Я вспоминал, как когда-то я бегал каждое утро к этому ручью и ворочал большие камни, упираясь ногами в землю, изображая из себя Сизифа. И как однажды от чрезмерного усилия треснуло моё обручальное кольцо. Я подумал тогда: это плохой знак. Как оказалось потом, с этого всё началось.

Почувствовав, что ноги мои заледенели, я вынул их из воды, обтер ладонями, обулся и пошёл на чердак к Юму. Он к тому времени уже вернулся домой и разогревал обед на газовой плите.

- Я догадался, что ты приехал, - сказал он.

- Как это тебе удалось? - спросил я.

- По запаху рокфора и бородинского хлеба. Садись к столу, сейчас будем обедать. У меня в Нальчике завелась Наташа, она изумительно готовит.

- Она привозит тебе обед в судках?

- Всё намного проще. Она приезжает сюда два раза в неделю и готовит здесь. Ты сейчас попробуешь, как она превращает помидоры в волшебство. Будь только осторожен, можешь захлебнуться слюной восторга.

- А выпить у тебя найдётся? Надо же отметить встречу.

- Ты же знаешь, я не пью.

- Послушай, Юм, может быть, пока будут разогреваться щи, я уже ощущаю их изумительный аромат, я сбегаю к Наширипхан за айраном?

- Это было бы неплохо. Возьми в чулане трёхлитровую банку, там есть чистые. Заодно захвати банку с помидорами. Она там, на верхней полке.

Я сбегал в соседний подъезд, где на втором этаже жила семья Хасана и Наширипхан. Я и моя бывшая жена часто привозили им из Москвы одежонку для их детишек, в благодарность за это мы пользовались их большим расположением. В ответ мы получали в подарок шерсть "серебрянку" и айран. Я уже давно не работал в Терсколе, но каждый раз, когда я приезжал туда по делам или покататься на горных лыжах, в течение многих лет, я мог рассчитывать на радушный приём и щедрое снабжение вкуснейшим айраном.

Кстати, я однажды попробовал заквашивать айран в Москве. В Терсколе это делают очень просто: в горячее кипячёное молоко кладут закваску из старой, освободившейся бочки. Микробы быстро размножаются, и получается напиток, похожий на кефир, но намного вкусней. Но в Москве у меня получилась лишь первая порция. А дальше микробы не выдержали "свежего" московского воздуха и примитивно сдохли. Оказалось, что микробы айрана могут жить только в горах. В этом я убедился не сразу, делая ещё несколько попыток, грешил на грязную посуду, на недостаточно чисто вымытые руки, старался делать всё особенно тщательно, но результат был всё тот же.

Короче, притащил я банку холодного айрану к Юму, он уже накрыл на стол и разливал уполовником щи из кастрюли по тарелкам. Запах стоял обалденный. На плите жарились жирные котлеты.

- Знаешь, Шурка, - сказал Юм, - ты же помнишь, я не пью, но не отметить нашу встречу после долгих лет разлуки, по-моему, будет свинством. Знакомый сван, который помогает мне плотничать на кафе "Ай", подарил мне пару бутылок красного "Напареули". Сейчас мы с тобой попробуем одну из них уговорить. Сухое вино под щи и котлеты это то, что надо.

- Почему одну? - поинтересовался я, - Ты забыл про рокфор, бородинский хлеб и хвалёные тобой помидоры?

- Начнём с одной, дальше будет видно.

Мы выпили по стаканчику, вино было восхитительным. Помню, когда-то давным-давно сухое вино мне казалось противной кислятиной. А потом привык и почувствовал вкус. И понял: "привычка свыше нам дана".

- Будь здоров! - сказал Юм, улыбаясь глазами.

- Будь здоров! - ответил я, всеми фибрами показывая радость встречи.

- Юм, я тоже хочу такую Наташу, - едва проговорил я набитым ртом, запивая щи вином и откусывая от заквашенного в разных травах, корешках хрена, петрушки и чесноке тугого помидора брызжущий соком кусок.

- Возвращайся в Терскол, мы тебе найдём такую же. И может быть, даже ещё лучше. А зачем сюда едут французы? - спросил Юм.

- У них в этом году исполняется двести лет со дня принятия Нацио-нальным собранием Декларации прав человека и гражданина. Они хотят установить на Приюте памятную доску по этому торжественному случаю.

- Делать им больше нечего, - проворчал Юм.

- Ну, чего уж ты так сразу? По-моему, хорошее дело. Весьма патриотичное. Осколки Великой Французской революции.

- Вот именно осколки. Терпеть не могу патриотов. От этих революций одни невзгоды и миллионы глупых смертей.

- Ладно, ладно, не ворчи. Жиль и Жан хорошие ребята, я буду рад им помочь. Послушай-ка, Юм, а может быть, и ты с нами пойдёшь? Ты давно не был на Приюте? Хороший повод тряхнуть стариной.

- Нет, я не могу. Мне надо работать, я заключил договор, у меня сроки.

- Жаль. Ты знаешь, Юм, я таких вкусных помидоров никогда не ел.

- А я тебе что говорил?

В это время позвонил Вася. Телефонный аппарат стоял на столе в кухне и был оборудован громкоговорящей связью. Для её включения достаточно было нажать кнопку. Юм её нажал, и я слышал весь разговор.

- Юм, привет, это ты? - раздался приглушённый голос Васи.

- Привет, это я.

- Шурка у тебя? Он приехал?

- У меня, у меня. Сидит рядом, лопает солёные помидоры с котлетами и передаёт тебе пламенный привет.

- Нажми кнопку, чтобы он слышал.

- Уже нажал. Он слышит.

- Шурка, привет! Ты меня слышишь?

- Слышу, Вася, привет! - подключился я к разговору. - Как твои дела?

Успел пропихнуть свой журнал?

- Всё в порядке. Французы вылетают завтра в Москву. Я их здесь встречу. А послезавтра они вылетают в Минводы. Там их будет ждать "ра-фик" и отвезёт на обкомовскую дачу. С Мишей и Розой я обо всём догово-рился. Теперь твоя очередь обеспечить им достойное сопровождение. Я ужасно и несказанно вам завидую. Завтра на секретариате решается судьба моего журнала. Я не могу приехать, но я вместе с вами. Мыслями и сердцем.

Теперь всё определилось, и у меня выдался свободный день. Спал я плохо, видно, переспал в поезде и автобусе. Кроме того, сказывалась разница в высоте: Терскол почти на две тысячи метров выше Москвы. Меня тревожил мой бронхит, и я решил ускорить акклиматизацию. Для этого надо было подняться немного выше, провести там некоторое время и спуститься вниз.

- Ты когда завтра уходишь? - спросил я Юма перед сном.

- Рано утром. И вообще я тебе должен сказать, что ты меня не жди. Я часто остаюсь на кафе, чтобы не тратить время на спуски-подъёмы.

- А как же ты обходишься без помидоров и котлет?

- Меня кормит Светка Шевченко. Она, бедная, в прошлом году, угодила под бульдозер, её всю перекорёжило, одна рука у неё не разгибается, и одна нога короче другой. Но она не падает духом и надеется на лучшее.