— Лифт в вашем распоряжении еще двадцать минут.

Лифтер спал сидя, он был еще старше, чем портье. Он нажал кнопку третьего этажа и снова уселся на свой обитый бархатом стул. Лифт казался большой гремучей клеткой, украшенной бронзовым орнаментом; он поднимался очень медленно.

Юнна и Мари вошли в свой номер: неподвижная пустота заброшенного пространства, слишком много мебели… они легли спать, не распаковав вещи. Но спать они не могли; поездка на автобусе снова и снова проплывала перед глазами со всеми изменяющимися ландшафтами: пустыни и горы, окутанные снегом, безымянные города, белые соленые озера и быстротечность пребывания в том или ином месте, куда никогда больше не вернешься и где ничто не ведает об этом. А путешествие все продолжается и оставляет за собой, час за часом, долгий-предолгий день в серебристо-голубом автобусе «Грейхаунд»^[38].

— Ты спишь? — спросила Юнна.

— Нет!

— Здесь можно проявить пленку. Я целый месяц снимала вслепую и не имею ни малейшего представления о том, что получилось.

— А ты уверена, что это правильно — снимать фильм через окно автобуса? Думаю, мы ехали слишком быстро.

— Да, да! — согласилась Юнна. — И скоро опять поедем. Но это было так красиво.

Они отдали проявить пленки, это должно было занять пару дней.

— Почему город так пуст? — спросила Мари.

— Пуст? — переспросил человек за стойкой. — Я об этом не думал. Но это, пожалуй, оттого, что большинство людей живет за городом и оттуда едет на работу, а потом обратно домой.

Когда Юнна и Мари вернулись в свою комнату, они сразу же заметили перемену, небольшое, но явное вмешательство — это была их первая встреча с невидимой горничной Верити. Присутствие Верити в их номере было весьма ощутимо, оно чувствовалось повсюду: она переделала их жизнь путешественниц на свой собственный лад. Эта Верити — явно перфекционистка — стремилась к совершенству и при этом была ярко выраженной индивидуалисткой. Симметрично, но с известной шутливостью разложила она принадлежности туалета и прочие вещи Юнны и Мари, распаковала их сувениры и не без иронии распределила их вереницей на бюро. Она расставила туфли носками друг к другу, а пижамы и ночные рубашки были разложены так, что казалось, будто рукава держали друг друга за руки. На подушках лежали книги, которые она нашла и которые ей понравились — или, возможно, наоборот, — с камешками, вывезенными Юнной и Мари из Death Valley^[39], вместо закладок. Эти неказистые камни, должно быть, очень ее позабавили. Комната обрела лицо.

Юнна сказала:

— Кто-то тут повеселился!

Следующим вечером зеркало было украшено их индейскими сувенирами. Верити выстирала и перегладила все, что полагала необходимым выстирать и выгладить. И разложила симметричными стопками, а посреди стола красовался большой букет искусственных цветов, которые, насколько Юнна и Мари помнили, украшали стойку в холле.

— Интересно, — сказала Мари, — интересно, она проделывает это во всех комнатах и для чего? Чтобы повеселить постояльцев или саму себя? Как она успевает? Или она всего лишь дразнит других уборщиц?

— Увидим! — ответила Юнна.

Они встретили Верити в коридоре, это была крупная, краснощекая женщина, с копной черных волос на голове. Громко засмеявшись, она сказала:

— Я Верити! Вы удивились?

— Очень! — учтиво ответила Юнна. — Нам интересно, что послужило поводом к такой потехе.

— Мне показалось, с виду вы — веселые! — ответила Верити.

И таким образом, как дело само собой разумеющееся, началась их дружба с Верити. Каждый день она интересовалась, не готовы ли пленки для фильмов Юнны? Нет, пока еще нет. Целая неделя пройдет, прежде чем Юнна и Мари смогут отправиться дальше, в Тусон^[40].

Верити была удивлена. Почему именно в Тусон? Этот город такой же, как и все прочие, может, разве что ближе по карте? Зачем вам все время ехать и ехать дальше… Не все ли равно — здесь или там, или ехать куда-то еще, неужто так велика разница? Вы живете и благоденствуете, и вы друг с другом вместе. А теперь у вас, кроме того, есть я. Вообще-то вам надо познакомиться со здешними постояльцами, они могут оказаться очень интересными, коли по-доброму к ним отнестись.

— Постояльцами?

