— Пустите! — прошептала Инна, поднимаясь с земли. — Что вы наделали? Не смотрите же, отвернитесь. Ну!

Он тоже поднялся. Все окружающее казалось нереальным. Это был уже не он. Это была не она. Они оба умерли, оставшись навечно лежать в примятой траве, лишившейся вдруг всякого запаха.

Оглянувшись, Сергей Сергеевич встретил ее взгляд, подошел в нерешительности. Инна печально вздохнула, как бы ему сострадая, грустно улыбнулась, провела ладонью по жестким его волосам. Так они простояли целую вечность, открытые солнцу и ветру, опустошенные, растерянные, беззащитные, подвластные неведомой судьбе.

Сначала послышались далекие голоса, потом из-за холма показалась небольшая процессия.

— Кажется, это снова они.

— Только их не хватает…

Беглецов заметили. Синяя куртка, точно пиратский флаг, взметнулась над головой колонны.

— Привет!

— Привет.

— Догнали все-таки. Решили тоже пешком.

Крупногабаритное лицо Сани лоснилось от пота. Где-то на недосягаемой высоте в вылинявшем от зноя небе пел жаворонок; его монотонной песни не было конца.

Все вместе они спустились к небольшому ручью. Компания решила сделать привал. Триэс облегченно вздохнул.

— Счастливо оставаться.

— Да вы что! — запротестовал Синяя куртка.

— Правда, оставайтесь, — вяло пролепетала Люба.

— У нас, между прочим, все есть. Закусим, отдохнем…

Клара игриво-бесцеремонно подхватила Триэса под руку, но он решительно отстранился и зашагал прочь. Инна, чем-то как будто напуганная, робко последовала за ним.

В течение некоторого времени из-за темной извилистой полоски зелени, обозначившей русло ручья, еще доносились неясные звуки неразличимых голосов, какие-то разрозненные, бессвязные их осколки. Вдоль берега они дошли до шаткого мостика, перебрались через ручей и стали подниматься на холм.

Когда Инна и Сергей Сергеевич вновь оказались на шоссе, пульсирующий огненный шар солнца коснулся линии горизонта, а когда достигли гостиницы «Приэльбрусье», день окончательно погас.

ГЛАВА III

1. ЭКСТРЕННОЕ, ВНЕОЧЕРЕДНОЕ

Экстренное внеочередное расширенное заседание Президиума научно-технического совета Института химии назначили на понедельник. Двадцать девятого июня, в пятницу, секретарша звонила из дирекции начальникам отделов и сообщала фамилии тех, чье присутствие считалось обязательным. Любого рода отлучки, отгулы, командировки отменялись. Вызвали даже некоторых отпускников, оказавшихся в пределах досягаемости. Все эти строгости в первую очередь касались сотрудников отдела информации, так что Вигену Германовичу Кирикиасу пришлось изрядно поволноваться в тот последний рабочий день недели.

Но ни лихорадочная деятельность, ни общая институтская наэлектризованность не отражались на чистом, деловом, размеренном существовании утопающей в декоративной зелени директорской приемной. Многочисленные вееролистные, зубчатые, круглолистные и игольчатые представители флоры, включая два недоразвитых лимонных деревца на широком мраморном подоконнике, продолжали не только выделять огромное количество кислорода, но и поглощать все вредные излучения, колебания, шумы, коим неизбежно подвергается даже самый совершенный учрежденческий организм. Царящая здесь, в жизненно важном центре, оранжерейная атмосфера, весьма полезная для здоровья, влияла также самым благоприятным образом на течение всех институтских дел. Когда молчали телефоны на столе секретаря, можно было услышать полет мухи, если только ей удавалось случайно проскользнуть в приемную. Никаким сверхсрочным и архиважным заседаниям не дано было нарушить этот олимпийский покой и безупречный порядок. Утром, днем, вечером невозмутимая секретарша, всегда одинаково аккуратно одетая и накрашенная, подавала в мельхиоровом подстаканнике с выпуклым изображением трех богатырей неизменный директорский чай, и только дважды в день она же носила в кабинет напротив чай его заместителю, Владимиру Васильевичу Крупнову. Также, по одной ей ведомому расписанию, она поливала из специально изготовленной в механической мастерской маленькой лейки прихотливые зеленые насаждения.

