Но не померкла улыбка на губах духа.
— Даже если и я, что с того? Обвинишь ты в потворстве меня?
— Да, в том, что взращиваешь пагубную неосмотрительность! И то было бы тебе самому ведомо, если бы не смотрел ты на мир сквозь фильтры обратного превращения.
И бросился отец наш Видикон вперед — схватить затемненные линзы духа, сорвать экраны мрака, и вскричал он:
— Не смотри сквозь очки свои!
И подались они под рукой его, но не только линзы темные, но все лицо сошло с головы духа, как оболочка сморщенная, открыв гриву волос.
Ошарашен был отец Видикон.
И тогда медленно развернулся дух, и отвел в сторону волосы, и показалось из-под них другое лицо. И устремил он глаза свои на блаженного, и были они воистину темны, но без оправ, ибо глаза его были из матового стекла, и ухмылялся кривой рот его.
И сглотнул отец наш Видикон, и взглянул на руки свои, и увидел изнанку пустого лица.
— Вот она, истина! — вскричал он. — Должен, должен был догадаться я! Ты носишь все задом наперед.
И возликовал дух:
— А вот и нет! Взгляни на башмаки мои!
И опустил отец Видикон глаза свои, и увидел он, что дух речет истину. И были спереди задники ботинок его, а носки смотрели в другую сторону.
— Увы! — воскликнул святой праведный отец Видикон. — Какая разница! — И поднял он глаза свои, и воскликнул: — Они смотрят назад.
— Воистину так, — ухмыльнулся дух. — А ты ожидал чего-то еще?
— О нет! — И зажмурился отец наш Видикон, и пошло чело его морщинами. — Я должен был догадаться! Ты — Янус враждебный.
— Двуликий, истинно, — согласился дух.
— Нет, не бывать тому! Нет истины в том, кто двулик. Твое заднее лицо было ложным!
— А еще что? — пожал плечами дух. — Как можешь ты быть уверен в ложности того лица? Быть может, под волосами у меня еще один лик, и у меня воистину есть глаза на затылке, как те, что ты видел тогда?
— О нет, я должен это видеть, — сказал тогда святой, и устремил глаза к небесам, и взмолился: — Отец наш небесный, прости же мне, что я в гордыне своей и глупости счел себя способным сражаться с такими коварными недругами. Молю Тебя, окажи мне помощь Свою, ниспошли мне оружие, чтобы мог я противостоять этому создателю скорбей наших!
Но хихикнул дух:
— Тщетны твои мольбы! Разве может дать тебе твой Заступник оружие, что способно сделать верным неверное?
И сверкнула тогда в руке святого праведного отца Видикона вспышка света, горящего и переливающегося в стекле, и поднял отец Видикон зеркало.
И расхохотался недруг его.
— Что? И ты хочешь бороться с духом Поражения таким ничтожным оружием?
— Да, — ответствовал отец наш Видикон, — если показывает оно истину.
— Нет, ибо оно темно, хотя и стекло. Разве не припоминаешь ты?
Но поднял отец Видикон зеркало, и отразилось в нем лицо духа.
— Нет, у меня есть другое! — вскричал тот тогда. И скользнул он рукой во внутренний карман, и выхватил оттуда другое зеркало, в целый фут шириной, и поставил его напротив того, что держал праведный святой отец Видикон, чтобы отразилось в нем отражение в зеркале преподобного.
— Нет, не поможет оно тебе! — вскричал святой отец, и выросло тогда зеркало, и стало вполовину такого размера, как зеркало духово, и узрел дух лик свой с зеркалом рядом с ним, и внутри того зеркала был его лик рядом с зеркалом, а внутри того зеркала — маленький лик его рядом с зеркалом, в котором был его лик рядом с маленьким зеркалом, и так далее, пока не стали отражения настолько малы, что и не разглядеть их было совсем. И возопил дух, и отшвырнул прочь свое зеркало, но лик его остался отражен в зеркале отца нашего Видикона.
— Поздно теперь! — вскричал святой отец. — Неужели не видишь ты, что вызвал обратную реакцию неконтролируемую?
И воистину случилось так.
— Нет, не могло такого быть! — взвыл дух. — Не может происходить обратная реакция там, где нет силового входа!
