— Как же ты с этим справишься? — спросил Джон удивленно.
— О, я заболею. Не серьезно, нет, не надо пугаться, я уже проделывал это и раньше. Умение сказаться больным — это очень полезный навык, знаешь ли. Я встану около дымохода, накину одеяло на голову и останусь так, пока не начну задыхаться от кашля. Затем проветрю комнату и позвоню, чтобы мне принесли мед с лимоном. Меня оставят в постели, по меньшей мере, на несколько дней, и, с некоторой долей удачи, голос мой станет хриплым, и остаток времени я проведу с забинтованным горлом, кутаясь в теплый шарф. Вот я и не оскорблю ничем окружающих.
— Ну, — сказал Джон, не зная, отговаривать ли его от безумной затеи, или счесть, что такое решение будет наиболее мудрым, ибо Шерлок — в нормальном своем состоянии — непременно обидит кого-нибудь. Так, что мало никому не покажется. — Ладно.
Только не переусердствуй.
Неделю спустя, когда съехались гости, Джон был слишком занят, чтобы целый день думать о Шерлоке. Собралось столько важных господ, что грумам надо было бегать с утра и до вечера, то заботясь о лошадях, то сопровождая кого-нибудь на прогулке по паркам, то разыскивая седла для дам, то подтягивая стремена. Всё должно было быть в лучшем виде, блестеть и сиять, как того желал мистер Грегсон. В конце дня Джон просто валился с ног и, поднявшись к себе, засыпал как мертвый.
Он слышал лишь, что в день приезда гостей Нэд был послан за доктором, так что можно было предположить, что Шерлоку удался его план. Никаких других слухов из дома не доходило.
Две юных дочери богатого фабриканта выезжали на прогулку однажды, сопровождаемые гувернанткой и Старым Томом. Насколько Джон мог судить за время краткого знакомства с ними, обе были непроходимо глупы.
Другие грумы не разделяли его мнения.
— У старшенькой чудная фигурка, — одобрительно сказал Нэд. — Жаль, что мистер Грегсон послал с ними Старого Тома. Клянусь, я понравился старшей сестре.
— Она не может быть старше меня хоть на день! — сказал Джон.
— Вот поэтому и засмотрелась на Нэда, — серьезно сказал Молодой Том. — Просто не видела еще настоящих мужчин.
Джон не виделся с Шерлоком несколько дней. Наконец, на четвертую ночь его разбудило то, как тот, весь дрожа, втискивается ему под руку.
— Ты снова был раздетым на улице?
— Нет, просто ужасно холодно. Согрей меня.
— Идиот, у тебя не ноги — ледышки, я чувствую это даже через носки! Зачем ты выходил в такой холод? — Джон прижал к своей груди спину Шерлока и крепко обнял его.
— Я не видел тебя столько дней! Я… немного переборщил с этим дымом. И кашлял так сильно, что последние ночи не мог уснуть. И я не хотел не давать тебе спать своим кашлем.
Голос Шерлока был охрипшим.
— Что я говорил тебе? Я говорил…
— Не переусердствуй, я знаю, но за чаем мне представили этих скучных барышень, и я понял, что в отчаянные времена и действовать нужно отчаянно — они были ужасны.
— Я знаю, я видел их. Я бы тоже сунул голову в дымоход в твоей ситуации. А твой брат оценил кого-то из них?
Смех Шерлока быстро сменился надсадным тяжелым кашлем. Джон чувствовал хрипы в груди юного лорда, когда тот дышал.
— О, Шерлок, тебе не стоило выходить на холод.
— Нет, всё хорошо, я в порядке. Холод не усиливает мой кашель, нет.
Он сглотнул, и еще задыхаясь немного, скользнул ступнями по голеням Джона.
— Только не смеши меня больше.
— Не буду, — Джон подтянул одеяло повыше, до уровня шерлоковых ушей, и вновь обнял его. — Засыпай, тебе нужен отдых. А я прослежу, чтоб ты вовремя возвратился в свою кровать.
— Можно я буду приходить теперь каждую ночь? — хриплый голос Шерлока звучал приглушенно из-под одеяла. — Пока они не уедут, и я не смогу каждый день с тобой видеться?
— Ты оденешься в следующий раз? Твои уши такие холодные, что всю ночь не дадут мне уснуть.
