- Вы видели его… - щелкает пальцами, подбирая правильное слово, - …айди?
- Да, - Джон немного озадачен вопросом.
- Он снимал его с руки? – сфинкс выглядит так, будто от ответа Джона зависит как минимум окончание войны.
- При мне – нет, у него только татуировка в виде браслетов тонких таких постоянно чесалась под этим вашим айди, - вспоминает Джон.
- Сколько браслетов было в татуировке? – неожиданно спрашивает сфинкс.
Джон хмурится, вспоминая:
- Три, точно три. Я хорошо помню.
- Значит, он все же снимал айди? – сфинкс смотрит на него так, словно уличил во лжи.
- Нет, при мне не снимал, - Джон качает головой. – Раньше снимал, я запомнил. Я ему обрабатывал запястье, оно периодически у него чешется, - Джон запинается, потому что вдруг понимает, возможно, следовало все это говорить в прошедшем времени, но тут же обрывает себя – пока он не видел тела, пусть Шерлок будет живым. От этого решения становится чуть-чуть легче, и Джон более уверенно заканчивает: - мне кажется, татуировка была сделана непрофессионально. Ее бы свести…
Тут сфинкс смотрит на него совсем уж диким взглядом, будто он предложил убить Шерлока, и Джон замолкает – кто его знает, может, у них с этими татушками какие-то религиозные обряды связаны. Сфинкс поднимается:
- Есть какие-то пожелания? Просьбы?
- Скажите, что с Шерлоком, - в который раз просит Джон, но его просьбу игнорируют.
Сфинкс уходит, и он опять остается в одиночестве, правда, недолго. Вскоре появляется доктор, тот самый, немногословный, опять осматривает Джона и, поцокав языком осуждающе, принимается за лечение. В общем, Джон чувствует себя значительно лучше: длительный сон и пища помогают организму восстановиться и без лекарств, но, определенно, медицинская помощь оказывается не лишней. В этот раз Джон засыпает почти мгновенно, без сновидений, подозревая, что ему среди прочих разноцветных пилюль дали что-то вроде снотворного. Опять начинаются длинные дни одиночества. Никто к нему не приходит, кроме охранников с едой, даже доктор не навещает. Джон забывает, как звучат слова, настолько тишина въедается в него самого. Мысли опять кружат вокруг Шерлока, беспокойство грызет изнутри, а слабая надежда то разгорается, то гаснет. А вдруг успел? А вдруг выжил? Лежание на кровати Джону быстро надоедает, и он начинает тренироваться, постепенно переходя от простых физических упражнений к более сложным. Тело, поначалу вялое и непослушное, приходит к норме, наполняясь упругостью и силой. Хромота не проходит, без палки, которую забрали еще в лазарете, передвигаться все же сложно, да плечо периодически ноет. Джон утомляет себя физическими упражнениями, игнорирует две трети еды и пьет много воды. Ему хочется быть в хорошей физической форме, когда с ним решится хоть что-то. Почему-то он уверен, что его уже не отпустят из этой одиночки, и он все чаще и чаще подумывает о побеге. Когда сфинкс приходит к Джону во второй раз, их встреча напоминает театр абсурда. Сфинкс задает вопросы, на которые Джон уже ответил в прошлый раз, рассказав все подробности эвакуации, но отчего-то эти ответы того не удовлетворили. И вот они ходят по кругу из одних и тех же вопросов, сформулированных так или иначе, и одних и тех же ответов. Джон понимает, что его проверяют, удивляется, почему просто не вкололи сыворотку правды. Джона это раздражает, но он изо всех сил сохраняет ровность тона, понимая, что любая эмоциональная вспышка будет играть против него. Всякий раз, когда возникает пауза в разговоре, который больше напоминает допрос, Джон просит сказать, что с Шерлоком, и всякий раз его просьба остается без ответа. Под конец его опять мучают вопросами об айди Шерлока и количестве браслетов на запястье, а также просят рассказать, при каких обстоятельствах и когда Джон их видел. Но все, что было до Багата, не касается этого сфинкса, и Джон уходит в глухую несознанку. Он открыт относительно последних событий, и молчит о прошлом, и это молчание выводит сфинкса из себя. Когда он уходит, Джон чувствует себя уставшим, словно пробежал марафон. Опять тянутся дни одиночества, наполненные тревожными мыслями о Шерлоке и систематическими тренировками организма. А потом вновь приходит сфинкс, и их разговор повторяется. И так длится раз пять – Джон начинает терять счет встречам, время представляется бесконечной величиной без начала и конца, и о том, что прошло месяца три с момента эвакуации с Багата, говорит лишь длинна бороды и волос Джона. Это ужасно, он чувствует себя узником замка Иф.