— Ясное дело, пенсионерами! А разве вы не пенсионеры? А иначе зачем вы приехали в «Маджестик»?

— Чепуха, — немного резко ответила Юнна и направилась к лестнице.

Верити сказала:

— Разве вы не воспользуетесь лифтом? Альберту по душе, когда пользуются лифтом. Я тоже спущусь вниз.

Альберт поднялся и нажал кнопку нижнего этажа.

— Привет, Альберт! — поздоровалась Верити. — Как твои ноги?

— Левая лучше, — ответил Альберт.

— А как с днем рождения?

— Еще не знаю. Но я только и думаю об этом все время.

У стойки обслуживания Верити объяснила:

— Альберту скоро исполнится восемьдесят, и он до смерти боится этого дня рождения: пригласить ли ему всех постояльцев или же только тех, кто ему по душе? Но тогда ведь остальные будут обижены. А вообще-то нынче вечером вы собираетесь приятно провести время? Хотя в отеле «Маджестик» спать ложатся рано…

— Только не мы, — ответила Юнна. — Однако же в этом городе слишком тихо и пусто по вечерам, и тебе это известно.

Какое-то время Верити рассматривала ее почти строго:

— Не болтай, будто ты — туристка. Я отведу вас в бар Анни. Приду за вами, когда управлюсь с работой.

Это был очень маленький бар, длинный и узкий, с бильярдом в заднем углу. Анни сама готовила напитки, джукбокс^[41] не умолкал, а люди, появляясь, мимоходом здоровались друг с другом, словно всего лишь час тому назад уже встречались, а может, так оно и было. Среди клиентуры — никаких дам.

Верити сказала:

— Сейчас вам подадут банановый коктейль — «Особый напиток Анни», она угощает. Скажите, что он вам по душе, а после можете взять что-нибудь стоящее. Анни — мой друг. У нее двое детей, и она сама управляется с ними.

— On the house!^[42] — сказала Анни. — А вы откуда? Из Финляндии? Ох, подумать только, что вам пришлось выехать за границу…

Она обратила свою улыбку к новым клиентам, но через некоторое время вернулась и пожелала принести Мари и Юнне новую порцию бананового коктейля, им, мол, надо выпить за Финляндию!

— Анни, — сказала Верити, — тут, сдается мне, без водки не обходится, или я ошибаюсь?

Кто-то поставил хит дня, «The horse with no name»^[43], и Анни налила водку в три мелких стаканчика, сама она наскоро чокнулась воображаемым стаканчиком и исчезла к другим гостям. Юнна включила свой магнитофон, и какой-то завсегдатай бара справа от них загорланил:

— Ха! Анни! Они стибрили нашу музыку!

— Им она нравится! — закричала в ответ Анни. — Как у тебя дела с работой?

— Ничего не вышло! А как поживает ребятня?

— Прекрасно! У Вилли была ангина, и Джон, кажется, скоро ее подхватит! Найти няньку — безнадежно!..

У стойки стало тесно.

— Уступите место дамам! — воскликнула Анни. — Они из Финляндии!

Верити повернулась к завсегдатаю бара и стала весело рассказывать, что ее новые друзья, наряду с другими диковинными штуками, проделали долгий путь за гору, только чтобы взглянуть на сад кактусов, можешь ты это понять?! Кактусы — даже не цветы, а им отдают визит!

— Худо дело, худо! — печально произнес завсегдатай. — Сорняки в чистом виде! На прошлой неделе я очистил от кактусов целую гору у Робинсонов. Заплатили они плохо.

— Вам надо показать здесь что-нибудь приятное, — сказал сосед слева, — посмотрите — красивая маленькая безделка, что должна бы раскупаться, но увы, нет!

Он расставил на стойке трех маленьких пластмассовых собачек, одну розовую, одну зеленую, одну желтую, и собачки начали маршировать бок о бок, зеленая шла впереди. Мари посмотрела на Юнну, но Юнна покачала головой, это означало: «Нет, он не пытается продать их нам, он только хочет нас развлечь!»

Обычная давка, джукбокс, удары бильярдных киев позади в углу, мирный поток беседы и внезапный смех, голос, что повышается, дабы возразить или что-то объяснить, и люди, которые все время приходят и так или иначе получают место за столиками. Анни работала как одержимая, но в этом не ощущалось никакой нервозности, ее улыбка была не деланной, а ее собственной, и то, что она торопилась, вовсе не означало, будто ей недостает времени.