— Оденусь-оденусь. Шляпу, перчатки, теплый шарф, всё, что ты захочешь.
— Тогда — да, — Джон подул в ухо Шерлока, чтобы согреть его. Тот засмеялся, потом снова закашлялся. Он тихонько ерзал, пока не зарылся совсем в одеяло. Джон прижался щекой к его мягким кудряшкам и, довольный, быстро заснул.
Рождественские праздники завершались большим приемом и балом, на который были приглашены все известные в округе семейства.
— Вы знаете, что это значит, — сказал мрачно Молодой Том.
Джон взглянул на него поверх стойла.
— Много лошадей на конюшне?
— Много лошадей не в конюшнях, пока бал не закончится. — И так как Джон всё еще не понимал, то добавил. — А бал — завтра в полночь.
— О, не говори так.
Как и везде, самые неприятные задачи возлагались на младших слуг. Не было никакого шанса для Джона и Молодого Тома уйти раньше, чем другие грумы сделают это. Прощай, сон.
— Ну, это не так уж ужасно, на самом деле, — сказал честно Том. — Поболтаем с другими грумами, с кухни нам принесут поздний ужин, не так много и, конечно, не то, что пойдет на господский стол, но вкусней, чем обычно. И Грегсон позволит нам встать попозже, а другие нас подменят на службе, так что мы сможем выйти к завтраку.
Молодой Том оказался прав. Время с другими грумами и кучерами было более забавным, чем Джон ожидал. Помимо этого, они подкрепились несколькими кружками кофе, действительно, очень вкусным ужином и большим количеством сплетен. Как обычно, больше обсуждали лошадей, чем господ.
Было уже далеко за полночь, когда Джон дотащился до холодной лестницы и поднялся к себе, обнаружив в кровати ждущего его Шерлока.
— Я ждал несколько часов, — пожаловался тот, когда Джон устало сел на кровать. — Снимай ботинки и давай скорее под одеяло, здесь тепло и уютно.
Джон перелез через Шерлока к своему месту возле стены и вытянулся. Там действительно было очень тепло. Шерлок даже попытался положить свои ноги сверху, чтобы Джон поскорее согрелся.
— Понравился бал? — спросил Джон.
— О, мне не разрешили пойти. У нас был скромный праздник в классной комнате с гувернерами и гувернантками, но я всё еще притворялся, что у меня ларингит, и поэтому смог ускользнуть пораньше. Хотя я приду в комнаты слуг в День подарков, вот увидишь.
— Поведешь миссис Грегсон в танце?
— М-м, не совсем, — Шерлок перевернулся на спину, так что его голова оказалась на руке Джона, как на подушке. — Я могу поделиться с тобой секретом? Я люблю танцевать. А вот глупых девчонок не переношу, и ужасных танцмейстеров — тоже.
Джон уже почти спал, иначе бы подумал, прежде чем сказать то, что сказал.
— Можешь потанцевать со мной.
Краем сознания он отметил, что Шерлок внезапно затих, но он слишком устал, чтобы выяснять, в чем было дело. Он почувствовал, как Шерлок повернулся к нему, но не был уверен, действительно ли тот прошептал ему «да», или это только ему приснилось.
Утром, когда он проснулся, они всё еще были лицом друг к другу. Шерлок уткнулся лицом в шею Джона. Они полностью были в объятиях друг друга.
В Сочельник Джон снова вернулся поздно, хотя и не так, как в ночь новогоднего бала. Несмотря на то, что официально каникулы их не могли начаться раньше завтрашнего вечера, миссис Грегсон приготовила особенный ужин, и они все уселись вокруг очага, держа в руках кружки с подогретым вином. Они читали рождественские гимны и пели — возможно, и не совсем музыкально, но всё равно от души.
Джон ощущал, что расчувствовался, разнежился, любит всех вокруг… Причиной чего, был, должно быть, глинтвейн****.
С легкой долей вины он подумал о матери и о сестре. Когда он зашел в конюшню, то от всей души понадеялся, что их Рождество тоже было теплым и веселым.
Подняв голову, он увидел тусклый свет фонаря, льющийся из его комнаты. Мысли о далеких родных тут же вылетели из его головы.
— Наконец-то, — воскликнул Шерлок, когда Джон появился на лестнице. Он залез на кровать Джона, закутался в одеяло, и глаза его были широко распахнуты. — Как долго тебя не было!
