– Он, кстати, очень самостоятельно тогда мыслил, – вставил Григорий Иванович. – Да ты его помнишь, Витя, – обратился он к деду. – Он еще…
– Помню-помню, – дед подмигнул Сергею и шумно потребовал. – Ты лучше блюдо покажи.
Блюдо пошло по кругу, и Сергей вздохнул с облегчением. Он еле досидел до конца вечера, боясь новых воспоминаний. Разговор, к счастью, уже перекинулся на другое время – Олино школьное прошлое, относительно недавнее. Оля вспоминала, как их учительница по рисованию стала расспрашивать детей в пятом классе про любимых художников.
– А мы с папой незадолго до этого как раз альбомы с репродукциями рассматривали, – вспоминала Ольга. – И мне там запомнились картины Николая Ге. Да и фамилия понравилась. Вот я и сказала, что мой любимый художник – это Ге.
Учительница очень оскорбилась. Она стала кричать, что «такого художника не бывает».
– Прямо так и сказала: «Не бывает такого художника – Ге», – смеялась Ольга. – А еще она усмотрела в фамилии личный, обидный для нее намек и поставила мне в дневник «кол» за поведение. И классной руководительнице нажаловалась. Потом они вместе на меня кричали, что я грубая и дерзкая – такую гадкую фамилию придумала. Пришлось папе на следующий день брать альбомы и идти в школу, вести просветительскую работу среди учителей.
– Ну и что? – заинтересовалась Елена Валентиновна. – А они что?
– Им неловко было, конечно, – смущенно улыбнулся Григорий Иванович. – Но «кол» не исправили.
Домой шли пешком. Родители восторгались вечером у Кирюшиных, а Сергей печалился о том, как он дальше будет с ними общаться. Придется Барсову либо самому с ними объясняться, либо затевать новый эксперимент – по стиранию памяти при проникновении в прошлое.
Пред светлые очи Барсова он явился ровно в одиннадцать и тут же поделился своими опасениями.
– И блюдо у них вдруг появилось. А они говорят, что с пятьдесят третьего, – сбивчиво говорил он, – когда я им это блюдо только позавчера, то есть поза позавчера оставил. Хорошо еще, что пока они в меня не всматриваются. А если они вдруг сообразят, что я и их сосед – один и тот же человек, да еще вспомнят, что компьютеры я им тогда показывал. Ой-ей-ей! – схватился он за голову. – Маргарита Николаевна же говорила, что им стало вспоминаться, что они компьютеры еще в деревянном бараке видели! С их впечатлительностью они…
– Да, – опечалился Барсов. – Таких реакций никто не предвидел. Конечно, – приосанился он, – мы же – первые. Пионеры, можно сказать. Первопроходцы. Мы – прямо в неизвестность…
– Я в курсе, – невежливо перебил его Сергей. – От Кирюшиных-то мне теперь всю жизнь прятаться?
– Я к тому, – пояснил Барсов, – что последствия были непредсказуемы. А теперь – ты туда отправляйся, а я тут с ними сам разберусь. Мы входим в следующую стадию эксперимента.
Сергей сник. Следующая стадия эксперимента, насколько он знал, была намного сложнее. И опасней.
Очередной проверяющий, жаждущий разобраться с американскими шпионами вообще и с Бахметьевым в частности, уже прибыл в Средневолжск.
– Нечего ему давать прохлаждаться, – кратко изложил суть дела Андрей. – Чего он там зря в гостинице просиживает?
– Андрей, не мельтеши, строго сказал Анатолий Васильевич и усадил Сергея за стол.
Прибывший в Средневолжск полковник Иванов вовсе не считал, что он просиживает в гостинице зря. Наоборот, как ему казалось, он затеял умную и тонкую игру с администраторшей и горничными, задавая им наводящие вопросы, отвечая на которые, любой будет выведен на чистую воду. Потому что эти вопросы были продуманной системой, призванной тут же обнаруживать противоречия, так как были составлены им самим при помощи некоторых шпионских книг.
– Что за идиот, – удивлялись горничные, жалуясь двум соглядатаям из местных органов, которых полковник Иванов оставил на десерт. – И вот долдонит про одно и то же. Не останавливались ли иностранцы, или люди с иностранным акцентом, или необычно одетые. Или, может быть, у кого-то из постояльцев горничные видели иностранные купюры в кошельке.