— В руках моих — вход величайшей силы, какая существует только, — объяснил святой с неземным спокойствием. — Вся сила во Вселенной проистекает из этого божественного источника!
Все ярче и ярче сияло зеркало, ярче и ярче, пока не раскалилось добела, и пылало оно, и загорелось в нем отражение демона, и горело оно, и горел и сам дух.
— Ибо, — рек отец наш Видикон, — воистину был он лишь отражением.
Так, завывая и вопя, расползался и распадался дух, и догорел он, и не стало его.
— Значит, в основе своей был он не чем иным, как голограммою, — протянул отец наш Видикон задумчиво, — а что зеркалами создано, ими же может быть и уничтожено.
Положил он зеркало, духа поглотившее, осторожно на землю вниз и, руки на груди сложивши, вскинул глаза свои к небу.
— Господь всемилостивый, возношу я Тебе хвалы свои, ибо Ты и во второй раз спас от гибели слугу Твоего недостойного! Молю Тебя лишь о том, чтобы не оставил Ты меня Своей милостью и ниспослал мне силы духа и смирения, без которых не смогу я выстоять против врагов, на коих Ты посылаешь меня.
Замигало зеркало, блеснуло и исчезло в единый миг.
Взглянул отец наш Видикон на место, где только что было оно, и выдохнул:
— Благодарю Тебя, Господи, что услышал меня. Сохрани же меня, молю Тебя, от всех опасностей, что грозят мне.
Так сказавши, осенил он себя крестным знамением, и поднялся он, и зашагал дальше во чрево адово.
Долго, долго шагал святой праведный Видикон по коридору кроваво-алому, и одолела его усталость; но услышал он позади рев оглушительный, и все выше и громче становился он, как будто близился. Оглянулся отец Видикон и увидел аэроплан приближающийся, и пропеллер на носу у него пятном казался смазанным. И изумился отец Видикон, как такой крупный объект может передвигаться в таком пространстве ограниченном, но понял он, что была то модель. А потом понял, что несется она прямо на него, да точно так, как будто кто-то в него целился.
— Ложись! — вскричал отец наш Видикон, и бросился он на пол, и прикрыл руками голову. С ревом промчался над ним аэроплан, и приподнялся тогда отец Видикон, и услышал, что завертелся пропеллер медленней, а самолет снизился, и коснулись шасси его пульсирующей земли, и покатился он, замедляясь, пока не остановился совсем.
Изумленно взирал на него отец Видикон, потом нахмурился; слишком уж странным, слишком уместным показалось ему совпадение, что явил себя самолет в тот самый миг, когда усталость одолела его. Но слишком уж большим искушением был для него аппарат летательный; даже в смерти желание управлять им одолевало его; и направил отец Видикон к самолету стопы свои, и очутился рядом с фюзеляжем размером не больше роста его, с открытой кабиной, в которую мог он втиснуться — так и сделал он.
И заработал пропеллер в тот же самый миг, превратился в расплывчатый диск в секунду единую, и накренился аэроплан вперед, подпрыгнул и побежал, и взмыл в воздух, и помчался в глубь зева темнеющего. Святой Видикон, не понаслышке с авариями знакомый, поискал ремень безопасности, но не нашел его, и содрогнулся от дурного предчувствия. Может, появление аэроплана было чистой случайностью, а отсутствие ремня безопасности — простым совпадением, но собрался он с духом и приготовился к третьей неприятности.
И точно: закашлял двигатель, затрещал и заглох, и с ужасом смотрел отец Видикон на пропеллер, который сначала замедлился, а потом и остановился совсем. Подстегнутый неудачей, схватился он за штурвал, поставил ноги свои на педали управления, и взглянул он на датчики. Нет, топлива в баках оставалось в изобилии, значит, все дело в неисправности.
В изобилии! Накренился вниз аэроплан, помчался к полу гнусному, студенистому. Потянул за штурвал отец наш Видикон, и нос снова вверх пошел. Вспомнил отец Видикон ту малость, что в книгах об этом читал, и выпустил он закрылки, чтобы нос самолета вверх смотрел, пока самолет снижается. И ударился он о мясистый пол с такой силою, как будто то был асфальт; и подскочил он, и снова ударился, и снова подскочил, и так, подскакивая, затормозил и остановился совсем.