Несмотря на неоднократные и настойчивые просьбы не опаздывать, к десяти часам утра в просторном замдиректорском кабинете, переоборудованном из старого зала, собралось лишь несколько человек. Ученый секретарь нервничал, звонил по телефону, и это продолжалось до тех пор, пока магические слова «есть кворум» не были произнесены.

Тогда со своего председательского места, не спеша, упираясь в кожаные подлокотники венецианского старого кресла, поднялся Владимир Васильевич Крупнов и предложил присутствующим открыть заседание, связанное с рассмотрением направленности работ отдела информации.

— Не нужно объяснять, — сказал он в кратком вступительном слове, — какое значение для повышения эффективности всех сторон деятельности института приобрели эти работы в связи с новой системой, находящей все более широкое применение не только у нас, но и в объединениях смежников…

Виген Германович Кирикиас как главный виновник нынешнего совещания сидел по правую руку от председателя, потупив взор, и поглаживал указательным пальцем тыльную сторону ладони, будто там у него образовалась бородавка, папула или припухлость, каковую он собирался ликвидировать теперь с помощью обыкновенного массажа. Голова, плечи, вся его небольшая, но плотно сбитая фигура более всего напоминали, пожалуй, железный короб, однажды по неосторожности попавший под пресс. После широкого внедрения так называемых «дискретных переводов», разработанных в его отделе, Виген Германович превратился в одно из самых влиятельных институтских лиц, продолжая, впрочем, оставаться таким же тихим, скромным и незаметным, как прежде. За это его ценили, уважали и боялись. Внештатники боялись, что рано или поздно он заменит их штатными сотрудниками, состоящие в штате — конкуренции со стороны более опытных и авторитетных внештатных переводчиков. Начальники других отделов опасались его влияния на руководство института, а само руководство в лице заместителя директора по научной работе Владимира Васильевича Крупнова неотступно преследовала мысль об угрозе превращения отдела информации в самостоятельный институт. Тем не менее необходимость срочно составить и отправить в вышестоящие организации согласованные проекты нескольких заказ-нарядов вынудила его в экстренном порядке провести внеочередное заседание и произнести те в некотором роде проникновенные слова, которые он произнес. Как-никак все последние годы отдел информации приносил институту огромные доходы, покрывавшие финансирование большей части проводимых исследований. Его опыт пытались перенять многие, но пока отдел Вигена Германовича находился все-таки на недосягаемой высоте, и другие организации охотно заключали с Институтом химии хозяйственные договоры на солидные суммы для решения постоянно возникающих проблем и вопросов, обусловленных стремительным развитием научной мысли.

— Товарищи! Есть предложение начать с обсуждения организационных моментов, а затем перейти к рассмотрению научно-технической стороны дела. — Владимир Васильевич насупил брови, набычил голову в преддверии ответственного рабочего момента. — Какие, товарищи, будут мнения? Ты как считаешь, Виген Германович?

Кирикиас поднял глаза. В его спокойном взгляде, устремленном на заместителя директора, можно было прочитать лишь полную покорность верховной воле начальства, хотя все материалы для заседания готовил он и настоял на включение в первые пункты повестки заседания именно этих организационных вопросов тоже он.

— Как вы считаете, — тихо ответил Виген Германович.

Заместитель директора удовлетворенно кивнул. Он проинформировал товарищей о трудностях, которые постоянно испытывает отдел в связи с резким увеличением объема работ, и предложил в пределах институтского фонда заработной платы изыскать возможность укрепить подразделение Вигена Германовича кадрами, для чего перевести в отдел информации нескольких сотрудников из других отделов.