- И что теперь? Я видела в гостинице, ты кидал письма в ящик. Ты ей не писал потом?

Доктор:

- Нет. Это матери с братом.

Девушка подняла брови:

- Что, “если пустишь ее в дом - не мужчина ты, не гном”?

- Нет, - врач даже плечами пожал. - Просто я в самом деле не понимаю, что сказать. “Вернись, я все прощу?” Так нет, не выговаривается как-то. Извиняться? Мне надоело, что всегда виноват я!

Почувствовав нешуточную обиду в голосе, девушка сменила тему:

- А я думала, эти ваши куклы и правда такие уж идеальные. И рядом с ними про нас вообще думать невозможно.

И оба еще раз посмотрели на экран, отображающий длинный полубак. Такао уже организовала там кресла и стойки для инструментов. На другом экране, где ради антуража крутился открытый тактический чат, доктор прочитал молниеносную переписку с берегом. Из радиообмена следовало, что выпендрежница “Такао” подойдет к порту перед закатом, чтобы актеры выступали контражуром, на фоне садящегося багрового шара.

То ли оставшиеся в кают-компании это сообразили, то ли просто не утерпели. К черту политику! Когда еще споешь вживую, для всего населения немаленькой гавани, да на борту страшного крейсера Тумана, да кровавыми крыльями за спиной закат! Довольно скоро в комнате остались только доктор и Алла.

- Ну как... - ответил врач на зависший вопрос. - Фигуры безусловно. Здоровье. А воспитание... В процессе, скажем так.

- А они правда не ревнивые?

- У них половины инстинктов нет, - постарался честно и точно пояснить доктор. - Не пытаются интриговать, практически не врут. Да значит да, нет значит нет.

- А чего так? - Алла подперла кулачками щеки.

- Ну, человечество же развивалось, - сказал доктор, чувствуя себя опытным и мудрым. - Эволюция там, то-се. А эти готовые. Рефлексы тела на месте, а вот воспитание... Не жили они в пещерах при палеолите, нет у них необходимости кормильца переманивать, друг дружке шпильки в туфли пихать.

- Так вам, получается, этого вот не хватало? - Зеленые глаза распахнулись шире обычного.

- Мой же случай не показатель, - пожал плечами мужчина.

- Ну ничего, разъясним эту сову... А мужского пола они существуют?

Доктор вспомнил Юрия Петровича Зацаренного, дожидающегося операции в Международном Гавайском Госпитале, и сказал:

- Пока нет.

- Пока? А потом?

- А потом конец, - сказал доктор. - На Земле останутся идеальные люди из нанопыли, остальные вымрут. И будут потом историки гадать, существовал хомо сапиенс сапиенс или это легенда такая. Вроде орков с эльфами.

Алла поднялась:

- Да ну нафиг! Пошли тоже на палубу. Танцевать я и без начальников могу.

- И то дело, - с облегчением поднялся доктор. - Нафиг этот гнилой базар.

***

Базар-вокзал в гостинице затих лишь к позднему вечеру. И тогда, наконец, Балалайка решилась оставить своих беспокойных подопечных. Выгрузка и размещение полусотни творческих личностей, разогретых концертом на подходе, дались ей нисколько не проще, чем тому же доктору - погрузка их на “Такао” во Владивостоке.

Но все кончается, кончились и хлопоты. Решив, что для поправки настроения следует прибить несколько нервных клеток с подобающей закуской - и, желательно, в тишине - женщина направилась к фонарям рынка. Рынок врач же и посоветовал, сказав, что привычную еду можно найти только там. А торговля идет и после заката, как в большинстве реально жарких стран.

Эскулап не соврал: и рынок работал. И квашеная капуста, столь хорошо сочетающаяся с заветной фляжкой, на базаре имелась. Но вот цена!

Балалайка перевела взгляд к соседнему прилавку:

- Да у вас тут черная икра дешевле!

Две немолодые тетушки в белых косынках и длинных закрытых одеждах, приценивающиеся к икре, завздыхали наперебой:

- Да что там дорого!

- Сын приехал, угостили бы.

- А пост. Нельзя.

- Так что, холодильника нет? - густым басом удивился иеромонах, тоже выбравшийся на берег по случаю спавшей жары.

- Да есть, так уходит завтра сын в море.

- Ну, на войне и в пути допускается не соблюдать пост, - иеромонах пожал плечами.

- А если он кабелеукладчик? Это же не война и не путешествие. Обычная работа. - Уперлась одна из тетушек. Иеромонах испустил двухметровой длины вздох. Размашисто перекрестил прилавок с черной икрой:

- Нарекаю тебя ежевикой! Все, покупайте. И не смущайте господа пустым начетничеством.

- Батюшка, благодетель наш, благослови! - обе тетки повалились в ноги. Балалайка, не зная, плакать или смеяться, вернулась к своей капусте и сказала загорелому продавцу на разухабистом “моряцком” английском, с явной угрозой:

- Вы видите то, что вижу я? Триста граммов капусты стоят четыреста рублей?

- Именно так, - подтвердила Рицко, изучив ценник.

- Вы не подумайте, - сказала Балалайка, возгоняя в себе злость, - что я плохо вижу, или выжила из ума. Просто есть эмоциональные переживания, через которые сложно пройти в одиночку...

И тут сообразила, кто стоит рядом, под тусклым желтым фонарем:

- Рицко!!!

- Капитан!!! Ай, не обнимай так, задушишь, bogatyrka, даттебайо!

- А ты постарела, подруга. Извини, если обидела.

- Все говорят... Что поделать, моложе мы не становимся. Давай присядем там вон, под навесом. Выпьем... Чего тут есть?

- Слушай, но мы же лет пять не виделись! Не молоко же пить по такому случаю.

- Жара спала - можно и vodka.

- Слушай, и правда пять лет, от самого Перекрестка, будь он проклят! Как там у вас? Как Синдзи, Аска, Рей?

- Рей умница. А Синдзи, козлина, чуть не разругался с Аской напрочь.

- Да ты что?! Так, давай. За ветеранов забытой войны.

- Правда. Пять лет, и все уже заняты другим. Кампай!

- Твое здоровье! Вот кальмаром закуси, тут все свежайшее. Так что там с Аской?

- Ну, она чуть не ушла к писателю. Кореец какой-то.

- Вот это новости! Надо еще раз выпить. И чего?

- Кампай! Ну там Хелик с Ненажным подсуетились, и тот кореец вовремя увлекся Алиской из океанографического универа в Саппоро. Ну, на Хоккайдо. Ниче такая пацанка, Мисато в шоке...