Горничные возмущались и заявляли, что по кошелькам не лазят. И расплатиться никто иностранными деньгами не предлагал. Поросенком старая крестьянка предлагала расплатиться, а больше никакой валюты в городе Средневолжске замечено не было.
– Та шо вы маетесь, – сердобольно сказала горничная Олеся. – Сказано вам – не было никакой иностранщины тут, и все. А то вы меня одно и то же уже по третьему разу спрашиваете. Може, вам водочки налить? А то умаялись, видать, совсем.
Слегка смущенный Иванов отошел от проницательной хохлушки и обрушил свою систему на официантов. Те знали его вопросы уже наизусть.
– Иностранцев, людей в странной одежде, с валютой и акцентом не видели, откуда они в Средневолжске возьмутся? И вопросов подозрительных никто не задавал.
Из этого Иванов сделал только один справедливый вывод. Система подвести его не могла, это ясно. Следовательно, шпионы очень хорошо маскировались. Или были завербованными средневолжцами. Как Бахметьев. И Иванов решил ждать, когда в квартире Бахметьева сработает засада.
Долго ждать ему не пришлось. Нет, засада не сработала, поскольку Сергей Бахметьев сейчас изо всех сил флиртовал с Катюшей в лаборатории. Но зато в номере зазвонил телефон, и некто голосом пославшего его генерала велел:
– Доложите о результатах, товарищ полковник.
Товарищ полковник поведал о том, что результатов пока нет, но вот засада…
– Вы что, неделю собираетесь ждать? – недовольно перебили
его. – На засаду он полагается, понимаете ли! Остается только девочек в номер позвать! Безобразие! Вы, товарищ полковник, ножками побегайте, в институт сходите, с соседями побеседуете.
– Вроде, похоже получилось, – сказал довольный Яблонский, кладя трубку.
Расстроенный Иванов, который как раз приглядел себе хорошенькую хохлушку Олесю, вышел на улицу. Он успел пройти до площади имени Ленина, когда увидел невероятную, блестящую, огромную машину. Полковник сделал стойку и уже готов был бежать за ней пешком. Потому что он сразу понял, что машина нехорошая. Не советская это машина. Поэтому, когда стало ясно, что машина подъезжает к нему, полковник пожалел, что не переоделся в штатское, и поспешно положил руку на кобуру.
Сергей смотрел на полковника и ухмылялся. Тот вышагивал по площади, высоко поднимая ноги и выбрасывая их вперед. Иногда он резко дергал шеей, делая сходство с гусем совершенно законченным. Сейчас, когда Сергей подъехал к нему на своем «лендровере», Иванов засуетился. Сергей увидел кобуру, а на ней ладонь полковника, и это ему совсем не понравилось. Надеясь, что Андрей не ошибался, когда говорил, что шлепнуть он его не сможет по той причине, что Бахметьев ему нужен живым, он радостно сказал:
– Здравия желаю, товарищ полковник.
– Здравствуйте, – несколько неуверенно произнес Иванов.
– Я вас слушаю, – все так же радостно продолжал Сергей.
Иванов немного пожевал губами. У него проскользнуло подозрение, что он чего-то не понимает.
– А что такое? – удивился он.
– Ну, вы же со мной приехали познакомиться.
Иванов спохватился, что у него была фотография, которую он тщательно не изучил. Потому что обычно разыскиваемые преступники не представлялись ему прямо на улице. Почему-то надеясь, что это не Бахметьев, он решил уточнить.
– А кто вы, собственно, такой?
Сергей покачал головой.
– Товарищ полковник. Боюсь, вы никогда не станете генералом. Моя фотография лежит у вас в правом нагрудном кармане кителя.
– Вы – Бахметьев? – упавшим голосом спросил полковник Иванов, решительно не представляя, что теперь делать. Не стрелять же в него на площади, в конце концов. Да и попробуй застрели. Самого за это под расстрел подведут. Скажут, что сам шпион, убрал свидетеля. И дело с концом.
Сергей кивнул головой и распахнул дверцу машины.
– Садитесь.
Иванов похолодел. Перед его мысленным взором промелькнула вся его не слишком разнообразная жизнь.