СМУРЬ ЗИМНЯЯ
На меня такая смурь1 напала,
хоть веревку мыль.
Такое пробуждение отвратительно благоразумному человеку. Когда тупо раскалывается голова, во рту во всю бунтует распухший язык, внутренности бьются в агонии, да вдобавок злыми иглами жалит правая нога, которую непонятно как умудрился отлежать за ночь. Мысли – те вообще как чугунные гири. Нет никакой утончённости.
Я с трудом приподнялся, с натугой приоткрыл разбегающиеся глаза. Попытался осмотреться. Какое-то хмурое марево стоит в совершенно незнакомой квартире. Вокруг обстановочка времён активного Брежнева. Заполированная стенка под потолок. В неё почти упирается раздвинутый стол со сползшей скатертью. Стол завален грязными тарелками, хрустальными рюмками, фужерами, стаканами и пустыми бутылками. Обляпанные салатницы, и как апофеоз – на самом краю гордым флагманом возвышается полупустая трёхлитровая банка домашних огурцов с начинающими тонуть разномастными окурками. Застонав, я перевёл глаза на здоровенный настенный ковёр исключительно химической расцветки. В глазах зарябило, а ломанные линии зашевелились. От греха подальше стал оглядывать себя, с трудом поворачивая затёкшую шею.
Моё тело безвольно раскинулось наискось разложенного, но не застеленного, давно и солидно продавленного дивана. А вот к моей ноге, как к подушке, приткнулось калачиком нечто женское, судя по прилично выпирающей округлой корме, но совершенно таинственного возраста. Я повнимательнее присмотрелся, но вроде никаких отличительных черт, среди спутанных прядей, вот так с ходу не обнаружил. Позитива, впрочем, это ничуть не добавило.
– Жизнь всё расставляет по своим местам… только меня туда ещё и глубоко засовывает! – мрачно, но очень тихо сообщил я в прокуренный сумрак комнаты. Не хватало ещё разбудить это чудо-чудное для диво-дивных выяснений. То, что она сейчас полностью одета никак не гарантирует моего ночного алиби. Надо делать ноги. И очень срочно. Отпраздновали Новый год, пора и честь знать. По личному опыту не раз проверено, что уйти по-английски не всегда успеваешь. Тут надо собрать все силы в кулак, чтобы потом не было мучительно больно от несвоевременно вернувшихся родственников. Сначала сильно удивлённых, а потом быстро впадающих в недоброе. Такое вот у нас наследство от домостроя ветхозаветного. До сих пор одиночкам никаких послаблений.
Так, а что со мной? Вроде без травм и увечий, рубашка на месте, джемпер не особо измят, даже джинсы застёгнуты на все пуговицы. Только нет одного носка. Причём правого. Я очень осторожно пошевелил оголёнными пальцами ноги. Прислушался к ощущениям. Вроде все на месте. Может меня эта незнакомка раздевать меня начала, да не рассчитала сил – только на один носок хватило? Сведя руки ковшиком, я аккуратно приподнял её голову и, изогнувшись по мере возможности, вгляделся в слегка смазанную боевую раскраску. Убей не помню кто такая, как зовут, и не уверен, что вчера я её вообще видел. Надеюсь, что не местная и никто её сейчас не будет ретиво искать с полицией. Запаришься потом отпираться от разных гнусных подозрений. Эти в слово джентльмена не поверят.
С трудом сдвинул в сторону свою задеревеневшую ногу и медленно опустил упрямо сопящую головку на освободившееся место. Заодно и свой бежевый носок обнаружил, комком прилипший к её подбородку. Обслюнявленный, но уже подсохший, с яркими вкраплениями бордовой губной помады. Стирать она его задумала, что ли? Или художница новомодная? Аккуратно отодрал носок, пока намертво не приклеился и не стал очередной инсталляцией.
– Не в то творчество силы вложила, декораторша, – укоризненно шепнул я ей в затылок, – Так и до извращений докатиться осталось. Хотя, может ты и права. Не бери под голову, бери в рот – легче выплёвывать будет. И к славе ближе.
