Оказавшись на воле, Сергей зажмурился – он никогда раньше не видел столько света – и с наслаждением вдохнул свежий, напоенный незнакомыми ароматами воздух.
Когда он открыл глаза, он увидел поляну, окруженную зарослями, а на поляне – маленькие «форды» образца пятидесятых.
– Якши! Белль! Зер гут! – довольным голосом сказал он и залез в гостеприимно распахнувшую дверцы машину.
Через час обалдевший шофер подрулил к зданию университета.
Найденных в пирамиде людей со всем почетом устроили в лучших комнатах университетского общежития, приставив к ним в качестве обслуги двух любопытных студентов. Правда, им забыли прислать поесть, видимо, решив, что раз уж они обходились без еды семь тысяч лет, то она им вообще не нужна.
Сергей подошел к окну. С третьего этажа открывался прелестный вид на город с небольшими мазаными домами и восточным базаром неподалеку от общежития.
Хафез с Омаром между тем, не жалея ног, извещали ученое сообщество о сделанных ими находках и о доставленном, невзирая на трудности и опасности, земном воплощении скифско-африканского фараона. Правда, фараона из-под самого его носа чуть не умыкнул московский шпион. «Красная рука Москвы», – вздохнул Хафез.
Зачем Москве понадобился их фараон, египетским профессорам было не совсем ясно, но про «руку Москвы» они прекрасно поняли.
Никогда еще в провинциальном египетском университете не было так оживленно. Весь ученый и неученый состав собрался в единственном большом помещении, предназначенном для лекций. Что делать с фараоном, никто себе не представлял, но всем хотелось на него посмотреть.
Решив, что фараона надо встречать почтительно, они приготовили для него кресло, притащенное из ректорского кабинета, и поставили на стол наскоро собранное угощение. Сам глава городской администрации скромно приготовил для себя стул. Изнывавшего от скуки и голода Сергея, который не выпускал из рук золотой жезл, доставили туда со всеми возможными почестями и усадили в кресло, почтительно кланяясь. Скворцова в кресло не посадили, посмотрели на него хмуро и пристроили в углу, далеко от еды. «Так тебе и надо, – злорадно подумал Сергей. – И так весь пакет сожрал».
Сергей примерился к самому спелому банану и взял его с большого блюда. Ученое сообщество зашевелилось, достало блокноты и, замерев, наблюдало, как Сергей его чистит. Не обращая внимания, что как минимум шестьдесят человек смотрят ему в рот, он с наслаждением откусил большой кусок.
– Он ест! – благоговейно пронеслось по залу, и все шестьдесят человек застрочили авторучками в блокнотах.
Хафез тем временем рассказывал, при каких обстоятельствах был найден прародитель, поедающий сейчас банан. Прародитель дремал в кресле, наслаждаясь едой, и покачивал головой.
К тому времени как Хафез закончил говорить, Сергей успел съесть пару лепешек и повелительно ткнул в его сторону жезлом.
– Каля-баля! – важно сказал он. – Бай-бай! И мыться! – он изобразил жестами, что хочет спать.
– Он говорит! – снова прошелестело в зале, и перья опять забегали по блокнотам.
Глава городской администрации решил, что дальше он единолично будет общаться с фараоном, который выглядел вполне благодушным, особенно когда поел. Он сказал, что, не желая отягчать расходами городскую казну, решил поселить высокого гостя у себя дома. При этом он поглядывал на золотой жезл и прикидывал, много ли золота осталось у фараона. Обрадованные ученые мужи, которые решительно не знали, как вести себя с прародителем, согласились.
На следующий день было решено повезти его в окрестности Каира, показать ему усыпальницы его потомков. Скворцова же, которого за покушение на фараона следовало бы просто зарезать, отвели в полицию. С Москвой в то время у Египта как раз налаживались неплохие отношения, поэтому решено было их не портить, а Скворцова отправить домой с ближайшим самолетом.
XXVI
Самолет приземлился в Москве ровно в полдень. К удивлению Скворцова, его встречали хмурые люди в погонах, которые, вместо того чтобы поздравить со спасением, увезли его в Управление и стали задавать неприятные вопросы. У них были основания быть хмурыми. Потому что в египетских газетах появилась фотография Скворцова на фоне какого-то культового сооружения вместе со статьей под названием «Красная рука Москвы посягает на святыни».
