– Всю оставшуюся жизнь будет мелькать у тебя перед глазами? Туда-сюда, туда-сюда?
– Ну да. И не смогла.
– А если… если я буду мелькать у тебя перед глазами? Ты вынесешь?
– Митя! – Лёка наконец вырвалась от него и опять села за стол. – О чем мы вообще говорим?!
– Это потому, что у меня жена и ребенок, да? Зря я тебе сказал, ты бы так не переживала…
– И как ты предполагал это скрыть?! Послушай, я старше тебя. Намного.
– Это неважно.
– Как – неважно?!
– У души нет возраста.
– Но у тела – есть! Зря ты вернулся. У нас с тобой не может быть ничего. Никакого будущего.
– А будущего никогда нет. Есть только настоящее. Здесь и сейчас. И здесь, в этом настоящем, ты больше не одна.
– Ты уедешь и забудешь меня.
– И даже если я сейчас уеду и никогда тебя больше не увижу, ты все равно не будешь одна, потому что у тебя есть я. Где бы я ни был. А у меня есть ты, хочешь ты этого или нет. Ты – во мне, во всем вокруг меня! В воздухе, в невской воде, в этих разведенных мостах. В стихах. «Я только запомнил каштановых прядей осечки, придымленных горечью, нет – с муравьиной кислинкой, от них на губах остается янтарная сухость, в такие минуты и воздух мне кажется карим, и кольца зрачков одеваются выпушкой светлой, и то, что я знаю о яблочной, розовой коже…» Это все – про тебя. Это ты! Твои каштановые пряди, карие глаза, твоя яблочная кожа. Видишь, я же говорил, что все уже написано до нас.
– И только и свету, что в звездной колючей неправде. Жизнь – не поэзия.
– Ты уверена?
– Послушай, ничего же не произошло! Мы просто разговаривали. И всё.
– Для меня – произошло. Где начинается измена? В постели? А если я с тобой за эти несколько часов разговаривал больше, чем с женой за год?! Если ты меня понимаешь так, как я сам себя не понимаю? Если мы с тобой говорим на одном языке?! Если я с тобой – настоящий я, а не… дон Румата под прикрытием?! Это измена или нет? Если я могу думать только о тебе? Если я все время хочу видеть тебя, чувствовать? Дышать тобой? Слышать, как ты смеешься! Знаешь, на что похож твой смех? После обильного снегопада сосны отряхиваются, взмахивают ветками, как крыльями, – снег летит и сверкает на солнце миллионами маленьких снежных иголочек…
– Перестань! Ты говоришь это всем девушкам?
– У меня нет никаких девушек. И никогда не было. Только жена.
– Так тебе захотелось чего-то новенького?! Послушай, я все понимаю: вы с ней очень давно знаете друг друга, вот и заскучали, у вас какие-то нелады, но это пройдет…
– Да нет, у нас все хорошо. Просто идеальный брак. – Он усмехнулся: – Ты знаешь, меня часто посещала мысль: что произойдет, когда один из нас наконец влюбится? Должно же это когда-нибудь случиться! Но я очень надеялся, что это буду не я.
– Ты что – никогда не влюблялся?!
– Никогда. Никогда и ни к кому я не чувствовал того, что чувствую к тебе. И боюсь, что на самом деле все еще хуже – я не просто влюбился, я полюбил тебя. Ты ведь понимаешь разницу?
– Но мы же знакомы меньше суток! Ты совсем меня не знаешь!
– Я все о тебе знаю – о твоей бессоннице, об одиночестве, о потребности любить и быть любимой! Потому что я сам такой! Ты хотела моих стихов? Вот, пожалуйста:
Кому – недорого! – любви?
Вразвес, как семечки, в кулечек…
Нет никого, как не зови.
И одиночество меж строчек
Глядит, как крыса из норы –
Глубокой, черной, потаенной…
И задыхаются миры
От нежности неутоленной…
Может быть, это ты написала? Теперь ты веришь, что я тебя знаю? Ты всю жизнь стараешься избыть свою вину, тебе не с кем поговорить на твоих семи языках, и ты готова гулять с чужой собакой, лишь бы не быть одной! Я знаю, почему ты позвала меня вчера…
Лёка вспыхнула и закрыла лицо руками. Митя страдальчески сморщился, но продолжил:
– Ты подумала, это хороший шанс, правда? Молодой парень, здоровый с виду, стихи читает – не совсем идиот. И приезжий. Уедет и забудет случайную женщину. А у тебя, если получится, будет ребе…
– Прекрати!
