— Я могу побить яблоки? — спросил Джон, осторожно опуская фрукты в мешок.

— О нет, не о яблоках речь… О следах. Их сегодня утром видели все. Это значит, Джон, что их видели и в большом доме тоже.

— Следы? — повторил Джон, не понимая, о чем идет речь. Миссис Грегсон бросила на него быстрый взгляд и снова вернулась к яблокам.

— А! Следы Шерлока? От амбара к дому? — Джон тоже их видел. Трудно было их не заметить — прямые четкие отпечатки, шедшие поверх газона, покрытого слоем девственно-чистого снега.

— Но разве это имеет значение, что их видели в доме? Они наверняка привыкли к тому, что лорд Шерлок бегает туда-сюда.

— Но семья, — с явной неохотой заметила миссис Грегсон, — возможно, они не привыкли к такому…

— Но они же знают. По крайней мере, лорд Майкрофт. Прошлой ночью он сказал лорду Шерлоку, чтоб тот дверью воспользовался, а обычно тот пробирается через окно. Лорда Майкрофта беспокоил намерзший там лед.

— Лорд Майкрофт знает о визитах лорда Шерлока в твою спальню?.. — миссис была просто потрясена.

— Я думаю, что да, — сказал Джон. Он начал испытывать смутное беспокойство при виде того, как нахмурилась миссис Грегсон. Может, он чего-то не понимает?

— Почему? Зачем он приходит к тебе?

Джон пожал плечами.

— Я думаю, что ему одиноко. Вы же знаете, какой он. Мы просто разговариваем. Ну, и спим, — сказал он поспешно. — Я не отлыниваю от своих обязанностей и я не устаю совсем, чтоб не справиться с ними, обещаю вам.

— А ты никогда не думал, что семье… может всё это не понравиться?

— Я вообще об этом как-то не думал, — признал честно Джон. — Лорд Шерлок обычно поступает так, как захочет, ну, вы ж его знаете. И я думаю… вот, к примеру, в Чейз-холле у нас были лошади, скаковые, жеребцы с таким норовом, что не выносили компании других лошадей, так что мы сводили их с козами или ослами. Думаю, я что-то вроде… осел лорда Шерлока. Составляю ему компанию и успокаиваю его.

— Я думаю, ты далеко не осел, ты гораздо больше, — ответила миссис Грегсон. Лицо ее стало мягче, на нем было почти… облегчение. — Но ты прав, ты действительно его успокаиваешь. Он стал куда реже попадать в неприятности с тех пор, как ты сюда переехал. Ну, за исключением вчерашнего дня, разумеется.

— Ну, вот видите? Он уехал, и сразу попал в неприятности, — усмехнулся Джон, понимая что говорит слегка вольно, но миссис Грегсон улыбнулась в ответ, и лицо ее еще больше смягчилось.

— Давай надеяться, что его не пошлют опять в школу, кто знает, что тогда может случиться, — сказала она. — Что ж, хорошо. Давай отнесем наверх эти яблоки. Пирог сам себя не испечет.

5 декабря

Лондон

Дорогой Джон,

У меня, наконец, есть новости, хотя некоторые из них таковы, что мне совершенно не хочется о них говорить. Мой отец вернулся и, к моему огромному облегчению, согласился, что в Итон мне возвращаться не стоит. У меня были опасения, что он рассудит иначе. Еще одна хорошая новость: мистер Брук снова станет моим гувернером. Как ты, должно быть, знаешь, он помогал отцу в организации новых школ, но признал, что присматривая за мной, он окажет Англии куда более значительную услугу.

Теперь я вынужден сообщить тебе наихудшую часть: отец убежден, что я должен покинуть Лондон на эту зиму. Он опасается за мое здоровье, которое так пострадало в прошлом году, что я нахожу смешным, потому что я гораздо лучше себя сейчас чувствую. Однако он также опасается за мою безопасность, потому что он очень занят и вынужден много путешествовать, и в то же время уверен, что плохой урожай и приближение зимы послужат причиной больших волнений. Я пытался напомнить ему, как ты помог мне справиться с бандой опасных разбойников прошлым летом, но это только укрепило его решение. Он считает, что меня нужно отослать за границу.

