Когда дождь не слишком силён, то с корабельной верфи всю неделю с утра до вечера слышатся звучные удары молота по гвоздям и болтам; это — единственный звук во всём городе, — его слышно везде, в каждом доме.

Это маленькое, мирное местечко, спокойный, консервативный уголок с семействами капитанов, водочным заводом и церковью. Ночным сторожам здесь мало дела; о драках и ночных скандалах слышно так редко, что этому удивляются все приезжие, и если какой-нибудь моряк или бродяга-подмастерье так разойдётся, что затянет песню или громко выругается, то тишина самого города быстро заглушает его голос. И ночные сторожа спокойно бредут дальше и не поворачивают головы, — в этом не оказывается надобности.

Ночью в городе спят, никто не бодрствует и не шляется по улицам. Вечером оба сторожа встречаются на рынке макрели: это их обычный начальный пункт. Они здороваются, некоторое время ходят взад и вперёд, ненадолго присаживаются, немножко дремлют, немножко покуривают, опять ходят взад и вперёд, — и так проходит ночь. Они знают каждого, и каждый знает их. Если кто-нибудь из аристократии городка как-нибудь вечером позже обыкновенного идёт по улице, то сторожа всегда знают, что это идут с крестин или были где-нибудь в гостях.

Когда же случается, что мимо них в тишине и темноте ночи проезжает почтовая двуколка с женщиной в капоре и мужчиной сзади, сторожа тоже знают, в чём тут дело. Тогда их головы сближаются, они перешептываются, качают головой, точно сплетничающие за кофе женщины, и до тонкости понимают друг друга. Ровно в шесть часов каждый возвращается своей дорогой домой, и в тех домах, где уже встали с постелей, распространяется новость, что два часа тому назад проехала по городу акушерка, и что у жены капитана Габриельсена родился ребёнок.

Есть в городке также двое хромых портных, один нищий, отдел армии спасения, пароходная пристань, таможня и сберегательная касса. Всё это есть налицо. В центре города имеется «Собрание», Атенеум и местный клуб, где собираются отцы города и читают «Новейшие Известия» и «Утренний Листок». Здесь не любят читать до пресыщения, до усталости, и местный книжный торговец торгует всевозможными товарами, начиная от гребешков и плиток шоколада и кончая учебниками и сборниками проповедей.

Есть в городе один человек, который, говорят, от доски до доски прочитал всего «Педера Паарса», но этому человеку не повезло в жизни: он остался старым холостяком, превратился в бездельника, и к тому же он со странностями. Это Теннес Олай.

Никто не знает, чем живёт Теннес Олай, но в обеденные часы его никогда не встречают на улице: очевидно, он имеет всё-таки что поесть в своей ветхой избёнке, где он лето и зиму живёт совершенно один, всеми покинутый.

Маленький человек с красновато-рыжими волосами и бородой, он не бросается в глаза своей наружностью; в последнее время он начал, впрочем, округляться в теле. Но во всём, что он делает, он сохраняет спокойствие и рассудительность и при этом чуть-чуть наклоняет голову набок, что происходит от его начитанности и осмотрительного нрава. Так как его знает весь город, то он считает своим долгом раскланиваться со всеми; большинство отвечает на его поклоны поклонами же, один только консул ограничивается тем, что прикладывает к своей шляпе указательный палец.

У маленьких людей этот Теннес Олай пользуется, впрочем, известным уважением. Простые рыбаки и рабочие в гавани считают для себя особенной честью называть его своим товарищем и единомышленником; Теннес Олай, по их мнению, зарабатывает свой хлеб каким-то таинственным путём, пользуясь при этом только своей головой; они считают его чем-то вроде дьявола. Его никогда не видишь на подённой работе, а он всё же живёт и благоденствует.

Но Теннес Олай вовсе не дьявол в этом отношении.

Единственно, что он, пожалуй, и сам признал бы за собой, это его привычка днём и ночью, в один и тот же час, ходить по всему городу…

Когда жители, просыпаясь утром, не слышат на верфи единственного в городе шума, а на улице нет дождя, то все уже знают, что неделя прошла, что наступило воскресенье. Тогда жители города в полном наряде отправляются в церковь.