Я с натугой натянул скукоженный носок и, слегка подволакивая ногу, стал пробираться к самому необходимому мне сейчас месту, пытаясь осторожно ступать по скрипучим паркетинам. Со второго шага даже перестал выдыхать, чтобы своими миазмами не спугнуть это сонное царство. Мне ещё только в очереди у туалета не хватало страдать. Но весь мой хитрый заход пшикнул чрезвычайно печальным итогом. За дверью совмещённой «гаванны» открылась непреодолимая полоса плохо переваренных салатов, мощно сдобренных закисшим алкоголем и вообще чем-то невообразимым. Всё это безобразие обильно покрывало не только пол, ванну, но и нижнюю часть кафельных стен. Переполненный унитаз аж на скупую слезу прошиб. В носках точно не подобраться. Тут полный комплект химзащиты нужен. Радует, что хоть догадались дверь прикрыть. Сердобольные всё же у нас люди. Их только сантехника иногда подводит.
– И здесь попал, – констатировал я слишком очевидное и грустно поплёлся на кухню. При этом в голове крутилось чьё-то спорное утверждение: «Сами по себе свиньи – довольно милые и полезные животные».
Стараясь не захлебнуться, жадно осушил две кружки красноватой воды из-под крана, с трудом отдышался и понял, что вот теперь начался обратный отсчёт до новой катастрофы. Бодун временно отступил, а вот мочевой пузырь, зараза такая подлая, получив подкрепление, точно готовится с боем пробиваться сквозь джинсы. Пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу в целях безопасности и перейти на осторожную кавалерийскую походку матёрого сапёра.
Найдя среди завалов свои куртку, зимнюю фуражку и ботинки я медленно, стараясь не особо отклоняться от вертикали, стал кое-как облачаться. Убил жизненно важные пять минут на попадание в ботинки, при этом почти изобразил перевёрнутый маятник Фуко. Осталось напоследок злобно хлопнуть дверью, но тут внезапно проклюнулись жалкие остатки совести. Надо Моню поискать и выяснить в каком он сейчас состоянии. Это всё же была его «блестящая» идея устроить празднование Нового года «вслепую».
Я вздохнул, собираясь с силами, и мысленно перебрал сохранившиеся в памяти обрывки вчерашнего дня.
Ближе к вечеру выяснилось, что давным-давно запланированное высококультурное мероприятие-празднование «стань моржом – помрёшь здоровым» на загородной даче с сауной и шашлыками, откладывается на неопределённый срок, в связи с так неудачно загрипповавшими хозяевами. Навязываться к кому-то другому в гости уже было откровенно в лом, да и никаких дополнительных подарков я на такой случай с собой не захватил. Может и были варианты провернуть халявный «и тут нагрянул еврей с тортиком», но о том, чтобы выползти за реквизитом на такую грязную и мокрую улицу, было даже противно представить. Я плюнул, расслабился, закинул на антресоли треух, трофейные валенки с телогрейкой и решил цивилизованно отмучить эту шумную ночь в одиночестве – под праздничные потуги всё никак не затухающих, но крепко заматеревших телевизионных звёздунов, звездуниц и даже отдельных качественно отрихтованных звездунищ.
Только я настроился на предпраздничную волну и отхлебнул первый ознакомительный глоточек недурственного односолодового вискаря2, как телефон взвыл дурным лепсовским надрывом: «Только рюмка водки на столе…». У меня под эту кабацкую непотребность собраны исключительно те, кому лучше вообще никогда не отвечать. Себе дороже. Ибо потом печень с селезёнкой долго обижаются и сильно грубят. Но тут вроде праздник и люди могут сподобиться чего-нибудь доброго сказать или пожелать хорошего. А ласковое слово если не обрадует, то немного отвлечёт.
– Слышь, едкий перец, это Моня, – раздался жизнерадостный голос моего старого студенческого приятеля Вовки Неруса. Он хихикнул и забасил как заправский Дед Мороз, – Кто в гостях сейчас у нас? То чухона-контрабас3! Сколько лет, сколько зим был в Россию не ввозим!
