнем дворе никто не играл, и в поле зрения не было детей.

Усилием воли она заставила себя не кричать. Ей не хотелось, чтобы соседи решили, что она сумасшедшая. Не так скоро.

Дрожащей рукой она достала мобильник и набрала Эприл сообщение.

Никакого ответа.

Райли вернулась в дом и села на диван. Она опустила голову на руки.

Она снова оказалась в погребе, лежала в грязи в темноте.

К ней приближался огонёк. В свете она видела его кровожадное лицо. Но она не знала, за ней или за Эприл он пришёл на этот раз.

Райли заставила себя отделить реальность от видения.

«Петерсон мёртв, – настойчиво сказала она себе. – Он никогда не сможет снова мучить нас».

Она сидела на диване и пыталась сконцентрироваться. У неё новый дом, новая жизнь. Габриэлла ушла в магазин. А Эприл, скорей всего, где-то неподалёку.

Её дыхание замедлилось, но она никак не могла заставить себя встать. Она боялась, что снова пойдёт на улицу и будет кричать.

Спустя вечность, Райли услышала, как открывается входная дверь.

Эприл вошла в дом, что-то напевая.

Теперь Райли вскочила на ноги.

– Где тебя, чёрт побери, носило?

Эприл выглядела удивлённой.

– Что случилось, мам?

– Где ты была? Почему ты не ответила на сообщение?

– Прости, у меня телефон стоял на беззвучном. Мам, я просто была дома у Сеси, через дорогу. Когда мы вышли из школьного автобуса, её мама предложила нам мороженное.

– Как я должна была понять, что ты там?

– Я не думала, что ты уже дома.

Райли услышала, что кричит, но не могла остановиться.

Её остановили слёзы, бегущие по лицу Эприл.

Райли перевела дыхание, бросилась обнять дочь. Поначалу тело Эприл было напряжено от обиды, но потом Райли почувствовала, что та потихоньку расслабляется. Она поняла, что и по её лицу бегут слёзы.

– Прости, – сказала Райли. – Мне так жаль. Просто нам пришлось через столько пройти… Столько всего ужасного.

– Но теперь-то всё кончено, – сказала Эприл. – Мам, всё закончилось.

Они обе сели на диван. Это был новый диван, они купили его по переезду. Для новой жизни.

– Я знаю, что всё кончено, – сказала Райли. – Знаю, что Петерсон мёртв. Я стараюсь привыкнуть к этому.

– Мам, сейчас всё так хорошо. Тебе необязательно каждую минуту беспокоиться обо мне. И я не какой-то глупый ребёнок. Мне уже пятнадцать.

– Ты очень умная, – сказала Райли. – Я знаю. Просто нужно постоянно напоминать себе. Я люблю тебя, Эприл, – сказала она. – Поэтому иногда схожу с ума.