Дорога в церковь песчаная, истоптанная и идёт вверх по холму. Множество ног истоптало её. Тяжёлые пятки моряков превратили маленькие камешки дороги в песок. И этот песок при лёгком движении ветра кружится по сторонам. Но жена капитана Андерсена, особа со средствами, остаётся верна моде своей юности и до сих пор ещё носит платья со шлейфом; легко можно себе представить, сколько пыли она подымает, когда идёт в церковь. И за это многие проклинают её.

Идут туда молодые барышни в светлых платьях и замужние дамы в тёмных. Идёт также Йенсен, который служит у купца Берга, и аптекарь, и Ольсен из таможни. Идёт и фотограф Росен, у которого только одна нога, он за всю свою жизнь не сумел как следует устроиться. Но всех их затмевает консул, когда он отправляется в церковь. В его волосах ещё нет седины, и он не преминет всегда вколоть себе цветок в петличку, хотя этот хоть куда мужчина уже отец трёх взрослых детей.

Капитаны собираются все вместе и идут одной группой, — те, которые только что вернулись из плавания, и те, что уже навсегда простились с морем. Они загорелы, толсты, их лица в морщинах и походка их тяжела, точно у ломовых лошадей, но их беседа весела и лица беззаботны.

Потом наступает полдень.

Один корабельщик приглашает своего бравого товарища погулять на пристани перед зданием таможни. Постепенно здесь собираются все. Одна кучка образуется за другой, тает, образуется снова; все переходят от одной к другой и мирно болтают. В беседе сразу выплывает макрель, предмет местной торговли: свежая макрель и солёная макрель, копчёная макрель и маринованная макрель. Беседа о макрели считается особенно удавшейся, если её удаётся окончить к шести часам вечера, но если к этому времени собеседники ни к какому определённому заключению не успевают прийти, то беседу всё равно обрывают. Сигналом к этому служит свисток с парохода во фьорде, и с этого момента никто уже не произносит слова «макрель».

К городу, сильно покачиваясь, подходит почтовое судно. Тогда все бросаются вниз к пароходной пристани: шесть часов — это важный момент в жизни города.

Туда ковыляют люди на костылях, и людей в креслах с колёсами привозят туда к тому времени, когда подходит почтовый пароход. Четыре человека готовятся принять канат; полдюжины молодых женщин собрались вместе, чтобы опустить одно письмо в почтовый ящик на пароходе. Несколько женщин, жёны шкиперов, пришли узнать, не приехал ли с пароходом какой-нибудь заезжий купец или бродячий подмастерье. Тут же и армия спасения со своим красным цветом, воинственными призывами и плакатами; они суют всем в руки листок с надписью: «Большое собрание с молитвами и пением гимнов в 1/2 7-го. Т. Ольсен младший. А.С. Ториссен старший. NB. Будь готов предстать перед Господом».

Раздаётся первый звонок и очень скоро после него второй. Запоздавшая дама тоже жаждет посмотреть и, запыхавшись, бежит вдоль пристани, поддерживая платье обеими руками.

— Вы тоже едете? — спрашивает её стоящий на бугшприте судна штурман.

— Нет, — отвечает она, с трудом переводя дух.

Ей только хочется присутствовать при торжестве, как присутствуют другие. И она, к счастью, попадает ещё вовремя, чтобы видеть выгрузку двух бочонков пива для гостиницы.

Потом раздаётся третий звонок, сходни снимаются, и машина начинает работать.

Тогда толпа устремляется назад; обряд личного присутствования окончен, и все рассеиваются в разные стороны по городу. Те же, которые особенно заинтересованы, следуют за почтовым ящиком; это молодые дамы, ожидающие писем, и мужчины, получающие «Западную Газету». И через час, полный напряжённости и тревоги, надежд и желаний, каждый получит, наконец, в руки предназначенные для него новости. Тогда и эти заинтересованные расходятся по домам.