– Как вы оказались в Египте? Что вы делали в пирамиде? Зачем вы хотели похитить фараона?
Скворцов все валил на Бахметьева и кричал, что его надо расстрелять, потому что из-за него он чуть не умер голодной смертью, замурованный в пирамиде. На вопрос, какого черта ему понадобилось в Египте без документов и как он смог туда проникнуть, минуя все таможенные барьеры, Скворцов ответить не мог, а только заикался и просил есть.
– А чем там занимается Бахметьев? – спросили его.
– Он – самозванец. В данный момент он работает фараоном, но все врет, – без запинки ответил Скворцов и этим спас себя от расстрела, потому что его тут же признали душевнобольным, жертвой международного шпионажа и отправили в больницу подлечиться.
Что касается прародителя-самозванца, то на следующий день его действительно повезли смотреть пирамиды и жестами попытались объяснить, что всем великим мужам, покоящимся в них, он дал свое божественное семя. Слово «Хеопс», произнесенное с большим чувством, сопровождалось многочисленными тычками и жестами в его сторону. Прародитель понял, что ему приписывается незаслуженное авторство, пустил слезу и погладил пирамиду, растроганно приговаривая: «Хеопсик, дорогой!»
Выдержав торжественную паузу, свита усадила прародителя в машину и отправила его домой.
У главы администрации, Мурада, была дочь на выданье – сухощавая девица с выпирающими коленками и локтями, которая называла себя стройной. Впрочем, полной ее назвать действительно было никак нельзя. Она накрыла на стол во дворе, красиво разложив на блюде фрукты. Увидев их, Сергей разочарованно поморщился, – питаться второй день фруктами, как он их ни любил, было грустно. Однако стройная Будур вынесла из дома дымящуюся баранину, и он просветлел.
Мурад решил поучить прародителя современному арабскому.
– Баран! – ткнул он пальцем с блюдо. – Ме-е-е.
– Ме-е-е, – послушно повторил прародитель, радостно сверкнул глазами и впился в мясо зубами.
Будур плотоядно взглянула на прародителя. Разморившись от жары, он последовал примеру Мурада и снял с себя рубашку, оставшись только в синих фараонских штанах в обтяжку. Для своего семитысячелетнего возраста он изумительно сохранился. Правда, животик несколько полноват, но зато плечи – широки и мускулисты, грудь – волосата, а улыбка – ослепительна.
Будур взяла блюдо с фруктами и вручила его прародителю.
– Ба-нан! – нежно произнесла она, касаясь желтого плода пальчиками такого же цвета.
– Ба... – начал Сергей, тоскуя, как вдруг замер. Он почувствовал знакомое головокружение! Сработало! Его нашли!
Он радостно зажмурился.
Мурад со стройной Будур застыли на месте, увидев, что прародитель – вполне телесный, обладающий отменным аппетитом, – вдруг растаял в воздухе. Боковым зрением Мурад увидел заглядывающего через калитку Хафеза, который стоял там как громом пораженный.
– О, великое чудо, – пробормотал Хафез и упал в обморок.
Когда он очнулся, он робко поинтересовался у главы администрации про жезл и головной убор, но Мурад уверил его, что великий прародитель исчез вместе с ними. Придя в себя после шока, он даже обиделся на прародителя. Так хорошо сидели, интересно беседовали – и вдруг на тебе, исчез, не прощаясь.
Впоследствии Хафез прослыл великим лингвистом, начав восстанавливать древний язык африканской ветви скифов. Скифские заклинания «Опа-на» и «Скворцов» обошли все газеты просвещенного арабского мира и сделали его знаменитым.
Головокружение у Сергея прошло, и он почувствовал, что ему немного прохладно.
– Ура! – крикнул он и открыл глаза.
Он находился на городской улице, сидя на вычурном арабском стуле и прижимая к груди блюдо с экзотическими фруктами. Деревянные дома за заборами были окружены кустами сирени, которая почти распустилась. По деревянным тротуарам гуляли местные барышни в резиновых ботиках, хотя тротуары находились высоко над землей и были недоступны для весенней грязи. Они недоуменно смотрели на по пояс голого Сергея, который вместе со стулом оказался посреди улицы, на самой середине раскисшей весенней лужи, с надкушенным манго в руке.