– Прости.
– Это было секундное умопомрачение! Не знаю, что на меня нашло! Я тут же передумала! Все равно я не смогла бы! Ребенка не заводят от одиночества! Боже, как стыдно…
– На самом деле все совсем не так.
– Не так?
– Просто ты влюбилась в меня с первого взгляда…
– Пожалуй, эта версия нравится мне больше, – сказала Леа, внимательно глядя на граненую сахарницу, и рассеянно провела пальцем по ее стеклянному боку. Какое странное состояние: то жар восторга, то холод ужаса. Как во сне. И страшно, и сладко, и надо бежать, и невозможно двинуться с места. Ах, эта вечная игра – противоборство между мужчиной и женщиной, из которого оба выходят и побежденными, и победителями…
– А я влюбился в тебя еще до всякого взгляда.
– Как это?!
– Я тебя выдумал. А потом увидел на набережной, там, где сфинксы. Где-то в половине десятого, наверно.
– Около университета!
– Ты меня обогнала. У тебя потрясающая походка! И волосы развевались на ветру. Женщина с ветром в волосах… Я долго шел за тобой, потом потерял. Бродил там по переулкам, заблудился. Потом вынесло к набережной. И когда ты вдруг вышла ко мне с Чарликом… Я чуть не упал в Неву!
– Так это был ты?! Кто-то насвистывал у меня за спиной! Что-то очень знакомое, я все пыталась вспомнить…
– Что походкой легкою, подошла нежданная, самая далекая, самая желанная! Да, это был я.
– Митя…
– Что, дорогая?
– Хорошо, пусть ты прав про меня. Но ты?! Тебе же есть кого любить и без меня!
– Ты понимаешь, ей не нужно то, что я мог бы дать. Не нужно! Ей удобно со мной, я идеальный муж – не пью, не гуляю, деньги зарабатываю. Но ей все равно, о чем я думаю, чем дышу, чего хочу. Все равно. Я предмет мебели. Деталь семейного интерьера. И все.
– Митя, а как же дочка?! Твоя дочка?
– Я всегда буду ей отцом.
– Ты знаешь, ведь на чужом несчастье своего счастья не построишь.
– А ты не думаешь, что эта палка – о двух концах?
– Что ты имеешь в виду?
– Вряд ли в моей семье будет счастье, если я несчастен. А без тебя… Понимаешь, меня замкнуло на тебе. Закоротило. Увидел, как ты идешь по набережной, а ветер играет твоими волосами, – и все. И я не знаю, что с этим делать. Как ни поверни, в любом случае кто-то будет страдать. Я действительно никогда не влюблялся. Мы поженились как-то… машинально. Особенно не задумываясь. Потому что все этого ожидали. И я не собирался ей изменять, правда. В этом была какая-то особенная гордость: быть верным женщине, которой дал слово. И вот, пожалуйста… Может, этот город свел меня с ума? Но ты мне нужна. Ты… заставила меня снять маску. Быть собой. Понимаешь? И мне кажется, что ты тоже… Иначе зачем ты ждала меня? Так ждала, что, увидев, потеряла сознание?! Из-за меня еще никто не падал в обморок!
– Ты давишь на меня. Сильно.
– А ты не хочешь посмотреть правде в глаза.
– Я боюсь.
– Чего, дорогая?
– Я говорила тебе, как умер мой муж.
– А! Я понимаю. Ты боишься, что… что судьба нас накажет? Или Бог? Я в это не верю. Я не верю, что есть какая-то судьба, не верю, что кто-то – или что-то! – рассматривает в микроскоп каждый наш шаг и ставит нам двойки. Всё – в нас самих. И если ты ждешь наказания – ты его получишь. Ты же сама казнишь себя все эти годы. Болезнь – это просто болезнь. Смерть – просто смерть. Ты думаешь, если будешь примерной девочкой, с тобой ничего не случится? И кирпич на голову не упадет?
– Я не знаю. Все так стремительно происходит. Я уже смирилась со своей жизнью. Притерпелась. Знаешь, есть испанская пословица: «Если ты не имеешь того, что тебе нравится, пусть тебе нравится то, что ты имеешь». – И повторила по-испански: – «Pues no podemos haber aquello que queremos, queramos aquello que podremos».
