— В прошлом году мы с мужем поехали в Сухуми. Помимо пленительной природы Абхазии, нам очень хотелось познакомиться с абхазским народом, которого я еще совсем не знала и о котором слышала так много лестного....

У входа в гостиницу "Абхазия", где мы остановились, к нам подошел приятель мужа и представил своего друга — невысокого и стройного молодого абхаза. Он хорошо говорил по-русски и оказался приятным, остроумным собеседником.

Перед нами на щите висела афиша. Она извещала о заключительном спектакле гастролировавшего здесь Тбилисского театра оперы и балета — опере "Даиси".

Заговорили о театре, об этой опере. Мне ее очень расхваливали еще в Москве. Но, как нам сказали в гостинице, билеты на этот спектакль были проданы задолго до нашего приезда.

— А жаль, мне так хотелось послушать "Даиси", — я не могла удержаться от сожаления.

— Я помогу вам, — сказал юноша.

— Обещаете? — спросила я.

— Да, — ответил он серьезно. — Обещаю достать вам билеты или пропуск и принести сюда, в гостиницу, за час до начала спектакля. Раньше не смогу. Я должен немедленно выехать к себе в деревню — там неотложное дело...

Мы поблагодарили его и поднялись к себе в номер.

Прошло два дня. Вечером должен был состояться спектакль. Мы с мужем были уже одеты и ждали нашего нового знакомого.

Я волновалась — он уже опаздывал на полчаса... Наконец я увидела его, торопливо подходившего к нашей гостинице. Вскоре он постучал в дверь и вошел. Попросив извинения за опоздание, он пригласил нас пойти с ним. В вестибюле театра он протянул нам пропуска.

— А разве вы не пойдете с нами? — спросил муж.

— Извините, но я не могу пойти, — сказал он с грустью.

— Почему же? — поинтересовалась я. — У меня сегодня умерла мать, — ответил он упавшим голосом.

Мы до того растерялись, что даже не смогли сразу выразить ему свое сочувствие. У меня невольно вырвалось:

— Зачем же вы сейчас пришли сюда?

— Я обещал вам, — сказал он, а затем, еще раз извинившись, попрощался с нами и вышел из театра.

Я была потрясена этим чувством долга у человека, которого постигло огромное горе. Он ушел, и мы долго смотрели ему вслед. Мне уже не хотелось идти в театр... Я думала о силе воли этого человека. Подумать только, суметь при таких обстоятельствах найти в себе силы выполнить пустяковое, в сущности, обещание, несмотря на то что вдруг навалилась такая страшная беда, такое непоправимое горе — смерть матери!

— Какая необычайная сила воли! — заключила она и отвела взгляд от окна.

— А ведь он сам, этот юноша, не нашел ничего необычайного в своем поступке, — заговорил молчавший до сих пор и сидевший в углу пассажир из соседнего купе. — Он просто не мог поступить иначе. И эту силу воли дал ему аламыс, нравственный кодекс абхазского народа. Я — русский, но более тридцати лет живу среди абхазов в горном селе Лата. Я полюбил абхазский народ за благородство его души, за его аламыс.

— Ну, а потом вы не встречали его? — спросил я.

— Через несколько дней мы уехали из Сухуми, и больше я его не видела. Но этого юношу, его поступок не забуду никогда!

Женщина замолчала. Мне показалось, что у нее увлажнились глаза... Мы молчали. Поезд подходил к станции, зеленые и красные огоньки замелькали в окне.

Какие бывают зятья.

Перевод автора

Эту историю мне пришлось слышать из уст народного сказителя Тейба Шармата.

Было это в первые годы Советской власти. В горном селе Окуми всеми уважаемый старец мегрелец Бурдгу Кардава выдал свою единственную дочь замуж за абхаза — молодого Джгуаната из села Джирхва. Очень по сердцу пришелся зять своему тестю. Бурдгу так полюбил зятя, что уговорил его остаться жить при нем со своей молодой женой и всюду ходил и ездил с ним вместе. Джгуанат относился к тестю с положенным почтением и охотно сопровождал его.

Однажды в Гали состоялся крестьянский сход, на котором решались важные и спорные вопросы. И, конечно, прибыл Бурдгу в сопровождении зятя.

