На крики Гесса высыпали студенты – скорее из любопытства, нежели желания помочь. Вперед протиснулся господин Жильбер, вернее, его живот.

– Что происходит?

– Она бросила в меня заклинанием, – стонал Рихард.

– Он врет, – попыталась оправдаться Эйлин.

Господин Зоркин пробрался через толпу и вопросительно глянул на Эйлин. Она развела руками, мол, произошло недоразумение. Но Рихард так стонал, простирая окровавленные пальцы к людям, что ее лепет остался без внимания. Вот вляпалась!

Господин Жильбер распорядился позвать лекаря. Подбородок профессора дрожал от гнева; француз прожигал Эйлин глазами – ждал, видимо, что нарушительница спокойствия зарыдает и бросится вымаливать прощение. Но она лишь пожала в оправдание плечами и промямлила, оробев от плохого предчувствия:

– Я не виновата, Гесс первый начал…

Господин Жильбер поморщился, делая рукой знак замолчать, как будто уже вынес приговор.

– Все ясно, – категорично сказал он.

В этих словах, похоже, заключалось будущее Эйлин. Господин Зоркин любезно согласился проводить ее к ректору, в то время как остальные вернулись на зачет. Наставник не позволил вставить ни слова: читал нотации, укорял в несдержанности и пугал историями о том, как за драки студентов в прошлые годы исключали без разбирательств, независимо от причин. Политика миротворчества, все дела. Именно для демонстрации взаимного уважения дозволено обращаться к профессорам таким безликим словом «господин», а к студентам относятся как к равным. После Мгновенной войны законы стали жестче, хочешь жить в этом мире – играй по правилам…

В общем, Эйлин попала.

– Не знала, что у черного столько оттенков. – Лири Вертиго скептически повела бровью, выудив из груды вещей кожаные штаны.

Эйлин кивнула; она сидела, обхватив себя за колени, возле кровати подруги, в одной из общих спален в женском общежитии и корила судьбу за стычку с Гессом. Теперь этот поступок казался скорее недальновидным, чем храбрым. Ожидание приговора стало настоящей пыткой. Вчера остаток дня она провела в приемной ректора, который так и не появился. Ночью мучили кошмары, но самый главный предстояло вскоре пережить наяву.

Просторный зал с каменными стенами и высоченным потолком был условно разделен шторами на ячейки-комнаты, плотная ткань едва заметно колыхалась: видимо, кто-то открыл окно. Институт благородных девиц, не иначе.

Конечно, переодеваться удобнее в гардеробной с зеркалами в полный рост, но там невозможно уединиться. Оценивающие взгляды, перешептывания по поводу шрамов на запястье, а то и прямые вопросы, зачем Эйлин пыталась покончить с собой… Нет уж, спасибо.

– Твой готический стиль в кои-то веки уместен, – сказала Вертиго. – Скорбящая вдовушка, раскаявшаяся в содеянном, – отличный образ!

Эйлин усмехнулась: Лири не мешало бы иногда думать, прежде чем открывать рот. И как их дружба вообще могла существовать? Из-за неумения держать язык за зубами, любознательности и потребности давать советы, где не просят, Вертиго уже обзавелась целой армией недоброжелателей. Эйлин тоже собиралась вступить в их ряды после истории с записками, но выяснение отношений неожиданно перетекло в обсуждение самого Рихарда.

Оказалось, Гесс набивался к Лири в ухажеры, а потом буквально начал преследовать. Его откровенная пошлость и потные руки, которые так и норовили «по-дружески» обнять, совсем не тешили самолюбие, и Вертиго открыто отшила воздыхателя. Но он не смирился: продолжал слать откровенные записки гнуснейшего содержания. План мести родился сразу. Как там говорят: клин клином вышибают? Жаль, легкомысленная Лири не учла гаденький характер Гесса, его неспособность делать логические выводы и тем самым подставила Эйлин.

– Волнуешься? – Лири приложила брюки к бедрам.

– Глупый вопрос. Если отчислят – мне конец.

– Не драматизируй. На академии свет клином не сошелся.

