- Помог русалкам осознать себя. Дальше - формирование личности. У человека это занимает лет пятнадцать. У русалок больше мозг, сильнее физическая часть организма. Но и вопросов больше. С другой стороны, люди дают им сразу готовые решения. Выходит примерно так на так.
- Значит, Корнет был прав. Если мы не сформируем среди них этику...
- Корнета не читал, - журналист улыбнулся. - Но не осуждаю. Это процесс, это не на день и не на год. Любой медовый месяц рано или поздно кончается, надо жить дальше. Жить и продолжать выполнение своих обязанностей.
- Так это же вы Фадеева цитируете, “Разгром”! - доктор подхватил колобка под локоть, когда тот запнулся о высокий корабельный порог-комингс.
- Именно разгром, юноша... Старый мир мертв. Надо строить новый. Да. Интересно. Вот наступило то, о чем я читал в фантастике. А мы все так же сажаем картошку, а наши дети воруют леденцы из буфета...
- Но если вы считаете, что это как воспитание детей, то никакой проблемы воспитания искуственного интеллекта попросту нет! Зато есть проблема воспитания детей.
Раздвижные двери впустили мужчин в кают-компанию. На фоне слабо светящихся потолочных панелей, блестящего металла, киношных ломаных форм столов, терялись и люди, и тарелки. По стенам сияли разнообразные экраны в явно избыточных количествах и размерах. Впрочем, показывали они вполне актуальные сведения о погоде, курсе, скорости, биржевых котировках, политических новостях. Кто-то, неузнанный против света, приветственно махнул рукой:
- Док! Привет!
- Как спалось? - с намеком крикнул еще кто-то, и несколько голосов с готовностью заржали.
Доктор молча поморщился. Седой хмыкнул:
- Именно воспитания. Детей. Слышно же.
Подойдя к автомату выдачи блюд, журналист добавил:
- Мы, как те анекдотические программисты, выливаем воду из кастрюли, чтобы свести задачу к уже решенной.
Доктор даже по кнопке промахнулся:
- И где же у нас решена вечная проблема отцов и детей?
- Общего решения нет, но на множестве частных случаев... Вот, к примеру, Другаль, “Язычники”.
- Это где киберов настраивали? В клетках, комбинациями силовых полей?
- Нет, юноша. Это где: “Воспитатель Нури, а ветер будет?”
На всех экранах появилась Такао. Все в том же коротком белом платье без рукавов, только синие волосы не уложены узлом, а двумя хвостами летят за ветром.
- Приветствую всех на борту! Прошу доктора подняться в ходовую рубку!
Журналист посмотрел на доктора внимательно. Вряд ли дядька совсем не слышал сплетен.
“Подмигнет, - подумал доктор, - прямо вот этот поднос ему на голову надену. С борщом и пельменями. Пофиг, что седой и знаменитый”.
Но журналист проявил достойную мастера проницательность, и не позволил себе ничего лишнего. Вздохнул только:
- Ладно, заходите как-нибудь еще, поболтаем.
Проводил глазами доктора. Забрал его поднос: не пропадать же пельменям. Прошел к фигурному столу. Оглядел собравшихся:
- Вот так-то, молодые люди. Завидуйте молча.
Доктор же поднялся палубой выше и перешагнул очередной комингс. За гермодверью начинался рубочный подъемник: обычный стакан в трубе. Голый металл, ни следа украшений, ни огонька, ни резервных скоб. Такао не нуждается, а люди тут не предусмотрены.
Такао успела похвастать, что уже научилась поддерживать структуру корпуса не полностью из нанороботов, а из обычного металла, добыть который было намного проще. Драгоценная “серебряная пыль” использовалась только в ключевых механизмах, еще для внутреннего покрытия лейнеров, еще для сборки данных о состоянии корпуса и нагрузках, ну и в прочих узких местах - доктор не настолько разбирался в морском деле, чтобы ясно представлять, где именно.
Поднявшись в рубку, доктор нашел Такао перед обзорным остеклением. Кроме аватары, в рубке не было совершенно ничего: ни мебели, ни приборов. Металл, стекло, металл.
И абсолютно неуместная длинная подушка. “Дакимакура” - вспомнил терапевт, - “Японская игрушка”.
Игрушка?
- Извини, оторвала тебя от завтрака. Скоро понадобится делать кое-какие маневры. На моей скорости это может оказаться весело. Каково состояние пострадавших?
Доктор вздохнул:
- Вся бы моя работа этим ограничивалась. Подбитый глаз... И разбитый нос. Но лучше им там и полежать до прихода в порт. Еще раз побьют.
Такао повернулась к вошедшему:
- Я не понимаю вашей ненависти к этому... Кулинару. И ко второму тоже. Можешь объяснить?
- Попробую.
- Вот смотри. Когда человек выражал протест... Шел против системы... Ему рукоплескали за “Поворот”, “В круге света”. А когда он выразил точно такой же протест против существующей системы, на него накинулись все. Почему?
Доктор подошел к остеклению тоже, и поглядел туда же, куда и Такао.
- Не знаю. Подозреваю, что та, первая система, была не наша. И потому его протест попал в точку.
- А эта, вторая система, которая правит у вас теперь, ваша?
- Скажем так, она больше наша, чем нет. И потому его протест... Поставил его на одну доску с откровенным дерьмом. Если я и могу его уважать, так исключительно за сам факт выступления. За смелость. Слабоумие и отвага, вот.
- Не знаю, не знаю, сомнительно мне насчет слабоумия. Но пусть как ты сказал. Человек здесь ты. А второй?
- Заслуженный муж?
- Но у него ведь тоже было: “Все отдам я снова: и любовь, и веру. Всю любовь и веру! А что взамен?”
Доктор вздохнул.
- Не приспособлены мы, кролики, для лазания. То есть, не сильно я разбираюсь в искусстве. В общем, пока он пел, еще туда-сюда. А как замуж... Тьфу, зажен... Да елки! С этим “новогодним огоньком” сам косноязычным стал... Короче, как он женился на женщине втрое старше себя - ну зачем, если не для карьеры? Это позорно.
- Для мужчины. Содержать жену считается нормальным и правильным, почему же содержать мужа - тщательно скрываемый позор?
- Прости, Такао. Для таких разговоров я гожусь плохо.
- Если бы эти двое не вцепились друг в друга у меня на борту, и если бы я не выхватила за это от Конго... - Такао вздохнула тоже. - Мне бы и в голову не пришло разбираться.
- Зачем вы вообще тащите на острова этот гадюшник? Можно ведь нормальных найти.