Когда спор сильно разгорелся, все ждали, что скажет всегда так умно рассуждавший старый Бурдгу Кардава,

В те времена дороги были плохие — как в горах, так и в долинах. Люди передвигались главным образом пешком. Поэтому почти все, а особенно старики, ходили держа в руке алабашу — посох с острым железным наконечником. С такой алабашей никогда не расставался и Бурдгу.

Когда старику предоставили слово, он со всего размаха вонзил свою алабашу в землю, как всегда делал в таких случаях, повесил на нее свой башлык и начал речь.

Старик говорил с жаром и долго. Все слушали его с почтительным вниманием. Зять, вытянувшись в струнку, стоял возле него.

Окончив речь, встреченную общим одобрением, Бурдгу надел на себя башлык и вытащил из земли свой посох. Тут только он заметил на земле, вокруг наконечника своей алабаши, лужицу крови. Приглядевшись, он и стоявшие рядом люди поняли, что вонзил он свою алабашу в землю сквозь ногу стоявшего рядом зятя.

Неимоверная выдержка Джгуаната, превозмогшего боль в ноге, чтобы не нарушить речь тестя, была выражением глубокого почтения к старику.

Стоявший здесь же рядом старый Уахайд Садз, известный в округе своей строгостью в вопросах морали, сказал, обращаясь к Джгуанату:

— Меня удивляла честь, которую тебе оказывал почтенный Бурдгу, разрешая тебе всюду сопровождать его. Теперь я понял, что ты достоин этой чести!

— Раньше зять вообще не смел подходить к тестю близко, если тот не подзывал его к себе. Зять должен был всегда держаться на почтительном расстоянии... — Так закончил свой рассказ Тейб Шармат.

— Хм... — со вздохом отозвался другой старик, весельчак Джансух. — Такие зятья были раньше. А теперь пошли иные. Вот, к примеру, мой зять. В его присутствии я всегда стараюсь занять свой стул целиком. Иначе, увидев краешек стула незанятым, он сразу же сядет на него и, чего доброго, сдвинет меня с места... Вот так!..

Мы рассмеялись.

В автобусе.

Перевод автора

Комфортабельный автобус, мчавшийся из Сочи в Цхалтубо, остановился в Гагре. В автобус поднялись старая женщина-абхазка и молодой человек. Когда машина тронулась, все обратили внимание на то, что рядом со старухой место свободно, а молодой человек, несмотря на это, стоит, держась за поручень. На многих участках до Гудауты путь ремонтировался, автобус бросало на ухабах из стороны в сторону... Молодой человек с трудом держался на ногах, но упорно не садился. — Почему вы стоите? Место свободно, — говорили ему пассажиры.

Но он только благодарно улыбался и по-прежнему продолжал стоять. Все смотрели на него с недоумением, никто не понимал причины такого упрямства. Удивляло пассажиров еще и то, что и старая женщина не предлагала ему сесть, хотя, конечно, была с ним знакома и несколько раз обращалась к нему.

Я сидел несколько поодаль от них. — Сядьте на мое место, молодой человек, я вижу, вы устали, а я сяду на свободное, — предложил я.

Он поблагодарил меня и сел. И дальше, до самого Сухуми, он ехал сидя.

— Почему же он стоял до сих пор? — спросил у меня один из пассажиров.

— Давний моральный кодекс абхаза — аламыс требует неизменно почтительного отношения к старшим по возрасту, а к родителям жены — в особенности, — как мог, объяснил я. — По-видимому, молодой человек — зять этой старушки. Рядом с ней ему сидеть нельзя, а поодаль — можно.

Разгорелся спор. Одни считали поведение абхазского зятя отсталостью, находили, что давно, мол, пора отбросить старый и ненужный обычай. Другие не соглашались.

— А мне нравится этот обычай, — сказал один из пассажиров. — У меня дочь — почти невеста. Я хочу, чтобы мой будущий зять так же относился к нам, ее родителям, как этот паренек. И я думаю, — добавил он твердо, — что правильно поступают абхазы, сохраняя этот обычай.

Случай на границе.

Перевод автора

Ангиса — цветущий уголок неподалеку от Батуми. Село украшают розы всех сортов и окрасок, белоснежные лилии, гиацинты, жасмины, туберозы, гортензии... Живут в селе абхазы, потомки махаджиров. Они создали здесь волшебное царство цветов. И вокруг Ангисы, по всей Кахаберской "долине очарования", вдоль реки Чорохи, вплоть до самой границы с Турцией, тянутся многоцветные ковры.