Шазина, склонная в это утро радостно воспринимать весь мир, подумала невольно, что эти люди одеты не так, как следовало бы, и ведут себя не вполне пристойно. — Опять эта пара! — с неудовольствием произнес молодой человек, фотографировавший Шазину. — И как только нм не совестно!
Одна из девушек добавила:
— В таком виде можно показаться на пляже, но уж никак не в ресторане, не на улице...
— Это еще полбеды, — заметила вторая девушка. — Ведь они вытворяют бог знает что!
— А нам-то какое дело! — пожала плечами третья из подружек.
— Почему же? — горячо воскликнул юноша. — Своими неприличными выходками они позорят всех приезжих.
— В семье не без урода, — примирительно заметила девушка.
— Тоже философия! — возмутился юноша. — Эти-то уроды и возбуждают против нас иных местных жителей, заставляя их думать о нас хуже, чем мы есть на самом деле.
Шазина не вмешивалась в этот разговор. Ей вдруг захотелось побыть наедине со своими мыслями о Нури, о своем счастье, и, распрощавшись с новыми знакомыми, она свернула на другую улицу.
Приближаясь к пляжу, девушка вдруг снова увидела перед собой того курортника в трусах. Он уже расстался со своей дамой и стоял теперь с каким-то приезжим, напялившим на себя нечто вроде пестрой распашонки. Заметив Шазину, курортник в трусах ухмыльнулся и громко воскликнул:
— Ну и бабенка! Блеск!
Шазина, низко опустив голову, быстро прошла мимо, но сейчас же услышала за собой быстрые шаги, а затем до нее донеслась нецензурная, похабная фраза. От жестокой обиды неистово забилось сердце, к щекам прилила кровь. Она ускорила шаги. Неожиданно субъект в трусах, забежав вперед, преградил ей путь и напыщенно произнес:
— Не откажите в знакомстве, божественная!
Метнув на обидчика яростный взгляд и оттолкнув его локтем, Шазина пустилась бежать... Вслед ей донесся наигранный хохот и возглас:
— Подумаешь — принцесса! Видал я таких!..
Шазина продолжала бежать, ничего не видя перед собой от закипевшего гнева. "Как земля терпит такого!" — мелькнуло у нее в уме. В ее воображении всплыло лицо жениха. "Попадись ты только Нури, он из тебя бурдюк сделает!" Она замедлила шаги и увидела совсем близко перед собой безмятежно спокойное голубое море. Сердце стало биться ровнее. Ей захотелось поскорее охладить жар своего тела в прохладных волнах...
Пляж был переполнен купающимися. Она прошла на самый его край, где народу было меньше, и начала расстегивать платье, надетое поверх купального костюма. Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд, резко обернулась и вновь встретилась глазами со своим обидчиком. На этот раз он был один и, ухмыляясь, в упор смотрел на нее. Под его назойливым, оскорбительным взглядом она снова почувствовала себя раздетой, вновь застучало сердце, прилила кровь к щекам, и, отвернувшись, девушка направилась обратно, к центру пляжа, застегивая на ходу платье... Пройдя немного, Шазина оглянулась. Ее обидчик исчез. Но гневное волнение не улеглось, как она ни силилась заставить себя успокоиться, не выдать волнения людям. Оскорбительные, грязные слова обидчика, его тяжелый похотливый взгляд не переставали преследовать ее и заставляли внутренне съеживаться. И странно: испытывая к нему отвращение она вдруг почувствовала отвращение и к своему чистому, никем еще не тронутому телу.
Это было похоже на чувство, однажды испытанное ею в детстве. Как-то играя вместе с братиком в поле в жаркий июльский полдень, она увидела буйвола, спасавшегося от жары в тени большого дерева. Дети залезли на его спину и начали дергать за уши и хвост, не давая ему покоя, чтобы он поднялся и покатал их на себе. Буйвол, действительно, поднялся и, неся детей на могучей спине, спокойно зашагал под их радостные крики. Однако радость их длилась недолго. Увидав в конце поля довольно глубокую лужу, изнывавший от жары буйвол с необычным проворством повернул туда и, войдя; в трясину, лег и растянулся. Детей чуть было не засосало, но, к счастью, проходившие мимо люди их вытащили. Шазина хорошо помнила, как она оказалась тогда облепленной липкой зловонной тиной, которую долго потом отмывали. И вот сейчас на нее дохнуло такой же зловонной тиной, и она ощутила грязь на своем теле.