Однажды сфинкс приходит в сопровождении все того же доктора, который молча осматривает Джона и неожиданно предлагает услуги брадобрея. Джон, которому осточертела борода, с радостью соглашается. Его бреют и стригут, приводят в порядок, обрабатывают заживляющей мазью еще виднеющиеся шрамы и выдают чистую одежду. Определенно, в судьбе Джона намечаются перемены, и это радует.
- Передаем вас вашему командованию, - сообщает заглянувший на минуту важный сфинкс. – Больше, надеюсь, мы с вами не увидимся, Джон…
Он разворачивается, чтобы уйти, и Джон в отчаянии просит:
- Скажите, Шерлок жив?
Сфинкс замирает секунды на две, а затем продолжает движение, выходит за дверь камеры и исчезает. Джон сжимает кулаки, чтобы не сорваться – ситуация бесит. За ним приходят охранники и в сопровождении все того же доктора ведут куда-то по длинному коридору военного корабля. Джон смотрит по сторонам, щурясь от яркого света, но не может понять, это «Песня ветра» или какой-то другой тяжелый корабль. Люди им по дороге не встречаются. Его заводят в небольшое помещение со столом посередине. За одним концом сидят двое мужчин в форме секретной службы империи, за другим – двое батрейнцев из службы безопасности. Начинается протокол передачи… Джон никак не может понять, кем его считают обе стороны: военнопленным, подозреваемым в преступлении против империи или Батрейна, дезертиром, возможно… Что ему вменяют в вину? Наконец формальности улажены, и люди в форме секретной службы уводят Джона на имперский корабль, где опять помещают в одиночную камеру. Это кажется каким-то издевательством. Все начинается сначала.
Его содержат в одиночке, не зачитывают прав, не предъявляют обвинения, кормят три раза в день и снова забывают. Ведут себя так, будто Джона не существует. Чтобы не сойти с ума, Джон продолжает тренировки, изнуряя себя отжиманиями. Вспомнив подростковое увлечение йогой, он со всей страстью окунается в нее, на какое-то время освобождая разум от волнений за Шерлока. Нервы если не приходят в порядок, то, по крайней мере, успокаиваются. Джон знает, что однажды это закончится, однажды к нему придут. И действительно, неприметный человек в форме капитана секретной службы наносит ему визит вежливости. На вопросы Джона, почему его арестовали, не отвечает, зато сам просит рассказать о событиях на Багате, вплоть до имен тех, кто лежал с ним в одном госпитале. Джон честно вспоминает все, что может. Когда неприметный человек спрашивает о Шерлоке, Джон рассказывает версию для сфинксов, не собираясь расходиться в показаниях. Чувства Джона к Шерлоку не касаются никого, кроме него и Шерлока. Человек из секретной службы въедлив, он также, как до этого сфинкс, засыпает Джона вопросами, одними и теми же, формулируя их по разному. Но Джону нечего скрывать, возможно, лишь не договаривать кое-что о них с Шерлоком, и потому он отвечает честно, не сбиваясь и не путаясь в показаниях. Эта пытка длится и длится бесконечно – долгие часы одиночества и беседа с въедливым капитаном, а потом опять одиночество камеры, и опять перемалывание того, о чем говорено не раз. Джона заставляют написать от руки события того дня, и Джон пишет, с удовольствием разминая пальцы. Потом опять беседа, и опять одиночество. Это тянется бесконечно, и Джону кажется, что от монотонности окружающей действительности он начинает сходить с ума. У него опять отрастает борода и волосы на голове. Это бесит. Кожа под бородой чешется, волосы мешают, лезут в глаза. Хочется их убрать в хвост, но даже резинки у него нет. Джон сам себе противен этим опустившимся видом, но он все же сохраняет присутствие духа, потому что знает, должен уцелеть, чтобы узнать, что случилось с Шерлоком. Он не собирается сойти с ума или умереть здесь от одиночества, если вдруг Шерлок в беде и ему нужна помощь. Джон должен знать наверняка, что с ним, а уж потом он примет решение относительно своей жизни. То, что она не нужна без Шерлока, он знает точно, но пока есть хоть маленькая надежда на то, что тот жив, он тоже будет жить. Все заканчивается внезапно.