Эйлин фыркнула: да уж, конечно! Разве могут такие, как Вертиго, понять, насколько безвыходно ее положение? У деток богатых родителей, а их в академии большинство, будущее окажется прекрасным при любом раскладе. Взять ту же Лири. С детства постигала основы магии с репетиторами, поступила на самое простое – зельеварение, но и там у нее весьма посредственные результаты. Хотя учеба Лири не нужна вовсе, и так все есть: шмотки, гаджеты, кругосветные путешествия. Придет время, родители купят ей дом в предместье Парижа, сведут с представителем какого-нибудь знатного семейства – и жизнь удалась. Для них выражение «потом и кровью» – абстракция, а не убогая реальность. А главное, Лири отчисление не грозит вообще, даже если совсем забьет на учебу, потому что мама с папой – щедрые спонсоры академии. Разве что она кого-нибудь изобьет…

Ударить человека, чтобы постоять за свое достоинство, – против правил, а вот отсутствие ума – это, пожалуйста, живите-наслаждайтесь!

– Если ректор такой же тугодум, как Жильбер, то и слушать меня не станет.

– Тоже верно, – согласилась Лири, расстегивая пуговицу на джинсах. Она вдруг выпрямилась, будто ее осенило, и выдала: – А знаешь, у нас на факультете, в лекционном зале, стоят стеллажи с образцами эликсиров. Есть подавляющий волю. Зеленый, кислотный такой, не ошибешься. Если что, они подписаны. Мы зачеты сдали еще на той неделе, там никого не должно быть.

– И? – Эйлин заинтересовалась.

– На твоем месте я бы стащила отвар и подлила ректору в чай.

– Глупость какая! Во-первых, нет гарантии, что подействует. Во-вторых, за такое отчисляют без разбирательств.

– То есть хуже не будет.

План бредовый. Любому первокурснику известно, что магия в полную силу действует только на обычных людей. С другой стороны, образцы, о которых говорит Лири, были приготовлены сотни лет назад лучшими мастерами, которых так никто и не превзошел. Значит, есть малюсенькая вероятность, что эликсир сработает. Допустим, достать склянку не проблема. Но как отвлечь ректора?

Грохот прервал размышления Эйлин.

– Отстой. – Лири подняла с пола мобильный телефон, выпавший из заднего кармана тесных джинсов, которые ей с трудом удалось стянуть. – Включайся, ну же!

Аппарат жалобно пиликнул, но экран так и остался темным.

– Зачем ты таскаешь с собой телефон? Все равно он здесь не работает.

– Во-первых, это золотой айфон. Последняя модель. Предлагаешь под подушкой хранить? Во-вторых, он напоминает мне о цивилизации, в которую я вернусь еще не скоро. Серьезно, оглянись вокруг: мы в Средневековье! Даже вечеринку на Хеллоуин умудрились назвать балом. Нет, эти штаны, конечно, классные, но мне длинноваты.

«И узковаты». Эйлин промолчала, чтобы Лири не заподозрила ее в черной зависти. Она на голову выше Вертиго, но при этом чрезмерно худая – тощая, одним словом. У подруги идеальные ноги, а не две макаронины, которые и показать стыдно. Хотя сама Лири утверждала, что Эйлин комплексует на пустом месте.

– Кстати, о вечеринке. – Она перешла на шепот. – Мне тут удалось договориться с одним старшекурсником, и нас пригласили на пати для взрослых у бассейна. Зельевары уже приготовили пиво. Круто, правда? А говорят, мы бесполезные.

– Не стала бы я его пробовать, – заметила Эйлин.

– Да ладно! Знаешь, что самое главное? – Лири мечтательно улыбнулась. – Там будет Ноэль.

Час от часу не легче. Эйлин отвернулась и начала переодеваться. Черные брюки с клешем от бедра и атласная рубашка в тон – официально и при этом не слишком мрачно.

– Скорей бы мы начали проходить все эти приворотные зелья, – продолжала фантазировать Вертиго.

– На Ноэля они все равно не подействуют.

– Всякое бывает, – отмахнулась Лири. – Я узнала, что в прошлом году он встречался с одной второкурсницей, но она бросила академию, и Ноа та-а-ак страдал. Говорят, сам не свой ходил. А сейчас и не скажешь, правда? Уверена, был приворот. И если у нее получилось, чем я хуже?

Эйлин пожала плечами. Третьекурсник Ноэль, звезда академии, с которым мечтали дружить парни, на которого засматривались девчонки, – и печальный герой-любовник с разбитым сердцем? Не вяжется.