Я и мистер Брук отправимся в Мюнхен, где я буду изучать науки, а также музыку и немецкую философию. И прочие курсы, преподаваемые мне мистером Бруком. При иных обстоятельствах я был бы очень рад путешествию, но при мысли о том, что я снова буду в разлуке с тобой, меня гложет тоска. И хуже всего, я дал отцу слово, что приму любое его решение, если мне не придется опять ехать в Итон… И теперь узнаю, что он слишком занят, и что в Шерринфорд-холл к Рождеству мы вернуться не сможем.

Я был этим невероятно расстроен, и лишь данное мною слово удержало меня от постыдной сцены протеста. Я настоял на том, чтобы он ответил, как долго я буду в отъезде, но ответ его был очень расплывчат. Словом, если я буду делать успехи в учебе, то, возможно, мне позволят вернуться следующим летом. Уверяю тебя, я зароюсь в учебники и буду учиться весьма прилежно, если это поможет мне побыстрее вернуться.

Я был так огорчен, что даже новая скрипка — мне кажется, я тебе не рассказывал, что старая была сломана в Итоне, — не смогла утешить меня. Почему я, как взрослый, не могу делать то, что я хочу?! Зачем мне всё это, то чего я так раньше желал, если рядом со мной нет тебя?

Обещаю тебе, что буду писать так часто, насколько это удобно. Даже если это совсем не удобно, то я буду писать всё равно. И ты мне пиши. Пожалуйста! Я буду скучать по тебе каждый день, и думать каждую ночь о тебе. Я молю о том, чтобы ты не забыл меня, и помнил, что я твой самый преданный и верный друг,

Шерлок Холмс.

Зима была холодной и долгой.

Опасения лорда Шерринфорда подтвердились самым ужасным образом. Ранний снегопад оказался лишь прелюдией к началу самой холодной зимы, которая случалась в Англии за последние годы. В сочетании с плохим урожаем это стало бедствием для бедняков, наступили тяжелые времена. Джон слышал почти каждый вечер, что волнения и беспорядки стали особенно частыми. Лорду Шерринфорду не пришлось заниматься школами в этом году, слишком сильно он был занят облечением тягот своих арендаторов и помощью обездоленным, проживающим на его земле. А также удерживая сэра Джеймса Мориарти — министра — от начала военных действий в каждом случае народных волнений. Джон понял, насколько же граф защищал их, навестив зимою родных, побывав у них позже обычного из-за плохой погоды.

17 марта

Шерринфорд-холл, Конюшни

Дорогой Шерлок,

От своих родных я вернулся очень расстроенным, но, в то же время, счастливым и гордым — из-за щедрости твоего отца. Зима очень суровая, и моя деревня пострадала от нее чрезвычайно, а сэр Уиллогби, в отличие от его сиятельства графа, ничего не сделал, чтобы как-нибудь облегчить их тяготы. Справедливости ради, надо сказать, что, возможно, он и не знает об этом, потому что, говорят, он в отъезде, за границей, для поправки здоровья — он уже немолод, а его управляющий всем известен прижимистостью и тяжелым нравом. Если бы не пособие, что еще прошлым летом назначил моей семье твой отец, то они бы не выжили; как две мои маленькие племянницы, которые, к моему величайшему сожалению, заболели горлом и умерли этой зимой.

И такое несчастье не только у нас.

Лэн, который не умеет читать и писать, и не мог получать известия от родных, недавно узнал, что его мать и сестра закончили свои дни в приюте для бедняков. Горе Лэна было огромным, ведь теперь у него никого не осталось. Старшая дочь Грегсонов, кто, как ты знаешь, замужем за деревенским бондарем, простудилась этой ужасной зимой, и у нее случился выкидыш. Миссис Грегсон осталась в деревне, чтоб за ней присмотреть, и нам всем еще грустней от ее отсутствия.

Все вокруг болеют и кашляют.

Береги себя, я тебя умоляю, Шерлок!

Остаюсь твоим

верным другом,

Джон

9 апреля,

Мюнхен

Дорогой Джон,