Девушка приметила невдалеке группу своих недавних знакомых. Увидев ее, молодые люди замахали ей руками, приглашая присоединиться к ним. Вначале ее потянуло к этим приветливым, веселым и общительным людям, но тревожное состояние не позволило ей подчиниться этому порыву, лучезарный день для нее померк. Она вспомнила абхазскую пословицу: "Не вноси в чужой дом свое плохое настроение", помахала рукой в ответ и, покинув пляж, направилась домой.
Тете она не стала рассказывать о своих встречах, чтобы не огорчать старуху. Но от зорких глаз тетки не укрылось плохое настроение девушки.
— Ты всего лишь два дня у меня, а уже, вижу, соскучилась, — сказала она и, очевидно, чтобы развеселить Шазину, предложила: — Сегодня, говорят, в кино показывают очень веселую картину. Я давно не смотрела картин, не пойти ли нам с тобой туда?
— Пойдем, конечно, тетя! Пойдем! — живо отозвалась Шазина, хотя до этого и собиралась просидеть весь вечер дома, чтобы вновь случайно не встретиться с тем нахалом в трусах.
Когда они подошли к кинотеатру, у кассы толпился народ. Здесь Шазина увидела своего односельчанина Тейба, старого колхозного пчеловода, приехавшего к сыну в Гагра. Они обрадовались друг другу и разговорились о колхозных делах.
Среди толпившихся у входа в кино людей Шазине бросилась в глаза пожилая курортница, которую она утром видела в обществе своего обидчика, а рядом с ней девушка заметила и его самого. Он был все в тех же трусах, что и днем. Оглядев Шазину с головы до ног, он нагло ухмыльнулся и попытался протиснуться ближе к девушке. Шазина почувствовала большое желание дать ему пощечину, и, может быть, так бы и сделала, но в этот момент раздался звонок, извещавший о начале сеанса, и поток людей увлек их в зрительный зал.
— Не смущайся, дад, — произнес на ходу с легкой усмешкой заметивший все старый Тейб. — Здесь это — обычное явление. Некоторые курортники умудряются принимать солнечные ванны и ночью...
— Но ведь здесь не пляж! — строго сказала старая тетя.
Раннее утро следующего дня на побережье было безмятежно тихим. Ни одна морщинка не бороздила зеркальной поверхности бухты. И, конечно, никому из жителей обеих частей Гагра — и Старой и Новой — не могло тогда прийти в голову, что не успеет взойти солнце, как вдруг ни с того ни с сего взбаламутится море и поднимется небывалый шторм.
Сначала из-за гор появились редкие клочья облаков, потом они соединились, быстро сгустившись, в огромную черную тучу, нависшую над морем и закрывшую небо до самого горизонта. Ветер усиливался и выл все громче. Внезапно в море, перед Жоэкварским ущельем, взвился гигантским столбом смерч. На землю сплошной стеной обрушился ливень. Превратившись в яростный поток, он размыл плотину гидростанции и обрушился с отвесной горы вниз на дома, расположенные вдоль берега речушки в узком ущелье.
Жители побережья до сих пор помнят об этом ужасном бедствии. Скорость ветра достигала неимоверной силы. Ураган сносил не только крыши, но и дома. В море неслись остатки разрушенных построек, мебель, домашняя утварь, люди и животные. Их встречали громадные валы и уносили в пучину...
Но вот ливень прекратился, ураган стал стихать, только море продолжало бесноваться. Люди, сгрудившиеся на берегу, видели, как отчаянно боролись со смертью погибающие, хватаясь за плавающие поверх волн различные предметы.
Вдруг все различили на гребне гигантской волны фигуру отчаянно боровшейся со стихией стройной, совершенно нагой девушки.
— Шазина! — раздался отчаянный зов. Это кричал старый Тейб. — Шазина! Бедная Шазина! — вопил он, простирая к девушке руки.
Да, это была Шазина, девушка из Калдахвары. Держась за какой-то обломок, она взлетала на волнах и исчезала в бурлящей пене, снова появлялась, приближаясь к берегу. И вдруг, выпустив из рук обломок, стала растерянно прикрывать ладонями обнаженную грудь и живот, видимо, стыдясь своей наготы...
